В дверь постучали. В следующий миг она распахнулась и в ярко освещенном проеме возник Блэкман. – Мистер Аллейн, доктор приехал, и, по-моему, подъезжает машина из Лондона. – Спасибо, – кивнул Аллейн. – Я сейчас приду. Блэкман прикрыл за собой дверь. Аллейн встал и посмотрел на Трой, которая сидела в кресле: – Можно, я загляну к вам перед уходом? – Я буду здесь или в столовой вместе с остальными. Им, должно быть, не слишком приятно сидеть там взаперти под бдительным оком местного констебля. – Надеюсь, это не затянется надолго, – произнес Аллейн. Внезапно Трой протянула ему руку. – Я рада, что здесь именно вы, – с чувством произнесла она. Аллейн мягко сжал ее ладонь. – Постараемся причинить вам как можно меньше хлопот, – пообещал он. – А пока – оставляю вас. Глава 5 Привычная работа Когда Аллейн вышел в холл, тот кишел людьми. Нагрянула скотленд-ярдовская братия, и расследование перешло в привычную процедуру. При виде до боли знакомых фигур в плащах и котелках у Аллейна защемило сердце: как будто и не было года, проведенного вдали от берегов туманного Альбиона. Один из вновь прибывших, рослый и плечистый, при виде Аллейна засиял и расплылся до ушей. Старина Фокс! – Как же я рад видеть вас, сэр! – Привет, Фокс, дружище! А вот и сержант Бейли, который при виде Аллейна утратил целую сотую своей всегдашней угрюмости, и верный служака – сержант Томпсон. Сиплые голоса дружно пролаяли: – Рады вас видеть, сэр! Суперинтендант Блэкман, улыбаясь, созерцал радостную встречу. Дождавшись, пока обмен приветствиями и рукопожатиями подойдет к концу, он представил Аллейну лысого человечка, невысокого и очень опрятного: – Инспектор Аллейн, позвольте представить: доктор Амптхилл, наш полицейский врач. – Здравствуйте, мистер Аллейн. Мне сказали, вы хотели меня видеть. Извините, что заставил вас ждать. – Я совсем недавно приехал, – сказал Аллейн. – Пойдемте, взглянем на место преступления. Блэкман провел их по коридору и отомкнул дверь, открывавшуюся прямо в сад. В воздухе пахло вечерней сыростью. Тьма уже сгустилась. – Позвольте, я покажу дорогу, – вызвался Блэкман. Длинный луч фонарика выхватил из темноты фрагмент извилистой тропы. Построившись гуськом, полицейские зашагали вслед за суперинтендантом. Невидимые во тьме ветви деревьев царапали щеки Аллейна, словно крючковатые старушечьи пальцы. Наконец впереди замаячил совсем черный прямоугольник. – Эй, Слиго, ты там? – окликнул Блэкман. – Да, сэр, – отозвался из темноты невидимый голос. Загромыхали ключи и заскрипели дверные петли. – Подождите минутку, я найду выключатель, – сказал Блэкман. – Готово. Вспыхнул свет. Аллейн обогнул деревянную перегородку и очутился в студии. В нос ему шибанул едкий запах краски и терпентина, а в глаза брызнул сноп света. Мощная лампа, установленная на потолке, заливала подиум светом, словно хирургический стол в операционной. Блэкман повернул только один выключатель, поэтому освещенным оставался только подиум. При всем желании трудно было достичь более драматического эффекта. Голубая шелковая драпировка сияла столь ослепительно, что резала глаз. Складки ниспадали волнами, пронзенные посередине окровавленным кинжалом. Торчавшее, как гвоздь, лезвие отбрасывало зловещую тень на голубую ткань. С краю композиции, внезапно растворяясь в тени, расположился вытянутый белый холм. – Ни к драпировке, ни к ножу никто не притрагивался, – доложил Блэкман. – Хотя что-то, разумеется, сдвинули, когда приподнимали жертву. – Конечно, – кивнул Аллейн. Подойдя вплотную к подиуму, он осмотрел лезвие. Острое, трехгранное, резко заостренное к концу, оно напоминало огромную упаковочную иглу. На кончике бурела ржавчина. Заржавело и самое основание кинжала, выглядывавшее из складок шелковой материи. Рядом багровели два пятна запекшейся крови. Аллейн кинул взгляд на доктора Амптхилла: – Кровь потекла, должно быть, когда жертву приподняли, сняв с кинжала? – Что? Ах, да. Думаю, кровотечение продолжалось до самой смерти. Насколько я понимаю, опустив убитую на доски, больше ее уже не трогали. Когда я приехал, тело лежало там же, где и сейчас. – Врач повернулся к белоснежному холму: – Снять? – Будьте любезны, – кивнул Аллейн. Доктор Амптхилл сдернул простыню. Трой сложила руки Сони на ее обнаженной груди. Тень от скрещенных рук падала вниз таким образом, что нижняя часть торса покойной скрывалась в темноте. Зато плечи, руки и голова были залиты ослепительно-ярким светом. Тонкие брови слегка вздернуты, словно в изумлении. – Трупное окоченение выражено четко, – сказал врач. – Смерть наступила одиннадцать часов назад. – Вы осмотрели рану, доктор Амптхилл? – Только снаружи. Судя по всему, лезвие было укреплено не строго вертикально. Оно прошло между четвертым и пятым ребром и пронзило сердце. – Давайте взглянем на рану. Аллейн аккуратно перевернул одеревеневшее тело на бок. На спине четко выделялись загоревшие участки. Примерно в трех дюймах левее позвоночника темнел след прокола. Несмотря на окружавший ее ореол запекшейся крови, сама дырочка казалась крохотной и аккуратной. – Да, – кивнул Аллейн. – Все выглядит именно так, как вы сказали, доктор Амптхилл. Нужно сфотографировать. Бейли, попробуйте снять отпечатки. С покрывала, кинжала и досок. Надежды, конечно, немного, но вы уж не ударьте лицом в грязь. Пока Томпсон настраивал фотоаппарат, Аллейн повернул остальные выключатели и приступил к осмотру залитой ярким светом студии. Фокс присоединился к нему. – Странное какое-то преступление, – сказал он. – Я бы сказал – романтическое. – Господи, Фокс, у вас слишком мрачное представление о романтизме. – Тогда – громкое, – поспешил исправиться Фокс. – К утру сюда нагрянет орда репортеров. – Хорошо, что мне напомнили – я должен отправить телеграмму Батгейтам. Они ждут меня завтра. Перейдем к делу, Братец Лис[61]. Сейчас мы видим студию такой, какой она была этим утром, когда собрался весь класс. На всех палитрах смешаны краски, на мольбертах укреплены холсты. У нас есть семь эскизов – семь разных версий обнаженной натуры. – Да, они могут нам пригодиться, – согласился Фокс. – Во всяком случае, те, что имеют хоть отдаленное сходство с человеческим существом. Вот эта кошмарная мазня слева больше напоминает скопище червей, чем обнаженную женщину. Неужто это и в самом деле она? – Похоже, что да, – произнес Аллейн. – Судя по всему, этот художник отдает предпочтение сюрреализму или воспринимает реальность в ином измерении, недоступном нам, простым смертным. Он присмотрелся к холсту, потом перевел взгляд на рабочий столик. – Вот, нашел. На коробке с красками. Филлида Ли. Да, Фокс, работа довольно чудная, согласен. Зато вот эта громадина по соседству должна вам понравиться. Тут уж все четко и ясно. Аллейн указал на монументальное полотно Кэтти Босток. – Здорово, – восхитился Фокс. Он водрузил на нос очки и вперился в картину. – Она очень точно отображает положение тела, – сказал Аллейн. Полицейские переместились к мольберту Седрика Малмсли. – А вот тут, похоже, трудился наш иллюстратор, – заметил Аллейн. – Да, вот как раз и рисунок к криминальному сюжету. – О боже! – воскликнул пораженный до глубины души Фокс. – Он изобразил девушку уже после смерти! – Нет, нет, – поспешил успокоить его Аллейн. – Это изначальный материал. Он только добавил сюда кинжал и мертвенный взгляд. Здесь целая охапка таких набросков. Гм, довольно соблазнительные формы – что-то есть в его манере от Бердсли. Ого! – Аллейн обнаружил изящную акварель в старинном стиле, изображавшую трех косцов посреди поля со скирдами сена, за которым виднелись подстриженные ивы, а в отдалении высился средневековый замок с зубчатыми стенами, витиеватыми оконцами и резными башенками. – Занятно, – пробормотал Аллейн. – Что именно, мистер Аллейн? – Что-то мне это напоминает. Не могу вспомнить – ладно, не имеет значения. Послушайте, Братец Лис: прежде чем двигаться дальше, мне бы хотелось рассказать вам, что мне уже известно. – И Аллейн изложил ему все, что узнал из рапорта Блэкмана и из беседы с Трой. – И вот что из этого вышло, – закончил он. – А ведь вся эта история с кинжалом и завязалась-то десять дней назад лишь потому, что они хотели доказать: да, мол, автор не приукрасил и в самом деле убить таким способом можно. – Понимаю, – кивнул Фокс. – Что ж, теперь авторскую версию можно считать окончательно доказанной. – Да, – невесело согласился Аллейн. – Окончательно и бесповоротно. Кстати, как видите, Малмсли изобразил, что кончик кинжала торчит из-под левой груди убитой. И для пущей убедительности добавил алую струйку крови. Н-да, любопытная коллекция. – А вот эта картина мне по-настоящему нравится, – с одобрением сказал Фокс. Он остановился напротив мольберта Вальмы Сиклифф. На картине, написанной размашистыми и сочными мазками, была изображена подчеркнуто удлиненная обнаженная фигура. Художница использовала необычное сочетание синих и розовых тонов.