– Слушаю, Лида. – Надо собрать всех наших подозреваемых и попросить секретаршу Котеева опознать голос звонившего. – Но ведь голос-то был намеренно изменён, – возразила Ялович. – Ну и что? Попробовать можно. – А что если разговор записывался на плёнку? Сейчас конторы это практикуют. Можно записать голоса наших подозреваемых и сравнить с записью, а если нет, то дать послушать секретарше, или можно в живую. – Я подумаю, – сказала Ялович, – спасибо. – Не за что. У меня лично всё. – Ну что ж, тогда будем работать, – подытожил Седельцев. – Тамара Викторовна, капитан, дорогая, – попрощался он со всеми. Следователь, капитан и Седельцева покинули прокурорский кабинет и разошлись по своим делам. Уходя, Лидия Валерьевна на секунду заколебалась, не поделиться ли с коллегами ещё одной мыслью, но потом решила, что обсудит её непосредственно с человеком, которого это касается. Глава 30 В субботу 3 февраля Зубриков сидел в глубоком кресле в своей квартире на Благодатной улице и держал в руках газету. Сказать, что он её читал, было бы явным преувеличением, он просто смотрел сквозь текст. Трагические события в районной 45-й поликлинике выбили его из привычной колеи. Он практически перестал интересоваться текущей политикой, ходить в Публичку, созваниваться с друзьями и обсуждать последние новости. Два убийства и смерть при загадочных обстоятельствах, произошедшие чуть ли не на его глазах, конечно, не могли оставить равнодушным пытливый ум Зубрикова. Великолепный знаток детективов, блестящий аналитик, человек с отличным дедуктивным умом, он тщетно искал разгадку этих преступлений, не находил и от этого злился. Зубриков уже в сотый раз перебирал в уме обстоятельства дела, прокручивал в мозгу все разговоры, воспроизводил вслух интонации. Три трупа то и дело вставали перед его глазами, и Зубриков мысленно смотрел на них безо всяких эмоций, со спокойствием паталогоанатома. Больше всего его раздражало отсутствие у него какой-либо обоснованной версии. По поводу смерти Поиловой у него были весьма чёткие подозрения, Зубриков считал, что её убили. Его подозрения в тот момент были обращены на одного человека, но последующие убийства Разумовской и Котеева разметали его версию в прах. Накануне в пятницу у него были Бернингсен и Дергень. Они рассказали о допросе в прокуратуре, Зубриков в свою очередь рассказал о своей встрече с Ялович. – Ну так всё-таки, Пётр, кто убийца? – спросила Дергень, глядя на Зубрикова, как на всеведающую пифию. – Ну а ты, Алла? – огрызнулся Зубриков. – Я лично думаю, что это Крылов, – безапелляционно заявила медсестра. – Противный тип, и глаза бегают. – У тебя есть доказательства? – холодно спросил Зубриков. – Доказательств нет, только женская интуиция, – гордо ответила Дергень. – Ну а у тебя, Галя? – Я не знаю, – ответила та, – ты же у нас детектив. – Хреновый я детектив, – огрызнулся Зубриков. – Плохо, что Ялович не ответила на мои вопросы. Она видит во мне врага, а я хочу помочь следствию. – Мы для неё обычные подозреваемые, – заметила Бернингсен. – И с точки зрения формальной логики она права. – Вот именно формальной, – подчеркнула Дергень. – Как же всё-таки убийце удалось скрыться незаметно? – принялся рассуждать вслух Зубриков. – Когда он пришёл в поликлинику и знал ли он, что входная дверь будет открыта? Вы ведь никому не говорили? – на всякий случай уточнил он. – Нет, никому, – заверили его подруги. – Значит, у него были ключи, вряд ли он рассчитывал на везение. – Но они же всё обыскали, – сказала Бернингсен. – Он мог уйти до их прихода. – Или она, – сказала Дергень. – Или она, – эхом повторил Пётр Петрович. В пятницу троица детективов-любителей так и не придумала ни одной убедительной версии. В субботу, однако, у Зубрикова появилась надежда на прорыв – ему позвонила жена районного прокурора Лидия Валерьевна Седельцева и договорилась о встрече в тот же день вечером дома у Зубрикова. Седельцева пришла без опоздания, как всегда элегантно одетая. Настроена она была на этот раз более серьёзно, чем в предыдущий визит. Лидия Валерьевна решительно отказалась от коньяка и выбрала крепкий заварной кофе. – Ну, Пётр Петрович, – сделав небольшой глоток, начала разговор Седельцева, – я надеюсь, вы готовы назвать мне убийцу? – Лихо берёте, Лидия Валерьевна, – вздохнул Зубриков. – Разве что с Божьей помощью. – Насчёт Божьей не знаю, а вот свою предложить могу. – Одна голова хорошо, а две лучше, – кивнул Пётр Петрович. – Я принесла копии протоколов допроса, – раскрыла объёмистую папку Седельцева. – Надеюсь, это вам поможет. – Ещё как, Лидия Валерьевна, но почему вы мне так доверяете? А ваш муж знает, что вы передаёте материалы дела одному из подозреваемых? – Какое это имеет значение? А что касается моего доверия вам, то считайте это женской интуицией, не более того. – Спасибо, я в ближайшее время прочту и позвоню вам. Кстати, куда вам позвонить? – Запишите номер моего мобильника. – Готово, – записал Зубриков. – Больше ничего для меня не припасли? – Существенного нет, но так, обсудить кое-какие идеи бы хотелось. – Слушаю вас, – поудобнее устроился в кресле хозяин квартиры. – Что вы думаете о Нине Анатольевне Башевич? – медленно проговорила Седельцева, делая ещё глоток кофе. Зубриков ответил не сразу. Он пригубил коньяк и задумчиво стал разглядывать рубиновую жидкость. – В хорошем детективе автор не сделал бы её убийцей, – наконец сказал он. – А в нашей истории? – В нашей всё сложнее, Лидия Валерьевна. Сейчас я уже не знаю, что и думать. Но после убийства Разумовской мои подозрения вынужденно отпали. – А кого вы подозревали, Пётр Петрович? – Какое это имеет значение? – Любопытно. – Это прошлое, наше дело настоящее. А сейчас у меня нет хорошей версии. Что касается Башевич, то для убийцы она действует слишком прямолинейно. Тут, как мне кажется, работает более тонкий ум, чья-то закулисная инсценировка. – И кто же подходит на эту роль? – Не пытайте меня, госпожа прокурор. Давайте, я прочту протоколы, и тогда, возможно, меня осенит. – Будем надеяться, Пётр Петрович. – Ну а что думаете вы, Лидия Валерьевна? Раскройте ваши карты. – Меня интересует вопрос денег. Кто их забрал из кабинета покойной Поиловой? – Да, это важный вопрос, – согласился Зубриков. – Думаю, вы, как и я, понимаете, что деньги мог взять только человек, который был в курсе шантажа, а это означает, точнее, предполагает наличие сообщника. – Я думала об этом, – кивнула Седельцева. – Правда, сначала я задавала себе вопрос, а были ли деньги. В конце концов я ответила утвердительно. Потому что все, кроме Башевич, признались, что отдали деньги Поиловой. Не могли же они все сговориться, как в «Восточном экспрессе»! – Это вряд ли, – сказал Зубриков, – но что если Поилова их спрятала? – Мы же обыскали кабинет. – Да, но вначале вы не искали деньги. Тот, кто их взял, мог сделать это позже. – Не думаю, – покачала головой Седельцева, – это было рискованно, вдруг бы мы нашли деньги сразу. Тогда выходит, – развила она свою мысль, – что Поилову отравили, чтобы получить деньги, которые она присвоила шантажом. Это интересная версия, Пётр Петрович. – Интересная, но недоказуемая. – Да, верно. А заметьте, мы говорим об убийстве Поиловой, как о доказанном факте. А ведь мы до сих пор наверняка не можем отбросить версию самоубийства или несчастного случая. – А что говорит ваша интуиция? – Подсказывает мне, что Поилову убили.