Дверь распахнулась. В проеме, наклонившись, иначе не поместится, появился худой высокий мужчина средних лет в ватнике, длинные волосы забраны в подобие хвостика. — Кто вас прислал? — Да все подряд говорили, если мы интересуемся историей Городенца, надо посмотреть ваши картины. Ну, мы и купим, если что-то понравится. — Могли в интернете посмотреть, все картины на продажу есть на сайте. — Местные про интернет ничего не сказали, да и раз мы уже пришли, покажите, пожалуйста! И вообще в интернете совсем не такое впечатление, как вживую! Мужчина отступил и подруги, пригнувшись — дверь была слишком низкой и для их роста — вошли в узкий темный предбанник, из которого сразу шагнули в комнату вслед за хозяином. Здесь было холодно, похоже, что система отопления вообще не была предусмотрена, лишь от печи, где потрескивали ветки, шло какое-никакое, а тепло. Тем не менее все было чисто прибрано, на полках стояли банки с соленьями и вареньями, диван накрыт вполне приличным покрывалом, а двух рожковая люстра на потолке прекрасно освещала помещение. Кроме полок, дивана и стола у окна с двумя стульями, в комнате ничего не было. Лишь картины без рам, натянутые на холсты, приставлены к дальней стене. — Вы давно тут живете? — Пять лет, как купил эту квартиру. Мне одному ничего другого и не надо. Здесь свобода! Ничто не давит — ни дома, ни толпы людей, ни транспорт. Природа кругом! Все, что надо для жизни, дает лес. Ну, и подкупаю кое-что, конечно. — Не холодно вам тут? — Холод — это здоровье. И спится лучше, и работается лучше. Мастерскую я во дворе устроил, никому не мешаю. Ну, смотрите картины, за этим же пришли? Интересно, кто это все покупает? Девушки рассматривали работы художника и понимали, что не только в доме не повесили бы, а второй раз и смотреть бы не стали. Существо, выгнувшееся так, что лишь толстая чешуйчатая задница с хвостом на конце и каскад пламенно рыжих волос позволял узнать в нем женщину и, благодаря хвосту, русалку, вздымало руки вверх. Вокруг плавали маленькие рыбки, росли водоросли, цвели лотосы, все это происходило под водой. Еще одна рыжеволосая ундина, одиноко сидящая на камне задом к зрителю, с плавниками там, где начинались бедра, с фонариком в руке всматривалась вдаль, ниже бедер все искрилось золотыми чешуйками, как на костюме фигуристки или танцовщицы бальных танцев. И все же… пришлось признать, было что-то в этих картинах. Мастерство художника заметно в каждом мазке, в каждом движении героинь полотен. — Это русалки, как на орнаменте в доме городского главы? — А, видели тех русалок? Да, из тех же легенд. Я тут много по ближайшим деревням погулял, поспрашивал. Ну, а дальше мое воображение. Понравилось что-нибудь? — Трудно выбрать… Вон та, маленькая русалочка с фонарем понравилась… Но мы еще подумаем хорошо? Я бы ее взяла, у меня тут апарт для туристов по соседству с «домом русалок», я посмотрю, куда можно повесить. И, пожалуй, вернусь. — сказала Соня. Художник пожал плечами: — Дело ваше, но долго не думайте, картины хорошо продаются! Подруги закивали и отправились во двор. — И зачем мы приходили? Ничего не узнали. Ничего не спросили. — А как ты его спросишь? Не вы ли тут девицам сердца вырезаете? Тут главное — впечатление, ощущения. — И как ощущения? — с сарказмом спросила Соня. — А никак! — То-то и оно! — Подытожила подруга. Уже стемнело, во дворе не горело ни одного фонаря, и девушки оглядывались, осторожно нащупывая тропинку, промочить ноги в сугробе не хотелось. — Смотри! — Соня показала вглубь сада, где среди деревьев мерцал огонек в окошке. — Наверное там и есть его мастерская. Девушки, не сговариваясь, развернулись, и подсвечивая себе фонариками телефонов, отправились на огонек по еще более узкой тропинке, на самом деле это была даже не тропинка, а глубокие следы в обе стороны. В небольшое окошко, через которое и светил огонек, было видно лишь пустое помещение с мольбертом, табуретками, на которых были разложены краски и кисти, но незаконченную картину разглядеть не удавалось. Подруги огляделись, прислушались — тишина, наверное, Виктор Васильевич занялся чем-то в доме и не собирается идти в мастерскую. Саша толкнула дверь, вошла — и чуть не свалила Соню, рванувшись назад. — Ссссмотри… смотри! — Дрожащей рукой Саша показала на мольберт. Незаконченное полотно изображало грот: сверху горные породы, снизу острые зубцы льда. Множество тяжелых, массивных цепей тянулось вперед, создавая иллюзию движения. С другой стороны цепи были прикованы ко вкопанным в землю старинным мечам. А в середине, спутанная цепями, рвалась к зрителю женщина с длинными черными волосами. Пряди волос развивались словно змеи, смешиваясь с цепями, порыв ветра взметнул черные длинные одеяния женщины. Лица ее не было вино, женщина стояла вполоборота, и лицо казалось туманным, словно незаконченный набросок. Но не было сомнений, что женщина прекрасна, это читалось в порыве локонов на ветру, в грации ее фигуры. Все написано черно-белыми красками, лишь два ярких пятна взрывали общий фон картины. Первым пятном был синий ослепляющий свет, бьющий из глаз женщины. Вторым — алые сердца на полу у ее ног, капли алой крови возле сердец. — Сссмотри… — снова просипела Саша, — их три. — Кого? — шепотом переспросила Соня, тут же разглядела, сообразила и, чуть не заорав, подруги кинулись к выходу. Но тут же замерли. В проеме двери, загородив его своей высокой фигурой, стоял художник. — А я вас сюда не приглашал, — сказал он. — Мы… мы… случайно… — Мы пошли не туда в темноте, а тут огонек, думали обратно в дом… — Я не показываю незаконченные работы. Увидели? Забудьте! Эта картина не на продажу. Выход вон там, — художник посторонился. — Это ведь тоже по легенде? Про мертвую царевну? — осмелела Саша. — Вы и про эту легенду знаете? Да по ней. — А почему сердец только три? — А вы не слышали? Три невинных девушки погибли в городе, три сердца ждут своего часа. Я закончу картину, когда их будет двенадцать. — А вдруг не будет? Его поймают! — Значит, и сердец больше не будет. — А почему не видно лица царевны? — подключилась и Соня. — Оно настолько прекрасно, что никто из смертных не может его изобразить. Этот образ — загадка, лишь тот, кто исполнит обряд, сможет его увидеть. И станет счастливейшим из людей. — лицо Виктора Васильевича озарила мечтательная улыбка, показавшаяся подругам зловещей. — Но сначала отнимет жизни невинных девушек. — Что их жизни по сравнению с вечным блаженством? И что их ждет в этом городке- вечно пьяный муж, экономия на всем и невозможность вырваться из душного пространства? Их сердца оживут вновь, освободив царевну из цепей. Девушкам показалось, что выражение лица художника стало один к одному с лицом маньяка из второсортных сериалов. Они хором заверещали, что пора домой, их ждут, и понеслись через двор к выходу не разбирая дороги. Отдышались они только забежав в свой двор и крепко задвинув засов на воротах. И первым делом пошли к бане, проверить своего сторожа, который уже час как должен был заступить на дежурство, а заодно пригласить на чай, с ним в доме как-то веселее. Их встретил мощный храп. «Охранник» за деньги Нико и Марко спал, как убитый, можно было из пушек палить- не услышал бы. Сколько не трясли его девушки, кроме — да-да-да, щас-щас-щас, и новой порции храпа они не услышали. Вернувшись домой, они проверили все окна, заперли дверь и приставили к ней стул, чтобы наверняка услышать грохот, если что. Ведро привязали к двери, ведущей на террасу, ведро поменьше к маленькому окошку над односпальной кроватью. Сообразив, что теперь в кухню они не спустятся, вздохнули, и отвязали большое ведро. Выпили чаю. Есть не хотелось, но на всякий случай захватили наверх бутылки с водой, печенье и шоколадки. Снова привязали ведро к двери. Успокоили итальянцев, позвонивших перед вылетом, что у них все хорошо, хотя хотелось кричать «вернитесь, не оставляйте нас здесь!» и улеглись в кровать. Одеяло создавало ощущение защищенности, словно спрячься в него с головой — и все страхи останутся снаружи. — Может, оставим на ночь свет? — спросила Саша. — Тогда нас будет хорошо видно, а нам на улице — ничего. Ты телефон зарядила? — Ага. — Я тоже. Не будем выключать телефоны на ночь. Саша подумала, что это уже было. Они так же лежали, прижавшись друг к другу в первую ночь в этом доме, слушали тишину и боялись каждого скрипа. Тут действительно раздался скрип, словно половица прогнулась под ногами. — Что это? — Тссссс! Скрип не повторился. — Дерево ночью так скрипит, когда становится прохладнее, температура меняется, или влажность, я читала. Раздался вздох, словно вздохнуло в глубине дома. Что-то простонало, снова скрипнула половица. — Нафиг твои документы, завтра надо валить. Я тут поседею за ночь. — Как это нафиг? Я получу их в понедельник. Ты ж не бросишь меня тут одну! — Доверенность дашь на получение. Тете Любе.