Едва напольные часы в гостиной пробили восемь, Антонио поднял тяжелую трубку. * * * Морный Двор. Помнится, прибыв в альбийскую столицу, Антонио решил, что горожане очень не любят своих сыщиков, если дали сыскному управлению такое неприятное прозвище. Потом приятель рассказал, что прозвищу уже много веков. Когда-то, лет четыреста назад, часть зданий сыскного управления служили тюрьмой. Кроме цинги и холеры, беспощадная ее утроба порождала и более страшные болезни. Чуму, например. После того как чума выкосила больше половины жителей Луда, за площадью намертво закрепилось название Морный Двор, а затем перекинулось и на весь сыск. Сегодня Антонио покидал Морный Двор обнадеженным. — Мужчина, судя по голосу — лет двадцати — тридцати пяти, — резюмировал Джонатан Беррисон, выслушав рассказ и осторожно забрав исписанный лист бумаги. — Не обещаю, что скоро… Я телефонирую тебе, как только просмотрю картотеку. Джонатан работал в криминалистической лаборатории. Антонио познакомился с ним, когда начальство Морного Двора решило заменить старые неудобные картотеки новейшими вычислительными машинами на перфокартах. С перфокартами не заладилось, сыщики и криминалисты слезно просили вернуть все, как было, а затем сделалось не до новаций… …Закончив с делом, Антонио собрался уходить, но Джонатан негодующе замахал руками. — Постой ты! У меня рабочий день с девяти! Сто лет тебя не видел! Что там — скоро нас заменят умные машинки на перфокартах, которые будут работать вместо нас? И он отхлебнул из чашки. В чашке дымился какой-то травяной отвар, заменявший, по-видимому, чай, цены на который возмутительно взлетели. — Когда-нибудь, может, и заменят, но вряд ли они будут на перфокартах. — Антонио оглядел большой кабинет, наполовину заставленный пыльными шкафами и стеллажами картотек, и фыркнул: — Ты, по-моему, и так не работаешь. — Я — работаю, — погрустнел Джон, допил отвар и обернулся на звук шагов. В кабинет входили другие криминалисты. На улице распогодилось, в окно настойчиво заглядывало утреннее солнце. — Но надоело… Знал бы ты, мой дорогой, как мне это все надоело! Одно и то же из года в год. Записаться, что ли, на войну? У нас многие записались. — На континент? — Антонио вздрогнул, вспомнив первую канонаду над Ромой. — Но зачем? Зачем нужна эта война? — Им там виднее, — Джон кивнул куда-то вверх. — А я бы довольствие неплохое получал. Плесневею я здесь. То ли дело поход!.. — Ты неправ, — только и сказал Антонио. — Поскорее бы она закончилась. — Она и не думает заканчиваться, — уверенно заявил Джон. — Почитай хоть раз газету! Все богачи вкладываются в оружие и технику! А они свою выгоду не упустят! «Ну почему же? Один богач уж точно собирается вкладываться не в оружие», — хотел возразить Антонио, но промолчал. Донна Удача — прихотливая дама, которая не любит, когда ее имя треплют понапрасну. Затем желание возражать и вовсе ушло. На смену ему явилось подозрение, мрачное, как грозовая туча, что наползала с востока. Наверняка Минтон передумает вкладывать деньги в механические протезы. Это не так выгодно, как делать оружие и технику для действующих армий. Богачи свою выгоду не упустят… Он просчитает все и откажется. Проклятая затяжная война! Антонио впервые задумался, а не переучиться ли ему на оружейника. Но нет, нет, ему претило штамповать орудия убийства! И все же Джонатан сказал по меньшей мере одну утешительную вещь. Дал надежду, что получится выяснить, кем был загадочный клиент. Антонио не знал почему, но клиент этот нравился ему все меньше. * * * Подмастерья топотали внизу. В приоткрытое окно вползал запах дыма и гари. Улица ревела гудками грузовозов и омнитрамов, рассыпалась дробью отрывистых шагов, галдела сотнями голосов. Антонио сидел в кресле на втором этаже и бесцельно вертел в руках обрезок жести, который в рассеянности подобрал с пола в мастерской. Только что телефонировал Джонатан. — На той бумаге нет отпечатков пальцев, кроме твоих, — сообщил он. — Он брал бумагу в перчатках. И знаешь что… Не нравятся мне эти перчатки. — Как в перчатках? Антонио точно помнил, что руки незнакомца были голыми. — Потому они мне и не нравятся, дружище. Это очень тонкие кожаные перчатки… Наверняка ты их и не заметил, да? Значит, там были ногти. Бог весть, нарисованные или наклеенные. Это перчатки-имитация. Я догадываюсь, кому они могут принадлежать. Но это не телефонный разговор. Встретимся вечером за бокалом эля. Антонио с трудом дождался вечера. Мысли текли в голове, подобно водам Теймса, такие же темные и мутные. Проклятый незнакомец становился его идеей-фикс. Ну почему было не потребовать, чтобы он назвал имя? Обычно Антонио не спрашивал имен, выдавал лишь расписку с номером. Но ночной клиент мог не знать об этом. Или, наоборот, пришел именно потому, что знал? Миниатюрный флакон для духов, который работал бы сам. Для чего могло понадобиться такое устройство? Для чего угодно. А флакон, который мог сработать всего один раз? Именно на столько использований хватало заряда холодного воздуха. Крошечный воздушный пузырек нагревался, расширялся, выталкивал наружу содержимое наконечника и умирал. До тех пор, пока его не зарядили бы вновь. Для чего могла пригодиться такая вещица? Крошечная, как мизинец, невзрачная, как головка болта. «Очень особенный флакон, — сказал посетитель. — Вы понимаете, о чем я». Антонио дорого бы дал, чтобы понимать. Богатый опыт подсказывал ему, что вещица, скорее всего, была дамской. И умолкал. Дамской. Возможно, для духов. Если прикрепить ее к лифу, она бы распылила немного духов в нужный момент. В разгар вечера, к примеру. Или в разгар свидания… Голова работала туго, будто в нее насыпали полировочного песку. До вечера оставалось слишком много времени. Устав бороться со сном, Антонио кое-как добрел до кровати и рухнул поверх покрывала. * * * В небольшом пабе было полутемно, жарко и душно от табачного дыма. Джон намеренно выбрал место поближе к докам, где собирались портовые рабочие и грузчики. Их громкие голоса и развязные манеры совершенно отвлекали внимание от двух мужчин, негромко беседующих в углу. — Жаль, что ты сразу меня не позвал, — сказал Джон, отпивая эль из мутной кружки толстого стекла. — Эти перчатки, точь-в-точь похожие на настоящую кожу, и маска… Похоже, к тебе наведался маркиз де Лакруа. — Что? О да, Антонио был наслышан о маркизе де Лакруа! О нем говорили таинственным шепотом или бросали его имя в лицо как ругательство. Его опасались, им восхищались и тянулись к нему неосознанно, против воли — по крайней мере те, с кем Антонио когда-либо его обсуждал. Увлекаемая в военный хаос страна теперь ни дня не могла прожить без увеселений. Солдаты на побывке развлекались в кабаках. Богема — в салонах. Высший свет — в своих гостиных, закрытых для любого, кто не принадлежал к их кругу. Маркиз де Лакруа же развлекался где угодно. Сегодня его видели среди солдат, завтра — в камерном салоне какой-нибудь мадам Ониотон… Или думали, что видели. Или приписывали себе встречу с ним. Своей изысканной жестокостью и любовью к разврату маркиз снискал мрачную и скандальную известность. Его осуждали или боготворили, но не упускали возможность заполучить хотя бы призрачный отсвет этой болезненной славы. «Представители моей фамилии не простужаются», — обронил тогда гость. Невнимательно обронил. Походя. Что это могло значить? И манеры, его манеры… Уверенность на грани наглости, незыблемое спокойствие, ловкие, скупые, отточенные движения… как у человека, привычного к тренировкам. Поговаривали, маркиз де Лакруа тренировался, охотясь на людей… — Вот-вот, — ухнул Джон и одним махом проглотил еще полкружки эля. — Мы бы и рады встретиться с этим типом, чтобы спросить его о парочке нехороших убийств, да вот беда, черта с два его найдешь! Он то появляется, то исчезает, и мы узнаем все последними! И вот снова… — А разве вы не знаете, где его владения или… — протянул Антонио в замешательстве. До сих пор он не задумывался, интересуется ли маркизом полиция. Судя по титулу, тот принадлежал к знати, а знать казалась неприкосновенной. — Понятия не имеем, — скривился Джон. — Он не альбиец. Он из Галлии. Там следы теряются… да и галлам не до поисков сейчас. Не в этом дело. Вот из-за этих перчаток мы и хотим с ним встретиться. Слышал сплетню, что они из человеческой кожи? Антонио помотал головой и глотнул эля, пытаясь справиться с потрясением. Таких подробностей он не слышал. Он давно уже не бывал в салоне Роуз Торнхолл, которая и рассказала ему в свое время о маркизе де Лакруа. Эль оказался невкусным. Кислятина на время перебила все ощущения. — Врут, конечно, — продолжал Джон. — Скорее всего. Я думаю, там просто очень тонкая кожа. Но она оставляет характерные отпечатки… не совсем такие, как от обычных кожаных перчаток, так что как знать. Мы их видели уже не раз. Было несколько убийств с начала войны. Странных убийств, но разных. Не сказал бы, что это серия. Ни одно не раскрыто, и в каждом деле отметились эти перчатки, черт бы их побрал. И свидетели болтали о маркизе де Лакруа.