Бэт на передней скамье плачет громко, навзрыд. Кожа уже саднит от слез, которые все льются и льются, как из бездонного источника. Нет в этом никакого исцеления. Нет очищения. Только жуткое, осеняющее понимание того, что она снова не готова попрощаться с Дэнни – совсем как тогда, когда увидела его в то утро на пляже. И не будет готова к этому никогда. Карен Уайт прихлебывает белое вино из пластикового стаканчика, поглядывая по сторонам. Марк и Бэт устроили грандиозные поминки в честь Дэнни. Помимо беседки на заднем дворе, они распахнули ворота, и весь прием гостей выплеснулся на спортивную площадку. Повсюду без присмотра бегает детвора, что дает Карен представление о том, как выглядел Бродчёрч до этого убийства. Такое впечатление, что какой-то таинственный Пайд Пайпер вернул городу всех его детей. Всех – кроме одного. Карен промокает мокрые глаза бумажной салфеткой. Сегодня люди больше говорят о жизни Дэнни, чем о его смерти. Она чувствует, что теперь наконец-то узнает его поближе. В гостиной Марк и Найдж как загипнотизированные смотрят повторяющееся видео с Дэнни, играющим в футбол. – Ты ведь никогда не думал, что это я, дружище? – говорит Найдж. – Правда не думал? – Да как мне такое могло в голову прийти? – отвечает Марк, но слишком уж поспешно. Карен видит то, чего Найдж не улавливает. Разумеется, Марк подозревал Найджа, точно так же, как Бэт подозревала Марка, – словом, как все они подозревали каждого, за исключением Джо Миллера. Отсутствие Элли бросается в глаза. Журналисты в городе охотятся за ней, но пока что никому не удалось до нее добраться. Полиция спрятала ее очень надежно. Олли даже не хочет это обсуждать. Карен прекрасно знает, что Данверс тут же уволил бы ее, если бы узнал, что рыбка была у нее на крючке, а она сама ее отпустила. Но эта история ее не интересует. Она здесь ради Бэт, причем не для того, чтобы что-то получить, а чтобы продемонстрировать свою поддержку. Карен не хочет уходить, не сказав слов соболезнования, но Бэт стоит за блюдом с сосисками в тесте, улыбаясь слабой, блуждающей улыбкой, а люди ждут, чтобы поговорить с ней. Карен доливает себе в стакан – вино в бумажных пакетах уже начинает нагреваться – и останавливается возле беседки, где тихонько беседуют Олли и Мэгги, к которым уже вернулся нормальный цвет лица после всех слез, выплаканных в церкви. – Будет странно, если после всего этого ты вернешься к заметкам о собраниях приходского совета, – говорит Карен, обращаясь к Олли. Он неловко ерзает на месте. – Собственно говоря, мне предложили работать на «Геральд», – говорит он. Мэгги пытается скрыть свое разочарование за поздравлениями. Но Карен смягчать выражения не намерена. – Ты что, с ума сошел? – заявляет она. – Сколько ты будешь зарабатывать на том, чтобы переписывать чужие сюжеты? Десять тысяч в год? Если хочешь по-настоящему научиться ремеслу, оставайся лучше здесь. От Мэгги ты за неделю узнаешь больше, чем в «Геральд» за год. – Да я так и сказал Лену Данверсу! – ухмыляется Олли. – Мне это показалось неправильным. И я подумал, что поработаю еще немного тут. Мэгги в восторге обнимает Олли. Карен считает, что ей удалось увернуться от удара. Жизнь – штука долгая, и кто знает, пересекутся ли их дорожки в будущем, но сейчас она отнюдь не уверена, что их деловые отношения – не говоря уже о плотских – хорошо перенесут передислокацию в Лондон. Она снова прихлебывает из стаканчика и тут замечает того, кого ждала. Алек Харди находится в бессрочном отпуске в ожидании, пока полиция Уэссекса определится насчет его профессиональной судьбы. Жизнь с обилием свободного времени плохо влияет на него. Он выглядит немного здоровее – можно сказать, что теперь он стоит уже не на пороге смерти, а где-то у калитки ее сада, – однако в социальном плане явно испытывает большие проблемы. Он стоит в углу двора совсем один и ни с кем не общается. Он по-прежнему одет как детектив, в синий костюм с серым галстуком и, опять-таки как детектив, внимательно смотрит по сторонам, оглядывая присутствующих. Он ничего не может с собой поделать – и не потому, что его так учили, а потому, что не знает, как вести себя по-другому. Карен ловит себя на немыслимых ощущениях: ей его жалко! Впрочем, не настолько, чтобы упустить его с крючка. – Почему вы не отдали Сэндбрук мне? – Вы превратили мою жизнь в ад, – отвечает он. – Но ведь это вы не рассказали всю правду, – парирует она. – Я не мог. Вам нужны простые ответы, козлы отпущения и кровожадные монстры. В мире же много оттенков серого, а не только черное и белое. Карен сначала обижена, потом – сбита с толку. – Тогда почему вы намекнули мне насчет официального заявления? – Потому что вы сражались за семьи пострадавших в Сэндбруке, – говорит Харди. – Это был правильный поступок. Он ставит пустую чашку и идет поговорить с Питом. Карен решает закурить. Он всегда должен оставить последнее слово за собой. А ведь она еще с ним не закончила. – Карен! Возле нее стоит Бэт. Лицо ее начинает округляться и светиться, как бывает у беременных женщин, но вокруг глаз видны мелкие морщинки с высохшей солью от слез, которая делает их более заметными. Она одновременно выглядит и очень молодой, и очень постаревшей. – Вы ведь еще свяжетесь со мной, да? Карен хочется взвыть: как будто она может оставить брошенной хотя бы одну из этих несчастных семей! Она хочет обнять Бэт, но та выглядит такой хрупкой, что, кажется, от еще одного объятия может просто сломаться, поэтому Карен только берет ее за руку. – Конечно свяжусь, – говорит она. – Надеюсь, вы помните, что можете позвонить мне в любой момент, если вам что-нибудь будет нужно. Какой-нибудь совет или просто поговорить. Бэт кивает. Ей не нужно за это благодарить. – Придете сегодня вечером? Мы будем зажигать маяк для Дэнни. На глазах Карен вновь выступают слезы. – Приду обязательно. Солнце скрывается за крышей, и температура на улице сразу падает. Карен оглядывается по сторонам, ища глазами Алека Харди, но он уже ушел. Эпилог Ночь похорон Дэнни Латимера. Наступил отлив, пляж и камни залиты бледным лунным светом. Харди и Миллер, которых этим расследованием выбросило за борт, устало устроились у выложенной из галечника стены в дальнем конце набережной. Они сидят, скрестив на груди руки, на противоположных концах скамейки спиной к песку. – Что будете делать? – спрашивает он. – Уеду куда-нибудь, – говорит женщина, которая всю свою жизнь прожила в Бродчёрче. – Дам детям новый старт на новом месте. Как я могу теперь ходить по центральной улице? А что вы? Харди надувает впалые щеки. – Уволен. Комиссовали по состоянию здоровья. – Вы только гляньте на нас, – говорит Элли с кривой, невеселой улыбкой. – Просто Клуб Отставных Детективов какой-то. Они сидят рядом и смотрят в никуда. Вдруг одинокий золотистый огонек у них за спинами оживает и начинает медленно двигаться вдоль берега. Началось. На вершине скалы Харбор-Клифф находится старинный маяк – просто металлическая мачта. Это отголосок тех времен, когда зажигали огни, чтобы предупредить о приближении неприятеля. Вот уже долгое время он служит лишь ориентиром для пеших туристов и конструкцией для лазания для местной детворы, но сегодня вечером пустой металлический остов заполнен дровами и хворостом для растопки. Вокруг него собралась семья Дэнни – Марк с Бэт, Лиз с Хлоей, а также Дин, который держит в левой руке пылающий факел. Пол Коутс ведет на пляж Харбор-Клифф группу жителей Бродчёрча. Бекка Фишер, Найдж и Фэй Картер, Мэгги Радклифф и Лил, Карен Уайт, Олли Стивенс и Том Миллер – все они молча следуют по песку за голубоватым лучом фонарика Пола. Они собираются у пирамидального костра, сложенного в нескольких ярдах от того места, где было обнаружено тело Дэнни. Один за другим они суют в огонь пропитанные воском палки. Когда все факелы горят, Пол Коутс наводит электрический фонарь на вершину обрыва и подает знак Латимерам. Затем разворачивается и точно так же светит в другую сторону. – Не туда, – говорит Бекка Фишер, показывая в сторону скалы, где сейчас стоят Латимеры. – В первый раз было правильное направление. На лице Пола появляется загадочная улыбка. – Не торопитесь и все увидите, – говорит он. Внизу мигнул холодный огонек фонарика, и Дин передает горящий факел Марку, который осторожно касается им основания маяка. Семья, завороженная танцующими золотыми языками огня, слушает рычание и потрескивание разгорающегося пламени. Дым ест сухие глаза Бэт. Адреналиновое возбуждение сегодняшнего дня начинает спадать, и на его место медленно приходит усталое разочарование. Ощущение облегчения, которого она так хотела, остается неуловимым, а завтра страшит зияющей пустотой. Внизу на пляже каждую секунду вспыхивает новый факел – отсюда, с высоты все эти огоньки кажутся множеством зажженных спичек. Бэт прячет лицо на груди Марка, чувствуя, как она напряженно и часто вздымается под ее щекой. – Смотрите! – кричит Хлоя, указывая на другую сторону гавани. На противоположной скале тоже вспыхнул костер. Через несколько секунд – еще один, чуть дальше по берегу бухты. Потом еще один. Все эти маяки горят в честь Дэнни. Вся семья дружно, как один, поворачивается к каждому новому вспыхнувшему вдалеке огоньку. – Да они тут повсюду, – с благоговейным трепетом в голосе шепчет Лиз. – Как они узнали? Огни тем временем продолжают множиться. Сейчас их уже десятки. Насколько хватает глаз. На пристани одна от другой зажигаются свечи. Булавочные головки их белых огоньков отмечают собой бетонную дорожку, змейкой уходящую к морю. А в море на лодках зажигают огни рыбаки, и кажется, будто это звезды упали с неба в воду. Бэт медленно поворачивается, оглядывая грандиозное зрелище, которое устроили для них горожане. Вдруг, из ниоткуда, налетает порыв ветра, разнося в темноте каскад оранжевых искр. Когда все успокаивается, она видит Дэнни, стоящего на краю скалы. Они смотрят друг на друга сквозь завесу пламени. Дэнни улыбается в ответ на нервную улыбку Бэт, и возникает ощущение, будто в нее, успокаивая изнутри, вливается что-то сладкое, похожее на теплый мед. Бэт прищуривается, и Дэнни исчезает, прежде чем она успевает подбежать к нему. Но так и должно быть, все правильно. Теперь она это понимает. Фокус не в том, чтобы не отпустить Дэнни, а в том, чтобы он оставался с ней. Схватка не окончена, и она не позволит Джо Миллеру победить. Ее роль как матери еще не завершена. Некоторые огни нельзя загасить. Теперь ее мальчик будет сиять через нее. И он будет сиять. * * *