– Сразу после обеда. Я хотел еще раз взглянуть на свою работу. Откровенно говоря, она у меня не заладилась. Все шло как-то наперекосяк. Натурщица… – Он вдруг осекся. – Что – натурщица? – Она буквально ни секунды не могла пролежать в одной позе. Это был какой-то ужас! Настоящий кошмар! Мне кажется, она это делала нарочно. – Ее уже нет в живых, – театрально вздохнула Филлида Ли. – Бедная Сонечка! – Избавьте нас от всяких nil nisi[63], бога ради! – взмолился Малмсли. – Все согласны, что натурщица вела себя неспокойно? – спросил Аллейн. – Еще бы! – фыркнул Уотт Хэчетт. – Мегера, динковая мегера! Вбила себе в голову, что она пупиха, то есть – пупица земли. Жуткая нахалюга – вечно подкалывала меня по поводу Асси. – Асси! – простонал Малмсли. – Асси, Тасси, папуасси. Умоляю, пожалейте наши уши – не режьте их своим дурацким динго-динковым жаргоном! – Слушайте, мистер Малмсли! Уж лучше мне говорить на своем родном австралийском наречии, чем гнусавить, будто у меня в носу чирей. Асси вполне меня устраивает. А вот появись вы на нашем пляже с этим полуизжеванным куском дерьма, торчащим из вашей косматой чавки, народ бы кинулся обзванивать все зоопарки, не сбежал ли кто оттуда. – Хэчетт! – Окрик Трой прозвучал как удар хлыста. – Немедленно уймитесь! – Буу зде, мисс Трой, – осклабился австралиец. – У меня создается впечатление, – улыбнулся Аллейн, глядя на него, – что вы не совсем ладили с натурщицей. Это так? – Кто – я? Динк… Еще бы! Мне, конечно, жаль, что беднягу замочили. Хотя у меня от нее в жо… одном месте свербило. Она все время так елозила, что я даже как-то раз спросил, не блохи ли у нее в заднице. Ох, и раскудахталась же эта лахудра! Хэчетт оглушительно заржал, запрокинув голову. Малмсли вздрогнул и молитвенно закатил глаза. – Благодарю вас, мистер Хэчетт, – жестко произнес Аллейн. – Следующий вопрос. Были ли у кого-либо из вас ссоры с натурщицей? Я имею в виду не только настоящие ссоры, но и перебранки, обиды – все, что угодно. Он обвел глазами присутствующих. Все как-то странно притихли. В воздухе отчетливо ощущалось напряжение. Аллейн ждал. После почти минутного молчания первой заговорила Кэтти Босток: – Что ж, говоря по правде, таких сцен было даже слишком много. – Вы и сами их не избежали, Босток, – ухмыльнулся Малмсли. – Да, это верно. – А в чем было дело, мисс Босток? – поинтересовался Аллейн. – Да все в том же. Она без конца дергалась и крутилась. Я работаю – вернее, работала – над крупной картиной. Хотела закончить ее, чтобы успеть к выставке. Она открылась как раз в прошлую пятницу. Соня должна была позировать для меня индивидуально – отдельно от всего класса. Но в нее словно бес вселился – то дергалась, то вообще вставала и уходила. Без конца ныла и жаловалась. Словом, довела меня до белого каления. Ясное дело – картину я так и не закончила. Запорола. – Это, случайно, не картина с изображением гимнастки на трапеции? Кэтти Босток насупилась. – Терпеть не могу, когда разглядывают мои незавершенные работы, – процедила она. – Прошу прощения; крайнее свинство с моей стороны, я согласен, – поспешно извинился Аллейн. – К сожалению, по роду службы приходится всюду совать свой нос. – Наверное, да, – нехотя согласилась Босток. – Впрочем, – нервно засмеялась она, – после случившегося мне уже вряд ли суждено закончить эту работу. – Да вы ведь, кажется, в любом случае не собирались ее заканчивать, – вмешалась Филлида Ли. – Я своими ушами слышала, как вы заявили Соне, что на дух ее не переносите и что она может катиться ко всем чертям. – Какая чушь! – взвилась Кэтти Босток. – Вас ведь и близко не было, когда Соня позировала мне. – А в четверг днем я случайно заглянула в студию. Я только сунула нос в дверь, но вы с Соней так жутко кричали друг на друга, что я поспешила убраться восвояси. – Нечего было слоняться и подслушивать, – сказала Кэтти заметно охрипшим голосом. Ее широкое лицо стало почти пунцовым, брови сошлись в одну линию. – А вот на меня повышать голос не следует, – заносчиво сказала Филлида Ли. – Я вовсе не подслушивала. Я просто открыла дверь и зашла. Вы меня не заметили из-за деревянной ширмы. К тому же вы так разбушевались, что не заметили бы и самого архангела Гавриила. – Господи, прошу вас, ну соблюдайте же чувство меры, – попросила Трой. – И не преувеличивайте – ведь характер у бедной девочки был такой, что она всех нас выводила из себя. – Она кинула взгляд на Аллейна: – Откровенно говоря, она порой откалывала такие номера, что почти у любого из нас возникало желание отправить ее на тот свет. – Это верно, мисс Трой, – согласилась Филлида Ли, продолжая с вызовом смотреть на Кэтти Босток. – Но ведь не каждая из нас в открытую заявляла об этом! – О боже… – Кэтти! – предостерегающе подняла руку Трой. – Прошу тебя! – Но ведь она намекает, что я… – Нет, нет, – отмахнулся Ормерин. – Давайте соблюдать чувство меры, как предложила мисс Трой. Если бы люди убивали от обиды или с досады, то на земле давно уже никого не осталось бы в живых. Тот же из нас, кто сделал это на самом деле… – Я совершенно не понимаю, почему вы так уверены, что убийцу следует искать именно среди нас, – капризным тоном произнесла Вальма Сиклифф. – Я тоже, – прогнусавил Малмсли. – Кто знает, может, у поварихи был зуб на Соню и она, воспользовавшись нашим отъездом, проникла в студию и… – Это что – шутка? – презрительно фыркнул Хэчетт. – На мой взгляд, совершенно очевидно, что полиция не считает случившееся шуткой, – громко произнес Ормерин. – Тем не менее этот вежливый господин, мистер Аллейн, сидит тихо, как мышка, и наблюдает, как мы выставляем себя на посмешище. Он не хуже нас понимает, что убийца Сони присутствовал в студии в тот день, когда мы затеяли эту возню с кинжалом. Это ежу понятно. Однако очевидного мотива у этого преступления нет, поэтому мистер Аллейн сидит и помалкивает в надежде, что кто-то из нас проговорится. Он молчит, а мы болтаем. – Вы попали не в бровь, а в глаз, мистер Ормерин, – улыбнулся Аллейн. – После такого пылкого разоблачительного выступления мне уже ничего не остается, как признать свою вину. – Ага, говорил же я вам! – торжествующе воскликнул Ормерин. – Так вот, что касается этого убийства, помяните мое слово – это было crime рassionel[64]. Девушка отличалась необычайной любвеобильностью. – Любвеобильность – не тот порок, за который расплачиваются жизнью, – с легкой улыбкой заметил Аллейн. – Девчонка ревновала, – сказал Ормерин. – Она просто с ума сходила от ревности и обиды. Всякий раз, когда Гарсия пялился на Сиклифф, она буквально на стенку лезла. А заявление Пилгрима о том, что он помолвлен с той же Сиклифф, вконец разбередило ее раны. – Не говорите ерунду! – свирепо сверкая глазами, выкрикнул Пилгрим. – Вы хоть соображаете, что плетете, Ормерин? – Разумеется. Малышка была охоча до мужчин. – О боже, – покачал головой Малмсли. – Наш французик вообразил, что он на Монмартре. – Типичная шлюшка, – гоготнул Хэчетт. – Да, и это бросалось в глаза, – кивнул Ормерин. – Когда же на горизонте появилась соперница – более troublante[65] женщина, Соня начала безумствовать. Из-за того, что Сиклифф… – Прекратите чернить Вальму! – заорал Пилгрим. – Бейсил, лапочка, ты просто прелесть, – проворковала Вальма Сиклифф. – Настоящий рыцарь. Но ведь она и вправду жутко ревновала ко мне. Мы все это знаем. Да и к тебе, мой зайчик, она весьма благоволила. – По-моему, мы отвлеклись, – сказала Трой. – Если разговор продлится в том же русле, мы вскоре выясним, из-за чего Соня хотела убить Вальму, Пилгрима или Гарсию, – но ведь убили-то ее! – Логично, – пробормотал Аллейн. Трой метнула на него подозрительный взгляд. – Я правильно понял, что вы подозреваете одного из нас? – спросил Ормерин, пристально глядя на Аллейна. – Или Гарсию, – добавила Кэтти Босток. – Да, про нашего ловеласа тоже забывать не стоит, – согласилась Сиклифф. – И еще – про слуг, – добавил Малмсли. – Хорошо, – закивал Ормерин, по-прежнему не спуская глаз с Аллейна. – Сделаем поправку. Итак – вы подозреваете одного из нас, или Гарсию, или – если будет угодно – кого-либо из слуг. Так? – Свои сработали, – многозначительно произнес Хэчетт, довольный, что выражается на понятном полицейским языке. – Что ж, – произнес Аллейн, обращаясь к Ормерину. – Я бы, конечно, ответил на ваш вопрос, но пока мы еще слишком мало знаем. Что касается круга подозреваемых лиц, то моя подозрительность границ не имеет. А теперь я намерен перевести наше общение за круглым столом в более жесткое русло. – Он взглянул на Хэчетта: – Как давно вы работаете без поддона на мольберте? У австралийца отвалилась челюсть. – А? – ошарашенно переспросил он. – Что вы имеете в виду? – Это очень просто. Когда на вашем мольберте в последний раз видели поддон, или нижнюю планку с желобом – не знаю, как это правильно называется. – А – лоток! А разве его там нет? – Нет. – Ах да! Точно. Я снял его, чтобы забить кинжал между досками. – Что? – взвизгнула Филлида Ли. – А, поняла! – Вы, наверное, имели в виду тот день, когда вы все экспериментировали с кинжалом? – подсказал Аллейн. – Что? Ах да, конечно.