— Надеюсь, этот меч по-прежнему у вас? — спросил он и, дождавшись утвердительного кивка Ляна, продолжил: — Я тоже владею знаменитым мечом, доставшимся от предков. Он носит имя Дракон Дождя. — Дракон Дождя? Какое чудное имя! — Как-нибудь в другой раз я расскажу вам его историю. Могу я попросить еще чашечку чая, господин Лян? — Конечно, прошу вас! Когда они снова уселись, Лян наполнил чашку судьи и осушил свою. Пряча руки в рукава, он с улыбкой напомнил: — Ну, а теперь черед истории об украденном теле. — Прежде чем перейти к ней, я, если позволите, вкратце расскажу предысторию. Лян согласно склонил голову, а судья вынул из рукава веер и откинулся в кресле. Неторопливо обмахиваясь, он начал: — Прибыв позавчера в Кантон на поиски цензора, я знал лишь то, что его миссия так или иначе связана с местными арабами. В ходе моего расследования я обнаружил, что у меня есть противник, которому прекрасно известна истинная цель моего приезда и который внимательно следит за каждым нашим шагом. Когда я нашел цензора, отравленного ядом танка, то предположил, что один из его придворных недругов нанял здесь кого-то, чтобы тот заманил цензора в Кантон и убил его руками арабских заговорщиков. Однако при этом я ощущал, что есть здесь и другие силы, которые будто бы желают помешать злому умыслу. Чем глубже я погружался в это дело, тем оно становилось запутаннее. Повсюду бродили арабские злодеи и душители танка, то тут, то там вдруг возникала слепая девушка. И только сегодня утром я наконец узнал, как умер цензор. Дело в том, что плясунья Зумурруд рассказала полковнику Цзяо, что это она отравила его и об этом известно ее покровителю. Она неукоснительно соблюдала правило «мира ив и цветов», которое не позволяет девушке разглашать имя своего клиента. Я подозревал губернатора, градоначальника, подумывал и о вас. Но это ни к чему меня не привело. Он сложил и убрал веер в рукав. Лян слушал, изображая вежливый интерес. Судья Ди выпрямился. — И тогда я решил пойти другим путем, а именно собрать из известных мне деталей мысленный портрет моего противника. Сделав так, я понял, что он обладает характерным умом шахматного игрока. Человек, который всегда остается на заднем плане, действовать же заставляет других, перемещая их, будто фигуры на доске. Я и мои помощники тоже стали его фигурами, неотъемлемой частью игры. Осознав это, я сделал важнейший шаг в своем деле, ибо преступление наполовину раскрыто, когда поймешь, как мыслит преступник. — Как это справедливо! — Тогда я снова подумал о вас, опытном шахматисте, — продолжил судья. — Вы, без сомнения, обладаете острым умом, необходимым для разработки столь сложного плана и наблюдения за его выполнением. Я представил себе и руководившие вами побуждения, а именно чувство разочарования, вызванное невозможностью следовать по стопам вашего прославленного отца. Впрочем, с другой стороны, вы определенно не подходили на роль человека, полюбившего арабскую танцовщицу, в жилах которой течет нечистая кровь отверженных. Я решил, что если нужный нам человек это действительно вы, то любовником плясуньи должен быть один из ваших подручных. Поскольку никто не подходил на эту роль лучше, чем господин Яу Тайкай, я принял решение заключить его под стражу. Однако именно тогда мне доложили о похищении тела плясуньи. И вот это заставило меня направиться к вам. — Почему же ко мне? — невозмутимо поинтересовался Лян. — Потому что именно тогда, задумавшись о мертвой плясунье и диких страстях отверженного народа танка, я вдруг вспомнил случайные слова несчастной китайской проститутки, которой довелось оказаться рабыней танка. Во время своих пьяных оргий танка похвалялись ей, будто лет восемьдесят назад некий знатный китаец тайно женился на одной из их девушек, а их сын стал прославленным воином. Тогда я задумался о необычной внешности Покорителя южных морей. — Судья махнул рукой в сторону висящего на стене портрета. — Взгляните на эти высокие скулы, плоский нос и низкий лоб. «Старая обезьянья морда» — так вашего отца прозвали души не чаявшие в нем моряки. Лян медленно кивнул. — Выходит, вы раскрыли нашу столь ревностно хранимую семейную тайну. Да, моя бабка действительно была танка. Мой дед совершил преступление, женившись на ней! — Он оскалился, глаза его блеснули злобой. — Вообразите, прославленный флотоводец, опоганенный кровью отверженных! Он вовсе не такой благородный господин, как принято думать, не так ли? Судья Ди пропустил мимо ушей его желчные слова. — И тогда я сообразил, что думаю не о тех шахматах. Ведь в нашей классической китайской игре все фигуры обладают равным достоинством: мы воображаем себе поле битвы между двумя противоборствующими полководцами. А следовало подумать об игре, которая, как говорят, принята в Индии. Там две самые главные фигуры — царь и царица. И в той шахматной партии, которую разыгрывали вы, ставка заключалась не столько в высокой столичной должности, сколько в обладании царицей. — Как изящно вы выражаете свои мысли! — чуть улыбнулся Лян. — Могу я узнать у вас, в каком ныне положении пребывает эта партия? — В завершающем. Царь проиграл, ибо царица мертва. — Да, она мертва, — тихо проговорил Лян. — Но ей возданы почести, подобающие царице. Царице игры в жизнь. Душа ее ныне управляет торжественным ритуалом смерти, ликуя в окружении богатых подношений и прекрасных цветов. Смотрите, она улыбается своей восхитительной улыбкой… Он встал и быстро отдернул завесу над алтарем. Судья Ди обомлел. Здесь, в священном родовом зале семьи Лян, лицом к лицу с портретом покойного флотоводца, в нише, предназначенной для поминальных табличек усопших, на покрытом золотым лаком алтаре распростерлось обнаженное тело Зумурруд. Она лежала на спине, с руками, закинутыми за голову, и скривившимися в насмешке пухлыми губами. — Пока она подверглась лишь необходимым предварительным процедурам, — небрежно заметил Лян, снова задергивая завесу. — Вечером работа будет продолжена. А как иначе, погода-то жаркая. Он вернулся на свое место. Судья уже овладел собой и холодно спросил: — Не восстановить ли нам вместе эту игру, ход заходом? — С превеликим удовольствием, — серьезно отозвался Лян. — Разбор игры всегда доставляет мне невиданное наслаждение. — Итак, ставкой была Зумурруд. Вы купили ее, так что обладали ее телом. Но и только. Вы надеялись добиться ее любви, осуществив единственное ее желание: сменить статус отверженной на положение благородной китайской госпожи. Поскольку такое по плечу лишь высокопоставленному столичному чиновнику, вы решили стать таковым. Действовать надо было быстро, ибо вас обуревал ужас потерять ее, будь то из-за мужчины, которого она полюбит, или из-за того, кто сможет воплотить в жизнь ее мечты. В нее влюбился Мансур. И хотя Зумурруд явно не отвечала ему взаимностью, вы тем не менее испугались, что рано или поздно в ней заговорит арабская кровь, а потому возжелали устранить Мансура. Затем вы услышали от одного из своих столичных друзей, что некий могущественный придворный, близкий к императрице и ее клике, ищет способ погубить императорского цензора Лью и готов щедро вознаградить того, кто поможет ему осуществить это намерение. Это был ваш шанс! Вы тут же приступили к разработке плана, тщательно обдумывая каждый шаг к завоеванию вашей царицы! Вы представляете свой искусный план придворной особе. Вы… — Давайте-ка по порядку и ничего не упуская! — вдруг недовольно прервал его Лян. — Эта особа имеет имя — Ван, главный евнух императорского гарема. Меня порекомендовал общий знакомый, богатый виноторговец и поставщик двора. Судья Ди побледнел. Император смертельно болен, императрицу обуревают недостойные устремления, главный евнух плетет свои коварные интриги… перед ним вдруг предстал весь чудовищный замысел. — А теперь догадайтесь, какой пост он мне предложил! Ваш!!! А с императрицей за спиной я поднимусь еще выше! Мой отец был Покорителем южных морей. Я стану Покорителем империи! — Действительно, — устало произнес судья Ди. — Итак, вы предложили заманить цензора в Кантон, дав ему понять, что арабы готовят смуту при попустительстве некой неназванной придворной особы. Вы собирались распалить безумные устремления Мансура так, чтобы прибывший цензор непременно обнаружил нечто, здесь назревающее. Затем вы собирались убить его и обвинить в этом Мансура. Под пыткой Мансур признался бы, что цензор поддержал его заговор. Изящное решение! Мансур убран с дороги, цензор мертв, и репутация его запятнана, а вы отправляетесь в столицу вместе с Зумурруд. Игра началась в точности так, как вы и замышляли. Цензор прибыл сюда тайно, дабы проверить слухи о волнениях среди арабов. Он не решился сообщить о себе местным властям, ибо ему намекнули, будто в заговоре замешан высокопоставленный придворный, и он, разумеется, хотел выяснить, кто же это такой. Впрочем, была у него и другая причина вернуться сюда, вам тогда неизвестная. В первый свой приезд в Кантон цензор встретил Зумурруд, и они полюбили друг друга. — Как я мог предвидеть, что она встретит его в этом занюханном храме? — пробормотал Лян. — Вот чем жизнь отличается от шахмат, господин Лян, — нравоучительно произнес судья Ди. — В реальной жизни вам приходится считаться с непредвиденными обстоятельствами. Что ж, изучив вместе с доктором Су здешнюю обстановку, цензор заподозрил ловушку. Он сблизился с Мансуром и прикинулся, будто сочувствует его крамольным замыслам. Возможно, он даже помог Мансуру и двум его приспешникам доставить в город оружие. Когда Мансур доложил вам об этом, вы поняли, что план осуществляется даже успешней, чем ожидалось: если Мансур предстанет перед судом, ему достаточно будет признаваться только в том, что было на самом деле! Но, осознав, что цензор дурачит Мансура, вы тут же решили ускорить его убийство. А потом Зумурруд отравила цензора. Она была вынуждена все вам рассказать, и… — Вы говорите: «вынуждена»?! — неожиданно взорвался Лян. — Да она специально всегда мне все рассказывала! Каждый раз, чуть только переспит с одним из этих грубых, никчемных любовников! Нарочно мучила меня, описывая самые отвратительные, самые невообразимые подробности, а потом смеялась надо мной! Уткнувшись лицом в ладони, он всхлипнул. — Так она мстила мне, а я… я ничего не мог поделать. Она была сильнее меня. В ней кипела жгучая кровь, а моя оказалась пожиже, разбавленная двумя поколениями… Он убрал ладони, вновь явив перед судьей измученное лицо. — Ну, хорошо, прежде она не рассказывала мне о цензоре, потому что он собирался взять ее с собой. Продолжайте! Времени почти не осталось. — Как раз в это время, — невозмутимо продолжил судья, — сюда приехал я с двумя моими помощниками. Якобы для проверки заморской торговли. Вы заподозрили, что на самом деле я расследую исчезновение цензора. Неусыпно следя за моими помощниками, вы обнаружили, что подозрения подтверждаются их вниманием к здешним арабам. И вы решили, что мы прекрасно подходим для вашей игры. Ибо кому, как не председателю Столичного суда, разоблачить вероломные планы Мансура? Единственной помехой оставался доктор Су. Зумурруд сказала, что доктор Су не был посвящен в ее отношения с цензором, но вы не были в этом уверены. Должно быть, доктор Су встревожился, когда цензор не вернулся на постоялый двор, и на следующее утро, то есть два дня назад, он отправился искать друга в гавани. Следить за ним вы послали одного из головорезов Мансура и душителя танка. Ближе к вечеру они доложили, что доктор Су, судя по всему, узнал полковника Цзяо и последовал за ним, когда тот вышел из питейного заведения. Вы приказали танка помочь арабу прикончить доктора Су, но задушить самого араба, прежде чем он убьет Цзяо Тая. Вы пощадили полковника Цзяо, чтобы он смог расследовать убийство доктора Су, тем самым укрепив обвинения против Мансура. Однако тут вас подстерегла неудача. Мой помощник Дао Гань случайно повстречался со слепой девушкой. Должно быть, это ваша сестра, о которой вы говорили, будто она погибла в результате несчастного случая. Ведь не случайно Дао Гань принял за нее госпожу Пао, так же как и душители танка, которых вы послали в домик Яу. Она явно хотела удержать вас от гибельных поступков, и… — Глупая ханжа! — сердито перебил судью Лян. — Из-за нее все мои беды, ибо она сознательно отказалась от блестящего будущего рядом со мной. Мы с ней унаследовали дарования нашего отца, в то время как наша младшая сестра оказалась просто тупой бабой, обуреваемой мелкими страстишками! А вот Ланьли! Когда старый домашний наставник читал с нами классические труды, она сразу понимала самые сложные места. А как она прекрасна! Мой юношеский идеал совершенной женщины! Я часто подглядывал за ней, когда она купалась… Вдруг он замолк и несколько раз судорожно сглотнул. — Когда мы выросли и умерли наши родители, я рассказал ей древние предания о святых Основателях нашей империи, которые брали в жены своих сестер. Но она, она отвергла меня, наговорила ужасных, отвратительных слов, сказала, что уйдет и никогда больше не вернется. Пришлось залить ей глаза кипящим маслом, пока она спала. А разве мог я позволить женщине, ответившей мне презрением, глядеть на другого мужчину? А эта маленькая святоша, вместо того чтобы проклясть меня, меня пожалела! Вне себя от ярости я поджег ее комнату, я хотел… я… я… Он задохнулся, лицо его исказила бессильная злоба. Чуть успокоившись, Лян продолжил: — Она сказала, что никогда не вернется, но недавно явилась, хитрая бестия, чтобы вынюхивать здесь, в моем доме. Оказывается, она наткнулась на двух моих людей, когда те притащили сюда труп цензора, прежде чем отнести его в храм, и стащила этого проклятого сверчка. И хотя она ничего не знала о моих замыслах, но оказалась достаточно умна, чтобы сложить два и два. К счастью, мои люди заметили, как ее провожает домой этот ваш помощник, и подслушали их разговор. Она навела вас на след цензора, сообщив, что поймала сверчка рядом с храмом. Из-за этого пришлось доставить ее сюда и посадить под замок. Но вчера, сразу после завтрака, она сбежала. Ума не приложу, как она ухитрилась… — Действительно, именно сверчок привел меня в храм, — кивнул судья Ди. — Для вас оказалось очень неприятной неожиданностью, когда я обнаружил труп цензора: вы же хотели, чтобы тело исчезло без следа и никто не узнал бы о яде танка. Полагаю, что позже вы заставили бы Мансура признаться, будто он выбросил труп в море. Впрочем, вы умудрились и неудачу обернуть в свою пользу. Когда я был здесь у вас, вы ловко ввернули в разговор, будто арабы тесно связаны с танка, подразумевая тем самым, что для Мансура не составляло труда добыть яд. Так что все складывалось прекрасно. Но потом в вашу игру снова вмешались людские чувства. Полковник Цзяо встретил Зумурруд и полюбил ее. Ваши шпионы доложили, что вчера утром он посетил ее на джонке и, очевидно, удостоился ее благосклонности в постели. Что, если она уговорила полковника увезти ее в столицу? Что, если случайно дала какую-то ниточку, ведущую к вам? От Цзяо Тая следовало избавиться. И убить его следовало в доме Ни. Остро взглянув на хозяина дома, судья спросил: — Между прочим, откуда вы узнали, что Цзяо Тай вернется туда? Лян Фу пожал узкими плечами. — Сразу после того, как ваш Цзяо впервые побывал у Ни, двое моих людей остались сторожить в соседнем доме. Там же притаился Мансур. Увидев, как возвращается ваш помощник, он тут же послал по крышам своих подручных, чтобы те убили его одним из мечей капитана. По-моему, Мансур это неплохо придумал, ведь в таком случае Ни казнят за убийство. Этот распутник соблазнил мою сестру. — Он этого не делал. Но давайте не будем отвлекаться; вернемся к шахматной партии — ее последним, завершающим ходам. Ваши фигуры полностью вышли из-под контроля. Моя уловка с выставленной на всеобщее обозрение фальшивой головой цензора сработала. Сегодня с утра пораньше Зумурруд явилась на постоялый двор Цзяо Тая и попросила отвести ее ко мне, чтобы потребовать награду. Там ее и убили. Царица повержена, и вы проиграли партию. — Мне пришлось убить ее. Она собиралась меня бросить, предать меня. Я задействовал лучшего метателя копья. Она не мучилась. — Устремив в пространство невидящий взор, Лян рассеянно поглаживал длинные усы. Вдруг он будто очнулся: — Никогда не меряйте богатство человека тем, чем он обладает, Ди. Меряйте тем, что он упустил. Она презирала меня, потому что знала, каков я на самом деле: трус, боящийся и других, и себя самого. Вот почему она хотела бросить меня. Но теперь ее забальзамированная красота останется со мной навеки. Я буду с ней беседовать, каждую ночь буду говорить о своей любви. Никто больше не встанет между нами. — И, выпрямившись, он яростно добавил: — А менее всего вы, Ди! Потому что вы на пороге смерти! — Как будто убив меня, вы чем-то себе поможете! — презрительно отозвался судья. — Неужели вы думаете, что я настолько глуп, чтобы явиться к вам и обвинить во всех этих преступлениях, не ознакомив губернатора и моих помощников со всеми доказательствами вашей вины? — Да, именно так я и думаю, — надменно кивнул Лян. — Едва только услышав, что мой противник — вы, я тщательно изучил, что вы собой представляете. Вы, Ди, человек известный. За последние двадцать лет вы раскрыли множество поразительных преступлений, слава о вас гремит по всей империи. Трудно найти чайную или винную лавку, где бы не обсуждали с восторгом ваше мастерство. Не сомневайтесь, я доподлинно знаю, как вы работаете! Вас отличают рациональный ум, редкая проницательность и необычайное умение связывать между собой совершенно несовместимые на первый взгляд факты. Вы выбираете подозреваемого в основном благодаря исключительному знанию человеческой природы и в немалой степени полагаясь на интуицию. Затем вы, как коршун, набрасываетесь на него, воздействуя всей мощью своей личности, должен признаться, незаурядной. Одним блестящим, точно рассчитанным ударом вы добиваетесь признания, оставляя объяснения на потом. И так вы действуете практически каждый раз. Вы никогда не заботитесь о том, чтобы выстроить дело во всей его полноте, терпеливо собирая доказательства и делясь своими открытиями с помощниками, как принято у других сыщиков. Ибо это пошло бы вразрез с вашей природой. Вот почему я совершенно уверен, что вы ничего не рассказали губернатору и почти ничем не поделились с помощниками. И потому, мой дорогой председатель, вам предстоит умереть здесь. Он одарил судью покровительственным взглядом. — И моей дражайшей сестрице тоже. Мои душители танка дважды потерпели неудачу, первый раз в доме Яу, а потом в Экзаменационном дворце, но я уверен, что сейчас она в этом доме, так что на этот раз ей не уйти. И вместе с ней исчезнет единственный свидетель, который может дать против меня показания. Ведь бестолковые танка, которых я нанимаю, ничего не знают, да и живут совсем в другом мире, который не пересекается с нашим. Мансур что-то подозревает, но этот пронырливый негодяй уже далеко в море, плывет к себе в родные края на арабском судне. В деле цензора все будет явлено именно так, как случилось на самом деле: убийство в порыве страсти, совершенное по ошибке женщиной из племени отверженных и в свою очередь убитой ревнивым арабским любовником, который и похитил ее тело. Не подкопаешься! Лян вздохнул и безмятежно продолжил: — Как все будут скорбеть оттого, что в своем похвальном рвении, проявленном в этом деле, вы перенапряглись и скончались от разрыва сердца, зайдя ко мне посоветоваться. Ведь все знают, что многие годы вы всего себя отдавали работе, а человеческие силы имеют свой естественный предел. Действие яда, который я использовал, невозможно отличить от сердечного приступа, и обнаружить его тоже нельзя. Собственно говоря, секрет его изготовления мне поведала Зумурруд. Что ж, почту за великую честь, что столь прославленный человек сделает последний вздох в моем убогом жилище! Потом я позову сюда вашего Дао Ганя, и он поможет мне подготовить ваш труп к переносу во дворец. Не сомневаюсь, что губернатор примет все надлежащие меры. Оба ваших помощника умны и опытны — я не имею привычки недооценивать своих врагов, — и у них, не сомневаюсь, возникнут определенные подозрения. Но к тому времени, когда они убедят губернатора приглядеться ко мне повнимательней, все следы того, что здесь произошло на самом деле, уже исчезнут. И не забудьте, что вскоре меня назначат вашим преемником! А что касается людей, которых вы столь предусмотрительно оставили у меня на переднем дворе, и стражников, окруживших дом, я объясню, что вы ожидали нападения на меня арабских головорезов. Я даже позволю вашим людям найти здесь одного из этих негодяев, чтобы впоследствии предать надлежащей казни. Ну, вот и все. — Понятно, — кивнул судья Ди. — Так это все-таки чай. Должен признаться, что я ожидал от вас большей изобретательности. Какая-нибудь потайная дверь-ловушка или, к примеру, что-нибудь, падающее с потолка. Вы ведь обратили внимание, что я принял меры предосторожности, передвинув свое кресло.