– Ну а ваш спешный, как бы сказать, налёт на квартиру Башевичей, чем он был вызван? Чего вы испугались? – Видите ли, Лидия Валерьевна, когда я узнал, что секретарша Котеева опознала почти с полной уверенностью в звонившей Башевич, я внезапно испугался. Уже тогда я понимал, что Митченко и Кирилл Львович подставляют её. Неожиданно мне пришла в голову мысль, что Башевич может попытаться убить жену, выдав её смерть за самоубийство, вызванное страхом разоблачения. – Я бы никогда не поверила в самоубийство Башевич, – категорично заявила Ялович. – Чтобы эта, даже не знаю, как назвать, пусть будет гарпия, свела счёты с жизнью! Да ни за какие коврижки! – Вы слишком многого от меня хотите, – попенял ей Зубриков. – На тот момент я только-только догадался обо всём и ещё не осмыслил детали. Вы думаете, я уже вчера обмозговал варианты, как развивались бы события, не приди я к Поиловой? Нет, вчера я ещё не думал о том, что Башевич и Митченко собирались свалить вину на Нину Анатольевну путём подбрасывания улик. Я просто испугался за неё. В любимых мной детективах такой ход встречается часто, когда убивают подозреваемого, выдавая его смерть за самоубийство, мотивированное боязнью разоблачения. – Но ведь никто не подкинул нам улики, которые бы позволили доказать, что Башевичей шантажировали, – сказал Кораблёв. – Думаю, если бы следствие само не догадалось бы, анонимный источник подкинул бы информацию, – ответил Зубриков. – Да и на том этапе преступникам было не до этого. Им пришлось убрать сначала Разумовскую, потом Котеева. Полагаю, что изначально это не входило в их планы. – А что насчёт этих очков? – спросила Седельцева. – Почему вы хотели, чтобы мы выяснили, были ли диоптрии на разбитых стёклах? – Ну как же, Лидия Валерьевна, это очень важно, – удивился её непониманию Зубриков. – У Митченко нормальное зрение, а у Поиловой минус четыре. Вот у вас хорошее зрение, Лидия Валерьевна? – Да не жалуюсь, 1 или 0,9. – Вы когда-нибудь пробовали надеть очки минус четыре или минус 3,5 и читать в них? – Как-то примерила, ничего не видно. – Вот вам и ответ. Митченко выписывала мне рецепт. Здесь она допустила промашку. Когда я понял, что в кабинет меня пригласила не Поилова, а Митченко, я вспомнил и об этих разбитых очках. Стёкла должны были быть недиоптрированными, иначе Митченко не смогла бы нормально выписать рецепт, а она написала его аккуратным чётким почерком. – Блестяще, – восхитился прокурор, – какая тонкая дедукция! – Ей вообще не надо было разбивать эти очки. Честно говоря, даже при падении маловероятно, чтобы они разбились. И уж конечно, Ольга Алексеевна должна была заменить обычные очки на минусовые. – Нельзя же учесть всё, – резонно заметил Кораблёв. – Верно, – согласилась Ялович. – На этом мы и ловим преступников. Если бы они учитывали всё, у нас бы не было доказательств их вины. – Давайте уточним картину, – вмешалась Дергень. – Значит, когда ты вышел и спустился в гардероб, Митченко перетащила тело Поиловой в кабинет покойной и вернулась к себе? – Совершенно верно, Алла. – Вопрос, она сделала это одна или ей помогал Башевич, который был где-то поблизости? – Ну, это надо спросить у неё. – А ты как думаешь, Пётр? – Я склоняюсь к мысли, что Кирилл Львович был где-то рядом. Во— первых, если вернуться к варианту, что всё пошло бы по первоначальному плану, то есть без меня, было бы желательнее для них, чтобы тело обнаружили двое. Они могли разыграть такую сценку. Башевич пришёл за женой, никого не нашёл, тут выходит из своего кабинета Митченко, он просит узнать, закончен ли приём у главврача, они вместе заходят и обнаруживают тело Поиловой. Потом звонят в милицию, а дальнейший сценарий я уже расписывал. – А как же он ушёл? – усомнилась Бернингсен. – Спустился по другой лестнице или по ближней, пока мы были в кабинете. – Но он мог кого-нибудь встретить, его могли увидеть. – Ну и что? Кто бы стал это выяснять? Тому, кто мог бы увидеть, и в голову не пришло бы идти в милицию. Ну даже если предположить, что следователь стал бы искать посетителей или врачей, которые были тогда в поликлинике, и они паче чаяния опознали бы Башевича, он просто сказал бы, что приходил искать жену. На возможный вопрос, почему он об этом не рассказал, последовал бы простой ответ: «Меня никто не спрашивал». Теперь ясно, Алла? – Пожалуй, да. Ты мне всё объяснил. – Ну вот и отлично. У кого какие ещё вопросы? – Есть весьма существенный вопрос, – заговорила Лидия Валерьевна. – Митченко своим маскарадом могла обмануть лишь людей, не знавших Поилову, хотя Разумовская не сразу догадалась, кого она видела на самом деле. Но Разумовская видела Митченко мельком, и у неё не было времени присматриваться, кто перед ней. Я веду вот к чему. А что если бы Пётр Петрович оказался хорошим знакомым или даже другом Поиловой? Он бы сразу раскрыл обман, и всё построение рухнуло бы, как карточный домик. Что бы они делали тогда? Не забывайте, у Митченко в кабинете было тело Поиловой. – Я уже говорил, что стал для них неожиданностью, неизвестной величиной, – пожал плечами Зубриков. – Согласен, здесь им просто повезло. Могу только предположить, что если бы я хорошо знал Поилову, то увидел бы, что это не она, как только Митченко подошла к кабинету Поиловой. И как бы повела себя Ольга Алексеевна в этой ситуации? Не знаю, постаралась бы что-нибудь переиграть. Но Поилова, скорее всего, уже была мертва, и как бы преступники действовали дальше, я не представляю. Согласен, в этом им повезло. Не повезло в другом. В том, что Митченко видела Разумовская. И в конце концов догадалась, кого она видела, и то, что Котеев предпринял собственное расследование и стал для убийц опасен. Митченко и Башевичу пришлось устранить обоих, что, я уверен, не входило в их первоначальные планы. – У меня такой вопрос, – включился капитан Кораблёв, – а что если кто-нибудь из шантажируемых заявил бы в милицию сразу после звонков Митченко и Башевича? Представьте, Митченко под видом Поиловой приходит вести приём, а тут милиция. Мы могли появиться как до начала, так и после. Представляете, Митченко в кабинете Поиловой, а в соседнем кабинете тело главврача. – Я думаю, это маловероятно, – ответила вместо Зубрикова Ялович. – Мне тоже, Дима, приходил в голову этот вопрос. Видишь ли, вряд ли бы наши жертвы с первого раза обратились бы в милицию. Во-первых, это грозило им оглаской нелицеприятных фактов, во-вторых, им обещали, что отдадут каждому все материалы, компрометирующие его конкретно, и к тому же, узнав материальное положение каждого из шантажированных и сопоставив это с требуемыми у них суммами. Я пришла к выводу, что наши преступники действовали умно, они требовали избирательно и такие суммы, которые не стали бы неподъёмными, то есть с которыми объекты шантажа могли бы довольно спокойно расстаться в обмен на молчание шантажистов. У меня сложилось впечатление, что и Митченко и Башевич предварительно изучили финансовое положение каждого из тех, кого они собирались шантажировать. А вы как думаете, Пётр Петрович? – Я думаю, вы правы, Тамара Викторовна. Мне, кстати, пришла в голову интересная идея. Если бы милиция появилась до начала приёма, или, например, кто-нибудь из ваших людей выдал себя за шантажируемого? Да-да, такое тоже возможно. Если бы они не знали Поилову, то есть Митченко, выдававшую себя на неё, почему не могло быть наоборот? Так вот, в таком случае Митченко могла сказать, что Поилова попросила её провести приём вместо неё и, чтобы не вызвать сомнений, надеть весь этот «камуфляж». А потом преступники могли каким-то образом попытаться представить смерть Поиловой как самоубийство, вызванное грядущим разоблачением. – По-моему, это сомнительно, – не согласилась Ялович. – Как бы Митченко объяснила, зачем она требует деньги, и передаёт компрометирующие. Что же она, дура, соглашаться на такую странную проверку? – Да, ей было бы очень тяжело, – признался Зубриков, но я сейчас лишь фантазирую, что было бы, если бы. Любое убийство, друзья, сопряжено с риском, нельзя влезть на ёлку, и не уколоться. Вся суть в том, насколько оправдан риск. В данном случае они рискнули и выиграли. – Где же они выиграли, – не согласился прокурор района. – Их разоблачили вы, как раз тот человек, случайно появившийся в очереди. Примите мои поздравления и восхищение, Пётр Петрович. Блестящая дедуктивная работа. Нам, профессионалам, остаётся только завидовать. – Пётр Петрович имел в виду, что их не разоблачили сразу, в этом заключался выигрыш, Олег, – пояснила Лидия Валерьевна. – А твой комплимент я полностью поддерживаю и ещё раз подчеркну, что моё доверие к Петру Петровичу сыграло решающую роль в раскрытии дела. – Ваша интуиция на этот раз не подвела вас, Лида, – вставила шпильку Ялович, – но вообще так доверять подозреваемым – это нонсенс. А Пётр Петрович, пусть и формально, был на подозрении. – Победителей не судят, Тамара, – широко улыбнулась Седельцева и положила себе на тарелку ещё кусок торта. – Скажите, Пётр Петрович, а Митченко и Башевич собирались и дальше заниматься шантажом? – Ну откуда же я знаю, Олег Васильевич, даже гадать не буду. Об этом вы у них спросите на допросе. Надеюсь, они признаются. В конце концов, доказательств для суда хватит. – Уж мы докажем, не сомневайтесь, – уверенно заявил прокурор. – А что они сейчас говорят? – поинтересовался Зубриков. – Как реагируют на обвинение? – Пока оба отрицают, – ответила Ялович. – Ничего, я сделаю им очную ставку. Теперь, после вашего объяснения, я чётко представляю себе картину преступления, а то у меня в голове был сумбур. Прижучим мы их, никуда не денутся. – Очень хорошо, – сказал Зубриков. – Ещё вопросы, соображения? – Я скажу вот что, – медленно проговорила Бернингсен. – В глубине души я никогда не верила, что Поилова кого-то шантажировала. Я знаю, знала, – поправилась участковая, – Марию Ильиничну много лет, и то, что она занялась шантажом, у меня в голове не укладывалось. – Вот видишь, ты была права, – улыбнулся подруге Зубриков. – Ну а тебе, Алл, есть что сказать? – Да нет, кроме как поздравить тебя, Пётр. Не ожидала, не ожидала. Вот разве что любопытно узнать, кто кого подозревал по ходу дела. Я лично Митченко и Крылова, а господа следователи? – Ну, кого подозревала Тамара Викторовна, мы все знаем, – вернула шпильку Седельцева. – Что касается меня, то я грешным делом, заподозрила Веру Григорьевну Кольцову, подругу убитой Разумовской. Мне пришло в голову, что она могла либо участвовать в шантаже, который Разумовская, как бы лучше выразиться, устроила Митченко, (а в этом факте, я думаю, уже никто не сомневается), либо просто выдумать весь разговор с Ириной и историю про призрака Поиловой и слова «Это была не она, я её не видела». Потом смерть Котеева. Он тоже встречался с Кольцовой, расспрашивал её. Мало ли что он мог заподозрить? Тот факт, что у Котеева до последнего дня не было никакой чёткой версии, ни о чём не говорит. Во-первых, он мог вспомнить что-то из разговора, о чём-то догадаться только в день гибели. Вот Пётр Петрович тоже ведь не сразу понял, что к чему. Во-вторых, я всё время повторяла: «Мы же точно не знаем, с кем ещё общался и общался ли Котеев в день, когда его убили». Он вполне мог разговаривать с Кольцовой. – Но объясните, Лида, как бы Кольцова могла отравить Поилову? – поинтересовалась Ялович. – Этого, конечно, я не знала. Тут могли быть разные варианты. Например, Поилова отравилась сама или выпила цианид случайно. А другой вариант – главврача отравила Разумовская с ведома Кольцовой, а затем Кольцова избавилась от Разумовской. – Но какой мотив, дорогая? – Ах, Олег, не приставай. Я же говорю лишь о своих предположениях по ходу дела, не более. Не стоит относиться к этому всерьёз. Ты-то сам кого подозревал? – Да я, честно говоря, никого. Много было другой работы. Разве что Воронцова, уж очень он нервный, эмоциональный. Невольно задумаешься, а не играет ли он роль? – Так, с тобой всё ясно, ну, а вы, капитан? – Даже не знаю, Тамара Викторовна. Сначала никого, а в последнее время, пожалуй, Нину Анатольевну Башевич. Подпал под влияние Тамары Викторовны. – Я тоже подозревала Митченко, – вступила в диалог Бернингсен. – Но по другой причине. Я всё ждала, что её кто-нибудь назовёт. Но не судьба. Так вот, мотив у неё мог быть, и я думаю, частично присутствовал, такой: после смерти Поиловой она, вероятнее всего, что и произошло, становилась главврачом поликлиники. Сейчас я понимаю, что для Ольги Алексеевны это было не просто повышением в должности. Она избавлялась от шефа, и ей открывалось свободное поле для шантажа. Так что на вопрос, собирались ли Митченко и Башевич шантажировать фигурантов по нашему делу, я отвечу так: «Зачем доить уже выдоенных, пусть не до конца, если вокруг гуляют новые потенциальные объекты для шантажа?» – Браво, Галя, – оценил Зубриков, – это мысль. Думаю, так бы они и поступили. Очень хорошо. Ещё кто-нибудь выскажется? – Боюсь, время позднее, – посмотрел на часы прокурор. – Всё уже выпито и съедено. (Сам он с удовольствием доедал кусок торта и запивал кофе). Думаю, нам осталось только попрощаться и поблагодарить Петра Петровича за неоценимую помощь. Согласны, Тамара Викторовна? – Безусловно, Олег Васильевич. – Ну что ж, я надеюсь, и в будущем вы не откажетесь проконсультировать нас, если возникнет сложный случай? – С удовольствием, Олег Васильевич, – улыбнулся хозяин квартиры. – Прежде чем вы уйдёте, я бы хотел обратить внимание на ещё один интересный момент. Я заподозрил Митченко, когда у неё одной (Башевичей мы договорились не считать) оказалось алиби на время убийства Разумовской и Котеева. Здесь она перестаралась и вызвала подозрения. Ей достаточно было иметь алиби на любое из двух последних убийств. Ведь ясно же, что это было делом рук одного и того же человека или людей, а значит, если у Митченко неопровержимое алиби на одно убийство, то оно автоматически распространяется и на второе. Согласны, друзья?