Над дверью, ведущей из фойе «Метронома» в офис, висели часы с хромированными стрелками и цифрами. По мере того как шло время, внимание собравшихся в той комнате все больше притягивалось к циферблату, так что когда в час ночи минутная стрелка перескочила на цифру четыре, это заметили все. Слабый вздох и унылое беспокойство на мгновение всколыхнули каждого. Оркестранты, пристроившиеся в углу фойе, подавленно сидели на золоченых стульях, принесенных из ресторана. Руки Сида Скелтона свисали между коленями, вяло постукивая друг о друга. Хэппи Харт развалился, вытянув ноги. Свет высветил пятна у него на штанах, где они лоснились от давления ног на нижнюю часть пианино. Четверо саксофонистов сидели, сдвинув головы, но уже некоторое время не разговаривали, и скорее инерция, чем интерес, удерживала их в позах заговорщиков. Худой контрабасист, уперев локти в колени, опустил голову на руки. В самой середине группки «Мальчиков» ерзал, зевал, проводил руками по лицу и лихорадочно кусал ногти Морри Морено. Неподалеку от музыкантов сбились в кучку четверо официантов и светооператор, которых только что закончили допрашивать – совершенно бесплодно. В противоположном конце фойе в креслах сидели леди Пастерн и ее гости. Из всех оставшихся она одна держалась прямо. Мышцы ее лица чуть обвисли, в проступившие морщины набилась пудра, под глазами залегли сероватые тени, но ее лодыжки и руки были сосредоточенно скрещены, а прическа – в незыблемом порядке. Справа и слева от нее девушки обмякли в креслах. Фелиситэ, курившая одну сигарету за другой, урывками возвращалась к насущным делам и часто доставала из сумочки зеркало, чтобы обиженно посмотреть на свое отражение и раздраженными жестами поправить помаду. Карлайл, как всегда поглощенная деталями, отмечала мелкие нервные жесты своих спутников через все сгущающуюся пелену сонливости и лишь вполуха слушала, что они говорили. Нед Мэнкс слушал внимательно, словно старался запомнить все услышанное. Лорд Пастерн не мог усидеть на месте. Он развязно бросался в кресло, а мгновение спустя вскакивал как на пружине и бесцельно бродил по комнате. Он с отвращением смотрел на любого, кто бы ни решился открыть рот. Он гримасничал и прерывал. В сторонке, поодаль от двух групп, стояли Цезарь Бонн и Дэвид Хэн. Эти двое были насторожены и мертвенно-бледны. Подальше от любопытных взглядов, в главном офисе, доктор Кертис, позаботившись о выносе тела Риверы, набрасывал заметки к отчету. В центре фойе за маленьким столиком расположился инспектор Фокс, развернув блокнот и водрузив на нос очки. Его ботинки стояли рядышком на ковре, костистые колени были сжаты. Подняв брови, он обдумывал свои заметки. Позади Фокса стоял старший инспектор уголовной полиции Аллейн, и на него – в одних случаях урывками, в других поглощенно – было обращено внимание присутствующих. Он говорил уже около минуты. Карлайл, хотя и старалась вслушиваться в его слова, поймала себя на мысли, какой низкий у него голос и насколько его речь лишена манерности. «Приятный малый», – думала она, и по негромкому подтверждающему хмыканью, которое издал Нед Мэнкс, когда Аллейн сделал паузу, поняла, что он с ней согласен. – …поэтому вы и сами понимаете, – говорил тем временем Аллейн, – что следует установить множество деталей и что мы должны просить вас остаться до их выяснения. Тут ничего не поделаешь. – Будь я проклят, но не понимаю… – начал было лорд Пастерн и осекся. – Как вас зовут? – спросил он. Аллейн назвался. – Так я и думал, – бросил лорд Пастерн с таким видом, будто на чем-то его подловил. – Суть в том, вы полагаете, что я воткнул стрелку в этого парня или нет? Выкладывайте. – В настоящий момент в том, что касается вас, вопрос не во втыкании, как вы выразились, сэр. – Ну, в стрельбе. Не виляйте. – Полезно быть точным в выражениях, – мягко сказал Аллейн. Он повернулся к стоявшему на столе саквояжу Фокса. Оттуда он достал открытую коробку с оружием, которым был убит Ривера. Подняв коробку повыше, он наклонил ее к собравшимся. – Будьте добры взглянуть. Они посмотрели. – Кто-нибудь узнает эту вещь? Леди Пастерн? Она издала нечленораздельный звук, но, совладав с собой, безразлично сказала: – Выглядит как часть зонта от солнца. – Черно-белого зонта? – поинтересовался Аллейн, и один саксофонист резко вскинул голову. – Возможно, – сказала леди Пастерн. – Я не знаю. – Не будь идиоткой, Си, – вмешался ее муж. – Очевидно, она из той твоей французской штуковины. Мы ее позаимствовали. – У тебя не было ни малейшего права, Джордж… Тут вмешался Аллейн: – Мы обнаружили, что в одном из зонтов, задействованных в номере «Человек с зонтом», не хватает нескольких дюймов рукояти. – Он глянул на второго саксофониста. – Кажется, у вас возникли с ним проблемы? – Верно, – согласился второй саксофонист. – Я заметил, что он не открывается как следует, замок отсутствовал или вроде того. – Вот именно, пять дюймов палки, на которых крепится застежка. Теперь посмотрите на эту пружинную застежку. Она украшена драгоценными камнями, изначально, разумеется, она не давала закрыться зонту. Сама ручка, или набалдашник, на собственной секции рукояти крепилась внутри основного ствола зонта. Сможете ее описать? – Он посмотрел на леди Пастерн, которая промолчала. – Конечно, можешь, Си, – вмешался ее муж. – Чертовски глупая штуковина вроде птицы с изумрудными глазами. Французская. – Вы уверены, сэр? – Конечно, я уверен. Проклятие, я разобрал ее в бальном зале. Подняв голову, Фокс уставился на лорда Пастерна со своего рода недоверчивым удовлетворением. Эдвард Мэнкс выругался себе под нос, женщины застыли в ужасе. – Понимаю, – сказал Аллейн. – Когда это было? – После обеда. Со мной был Морри. Правда, Морри? Морри бешено дернулся, хотел отпрянуть, но все-таки кивнул. – Где вы оставили детали, сэр? – На рояле. С тех пор я их не видел. – Зачем вы разобрали зонт? – Забавы ради. – Mon Dieu, mon Dieu[25], – застонала леди Пастерн. – Я знал, что он раскручивается, и я его раскрутил. – Благодарю, – сказал Аллейн. – Для сведения тех из вас, кто не рассматривал внимательно зонт, мне лучше описать его чуть подробнее. Оба конца этой трубки снабжены резьбой, одной на внешней поверхности для крепления с верхней частью, другой на внутренней поверхности, чтобы в него вошел главный ствол зонта. Она была удалена, а внешние секции скручены затем воедино. Теперь посмотрите на оружие убийства, которое было изготовлено из удаленной секции. Как вы видите, в нее вставлен стальной инструмент и укреплен пластилином. Кто-нибудь узнает этот инструмент? Я покажу его вам поближе. На нем запеклась кровь, поэтому его непросто разглядеть. Он заметил, как пальцы Карлайл шевельнулись на подлокотниках кресла. Он увидел, как Морри потер тыльной стороной ладони рот, а лорд Пастерн надул губы. – Довольно необычный, верно? – сказал он. – Широкий в основании и сужающийся к концу. Очень острый. Похоже на вышивальное шильце. Не знаю. Узнаете его, леди Пастерн? – Нет. – Кто-то еще? Лорд Пастерн открыл рот и снова его закрыл. – Ладно, – пробормотал, помолчав, Аллейн. Вернув на стол коробку с орудием убийства, он взял револьвер лорда Пастерна и повертел его в руках. – Если так вы, парни, работаете, – взвился лорд Пастерн, – то я о вас невысокого мнения. Откуда вам знать, может, на орудии убийства уйма отпечатков пальцев? А вы его лапаете. – Отпечатки уже сняли, – безо всякого выражения отозвался Аллейн, после чего, достав карманную лупу, прищурясь, заглянул в ствол. – Вы, кажется, основательно его повредили. – А вот и нет, – тут же возразил лорд Пастерн. – Он в отличном состоянии. И всегда был. – Когда вы в последний раз заглядывали в дуло, сэр? – Перед тем как приехали сюда. В моем кабинете и еще раз в бальном зале. А в чем дело? – Джордж, – вмешалась леди Пастерн, – в последний раз предлагаю тебе послать за адвокатом и отказаться отвечать на какие-либо вопросы до его прибытия. – Да, кузен Джордж, – пробормотал Эдвард. – Честно говоря, я считаю… – Мой адвокат, – возразил лорд Пастерн, – старая развалина и круглый дурак. Я вполне способен сам о себе позаботиться, Си. Итак, весь сыр-бор из-за моего оружия. – Ствол, – сказал Аллейн, – несомненно, испачкан. Это из-за холостых патронов. Но под пятнами, оставленными порохом, видны любопытные отметины. Как будто неравномерные царапины. Мы их сфотографировали, но мне бы хотелось узнать, не найдется ли у вас для них объяснения. – Эй! – крикнул лорд Пастерн. – Дайте посмотреть. Аллейн протянул ему револьвер и лупу. Отчаянно гримасничая, лорд Пастерн повернул дуло к свету и прищурился. Он издавал гневные звуки и фыркал, надувая щеки. Шепча неразборчивые проклятия, он осмотрел через лупу рукоять, а потом вдруг совершенно неожиданно захихикал. Наконец он бросил револьвер и лупу на стол и с шумом выпустил воздух. – Надувательство, – только и сказал он и вернулся на свое место. – Прошу прощения? – Когда я осматривал пистолет у себя в кабинете, – с нажимом сказал лорд Пастерн, – он был чист как стеклышко. Чист, я повторяю, как стеклышко. Я выстрелил из него одним холостым патроном в моем собственном доме, а после заглянул в дуло. Оно было чуть испачкано, но и все. Вот вам. Съели?! Карлайл, Фелиситэ, Мэнкс и леди Пастерн беспокойно шевельнулись. – Дядя Джордж, – сказала Карлайл, – пожалуйста… Лорд Пастерн глянул на нее свирепо. – Следовательно, я повторяю, надувательство. Дуло, когда я принес оружие сюда, было без отметин. Кому, как не мне, знать? Оно было без отметин, когда я привез револьвер в ресторан. Леди Пастерн не мигая смотрела на мужа. – Ты идиот, Джордж, – сказала она. – Джордж.