– Вы не это ищете, мисс Уэйн? – спросил Аллейн. II Подойдя к стене, он щелкнул выключателями. Карлайл наблюдала за ним не шевелясь. Когда он вернулся, в руках у него все еще был конверт. Прижав руку к пылающему лицу, она нетвердо произнесла: – Наверное, вы считаете, что я затеяла что-то дурное? Наверное, вам нужно объяснение. – Я был бы рад ответу на мой вопрос. Вы это искали? Он поднял конверт повыше, но не отдал ей. Она поглядела на него с сомнением. – Не знаю… Я не уверена… – Конверт мой. Я вам скажу, что в нем. Письмо, которое было заткнуто между сиденьем и подлокотником кресла, которое вы так старательно обшаривали. – Да, – запинаясь, ответила Карлайл. – Да. Это оно. Можно мне его взять, пожалуйста. – Прошу, сядьте, – отозвался Аллейн. – Лучше нам все прояснить, как по-вашему? Он подождал, когда она поднимется с колен. После минутной заминки она села в кресло. – Конечно, вы мне не поверите, – сказала она, – но это письмо… Вы ведь его прочли, верно? Письмо не имеет никакого отношения к ужасной истории сегодня вечером. Решительно никакого. Оно совершенно личное и довольно важное. – Вы его читали? – спросил он. – Сумеете изложить содержание? Мне бы хотелось, чтобы вы это сделали, если вы не против. – Но… не совершенно точно… то есть… – Приблизительно. – Это… это важное сообщение. Оно касается одного человека… не могу сказать вам, какими словами оно написано… – И тем не менее оно настолько важное, что вы возвращаетесь в три часа утра, чтобы попытаться его отыскать. – Он замолчал, но Карлайл не произнесла ни слова. – Почему мисс де Суз сама не приехала за собственной корреспонденцией? – спросил он. – О боже! – воскликнула она. – Все так сложно! – Бога ради, не отступайте от своей репутации и расскажите честно. – Я и рассказываю честно, будь вы прокляты! – вспылила Карлайл. – Письмо личное и… и… крайне конфиденциальное. Фелиситэ не хочет, чтобы кто-то еще его видел. И я не знаю точно, что в нем. – Она струсила сама за ним вернуться? – Она немного потрясена. Все потрясены. – Мне бы хотелось, чтобы вы взглянули на это письмо, – помолчав, сказал Аллейн. Она запротестовала. Очень терпеливо он повторил обычные свои доводы. Когда убит человек, о приличиях и такте необходимо на время забыть. Он должен, к полному своему удовлетворению, прояснить, что письмо не имеет отношения к убийству, а тогда он о нем забудет. – Вы же помните, – говорил он, – письмо выпало у нее из сумочки. Заметили, как она его у меня вырвала? Вижу, что заметили. Заметили, что она сделала после того, как я сказал, что вас всех обыщут? Она засунула руку между сиденьем и подлокотником вот этого кресла. Потом она ушла в гардеробную, а я сел на ее место. Вернувшись, она провела мучительные полчаса, выискивая письмо и стараясь делать вид, что ничего такого не ищет. Хорошо. Вынув письмо из конверта, он развернул перед ней листок. – Отпечатки с него уже пытались снять, но без особого успеха. Слишком уж оно терлось о крепкую обивку. Вы его прочтете или… – Да, хорошо, – гневно буркнула Карлайл. На письме, напечатанном на листе простой писчей бумаги, не было ни адреса, ни даты. «Моя дорогая! Ваша красота – моя погибель. Из-за нее я нарушаю торжественнейшее обещание, которое дал себе самому и другим. Мы так близко, как вам и не мечталось. Сегодня в петлицу я продену белый цветок. Он ваш. Но если вы цените ваше будущее счастье, ничем себя не выдайте – даже мне. Уничтожьте записку, но сохраните мою любовь. НФД». Карлайл подняла голову, встретила взгляд Аллейна и тут же отвела свой. – Белый цветок, – прошептала она. – НФД? НФД?!!! Не верю. – У мистера Эдварда Мэнкса, кажется, была белая гвоздика в петлице. – Я не стану обсуждать с вами это письмо, – сказала она с нажимом. – Мне вообще не следовало его читать. Я не стану его обсуждать. Позвольте мне отвезти его ей. К тому, другому, делу оно не имеет отношения. Никакого. Отдайте его мне. – Вы же сами понимаете, что я не могу, – отозвался Аллейн. – Задумайтесь на минуту. Существовали чувства, сильные чувства того или иного свойства между Риверой и вашей кузиной – приемной кузиной. После убийства Риверы она приложила множество усилий, чтобы скрыть это письмо, потеряла его и так озабочена была его возвращением, что уговорила вас попробовать его вернуть. Как я могу отмахнуться от такой последовательности событий? – Но вы не знаете Фэ! Она вечно попадает в переплет из-за своих молодых людей. Это пустяк. Вы не понимаете. – Хорошо, – добродушно согласился он, – тогда помогите мне понять. Я отвезу вас домой. А по дороге расскажете. Фокс. Фокс вышел из офиса. Карлайл молча слушала, как Аллейн дает ему указания. Из гардеробной вышли еще люди, завели краткий неразборчивый разговор с Фоксом и удалились через главный вход. Аллейн и Фокс собрали свои вещи и надели пальто. Карлайл встала. Вернув письмо в конверт, Аллейн убрал его в карман. Она чувствовала, как глаза ей щиплют слезы. Она попробовала заговорить, но из горла у нее вырвался лишь невнятный скрип. – В чем дело? – Старший инспектор посмотрел на нее. – Это не может быть правдой, – заикалась она. – Ни за что в это не поверю. Никогда. – Во что? Что Эдвард Мэнкс написал это письмо? – Он не мог. Он не мог ей так писать. – Нет? – небрежно переспросил Аллейн. – По-вашему, нет? А ведь она красивая, правда? Довольно привлекательная, верно? – Не в этом дело. Совсем не в этом. Дело в самом письме. Он не мог бы так писать. Так пошло. – Вы никогда не обращали внимания на любовные письма, зачитываемые в суде или публикуемые в газетах? Разве они не звучат довольно пошло? Однако некоторые были написаны исключительно умными людьми. Идемте? На улице было холодно. Густой туман окутал жесткие очертания крыш. – Левая рука рассвета, – сказал в пространство Аллейн и поежился. Такси Карлайл уехало, зато у обочины ждала большая полицейская машина. Второй мужчина сел рядом с водителем. Фокс открыл дверь, и Карлайл села. Мужчины последовали за ней. – По пути заедем в Ярд, – объяснил Аллейн. В машине она чувствовала себя в ловушке и ощущала безликое давление плеча и руки Аллейна. Массивный мистер Фокс тоже занимал много места. Повернувшись, она увидела силуэт головы Аллейна на фоне голубоватого окна. Странная мысль закралась ей в голову: «Если Фэ наконец успокоится и хорошенько к нему присмотрится, с НФД будет покончено и с памятью о Карлосе и о ком-либо еще тоже». При этой мысли сердце у нее свинцово ухнуло раз или два. «О, Нед, – думала она, – как ты мог!!!» Она постаралась осознать, что подразумевает, но почти тут же мысленно отпрянула. «Я несчастна, – думала она. – Такой несчастной я уже много, уйму лет не была». – Интересно, – спросил вдруг у ее уха голос Аллейна, – как расшифровываются инициалы НФД? Они как будто отзываются чем-то в моей дырявой памяти, но я никак не выужу. Откуда, по-вашему, НФД? – Она не ответила, и он через минуту продолжил: – Хотя погодите-ка. Кажется, вы что-то говорили про журнал, который читали перед тем, как пойти в кабинет к лорду Пастерну? «Гармония»? Так ведь? – Он повернулся на нее посмотреть, и она кивнула. – И ведущий той «поплачь в жилетку» колонки называет себя Наставник, Философ и Друг? Так он подписывает свои рецепты лучащейся жизни? – Вроде того, – промямлила Карлайл. – И вы спрашивали себя, не писала ли ему мисс де Суз, – безмятежно сказал Аллейн. – Да. Как по-вашему, сделать ли какие-нибудь выводы? Она издала неопределенное хмыканье. Непрошено на ум пришли горькие воспоминания про рассказанную Фелиситэ историю, как она писала кому-то, кого никогда не видела, а он в ответ прислал «чудесное» письмо. Как Ривера прочел ее ответ на это письмо и устроил сцену. Про статью Неда Мэнкса в «Гармонии». Про поведение Фелиситэ, когда они собирались ехать в «Метроном». Про то, как она вынула цветок из петлицы Неда. Про то, как он наклонил к ней голову, когда они танцевали. – У мистера Мэнкса была белая гвоздика, – спросил совсем близко голос Аллейна, – когда он сел за стол? – Нет, – ответила она чересчур громко. – Нет. Только потом. Белые гвоздики стояли на столе за обедом. – Возможно, это одна из них. – Тогда, – быстро сказала она, – не сходится. Письмо должны были написать до того, как Нед вообще увидел гвоздики. Не сходится. Фэ сказала, письмо принес посыльный. Нед не мог знать. – Она сказала, посыльный? Надо будет проверить. Возможно, сыщется конверт. Как по-вашему, – продолжал Аллейн, – он сильно ею увлечен? (Эдвард сказал: «По поводу Фэ. Случилось нечто очень странное. Не могу объяснить, но мне хочется думать, что ты поймешь».) – Очень к ней привязан? – говорил Аллейн.