— Не трусь, нам нечего бояться. — Соня хохотнула, — мы уж точно не невинные девушки. — Да-а, мы видели картину! — И что? Маньяк держит картину у всех на виду, не боясь, что зайдут соседи? — Соня перестала шептать и звук ее голоса разогнал ночные страхи. Девушки спели хором, сначала тихо, потом все громче «Голубой вагон», «Миллион алых роз», «Ориентация- север», причем слова «а я не буду бояться, что мне надо остаться» орали громче всего, совершенно не уверенные, что такие слова вообще есть в песне Лолиты. Наконец без слов, но изображая все известные им музыкальные инструменты, проорали «Пум-пум! Трам-там-там!» марш «Прощание славянки». После чего выдохлись и уснули. Дом вздыхал, постанывал во сне, чуть поскрипывал половицами, но подруги уже не слышали, они спали без задних ног. Где-то на реке разлетелся колокольчиком нежный смех, покатился по снегу, кутаясь в серебристые льдинки, махнул в проруби чешуйчатый хвост и все стихло до утра. * * * Утром страхи показались надуманными и смешными. Не зря даже у итальянцев есть аналог русской поговорки — Le ore del mattino hanno l’oro in bocca — утро вечера мудренее. А вот позвонить вечером Андрею, рассказать про картину, они забыли, вспомнили лишь ближе к полудню. Полчаса звонили следователю каждые пять минут, и наконец он взял трубку. — Саша, я занят. Какая еще картина? О, Виктора Городенецкого? Мы его как раз задержали. Над трупом. — Чтоооо???? Кого убили??? Причем тут он??? — Убили Онисью Федосеевну. Забыв про такси, девушки бегом понеслись в следственное управление. — У меня пять минут. Давайте быстро. Подруги, перебивая друг друга, рассказали про картину. — Надо же, и фамилия у него как город, — удивилась Саша. — Городенецкий? Это псевдоним. Взял, как переехал. Коленков он. Виктор Васильевич Коленков. — За что он убил Онисью? — Клянется, что не он. Хотел поговорить, увидел — дверь открыта, зашел в дом, а там она на полу лежит. Весь в крови испачкался, когда пытался пульс прощупать. Побежал за полицией, его на крыльце соседки и увидели всего в крови, сразу полицию вызвали. Орали так, что полгорода на ноги подняли. — А как ее убили? — Забили до смерти, молотком, соседки говорят, всегда в сенях валялся. — А сердце… — Сердце на месте. — За что ж он убил? — Ждем заключения экспертов, пока все следы и отпечатки либо ее, либо его, либо наших сотрудников. — Андрей, пожалуйста, позвоните нам, когда придет заключение. — Ничего, что это тайна следствия? — Мы же никому… только Никколо, мы же должны рассказать полковнику! Он должен быть в курсе, как закончилось дело. — Это другое дело. Пока мы не связываем убийство Онисьи Федосеевны с убийствами девушек. Обыск в квартире и мастерской может дать какие-то результаты, а пока говорить рано. — И все же, если не он, за что ее могли убить? — Онисья Федосеевна многим тут кровь попортила, били молотком с ожесточением. Думаю, скоро узнаем. — А я ведь ее вспомнила, — включилась Соня. — В смысле вспомнила? — Ну, тетя Люба говорила, что она приходила к моей бабушке. Я маленькая была, но помню, что они ругались. Баба Онисья требовала, чтобы бабушка ворота по-другому покрасила, про сад что-то говорила, что бабушка неправильно делает. Орали друг на друга. Вот вдруг вспомнила. — Видишь, и у твоей бабушки были основания не любить Онисью. — Покивала Саша. — Андрей, там в доме кто-то из твоих людей остался? — Конечно. Документы смотрят, ищут, что может навести на след. А эксперты уже закончили. — Андрей, можно мы заберем одну фотографию? Прямо из рук вашего сотрудника, ничего больше не тронем. Вам она не нужна. — Какую фотографию? — Онисья нам показывала недавно, там весь их исторический кружок снят, ну, когда они музеями занимались. — Я позвоню своим, сходите, только сами ничего не берите, пусть все отдаст мой сотрудник. Спросите Владимира. А зачем тебе фотография? — Хочу еще раз на нее взглянуть. Сейчас вряд ли кто помнит имена членов кружка. А ведь это они раскопали легенду о царице. А фото- Онисья сказала- только у нее сохранилось, где они все вместе. — Хорошо, только к людям не приставайте с расспросами. Лучше мне звоните, как мысли в голову придут. И да, совсем забыл сказать. Девушка, что под машину попала, Алла, умерла сегодня ночью в реанимации. Последняя надежда пропала, думали, придет в себя, расскажет. — Не было там надежды. Если, как ты говоришь, убийца был сзади, она его и не разглядела бы. — Как знать. Но что теперь гадать! Девушки добрались до дома бабы Онисьи за двадцать минут. Сначала они собирались доехать на автобусе, есть же тут остановки, значит ходит автобус в будние дни. Но проходившая мимо женщина предупредила, что ждут они зря. — У нас тут ходил единственный автобус, но водитель уволился, чтобы пенсию пересчитали, да так и не вышел. Поди уж два года прошло. — Ничего себе. И другого не взяли? — Зарплата-то смешная, никто не идет. Да и машины тут у всех свои, автобус не нужен, да и все рядом. Снег окончательно осыпался с деревьев и гора потеряла свое очарование: вместо белого тумана на фоне серого неба торчали голые ветви. Мороз пропал вместе со снегом, и, хотя небо оставалось серым и затянутым облаками, пришла слякоть. Саша ненавидела два месяца в году- ноябрь и февраль, они казались ей самыми серыми и унылыми. У февраля было лишь одно преимущество перед ноябрем — он был короче и дальше начиналась весна. А ведь в Тоскане уже цветет розовыми цветами миндаль, распустились высокие деревья мимозы. С этими мыслями она провалилась в рыхлый, подтаявший снег и одна нога тут же промокла. Не хватало еще простудиться! К дому бабки Онисьи они подошли, хлюпая носами, вместе со слякотью на улице всегда начинается слякоть в носу. Возле дома собрались соседки. — Ты, что ль, будешь внучка Серафимы Ананьевны? — спросила одна из них. — Онисья сказывала, ты приходила. — Я. — призналась Соня. — Так ты в полиции работаешь? — Нет, я… — признайся теткам, что ты врач, и живой не уйдешь, сначала про все болезни выслушаешь, потом советы дашь! — Я ботаник. Растениями занимаюсь. — И в садах понимаешь? — Не-не, я только наукой занимаюсь. Учебниками. — А туда зачем идешь? — Забыли мы одну вещь у Онисьи Федосеевны, полиция обещала отдать. Наконец вырвавшись из кольца любопытных тетенек, подруги открыли дверь в дом. — Ничего себе, я думала Онисья Федосеевна имя экзотичное, а твоя бабушка… ну-ка еще раз скажи, как ее звали, я даже не выговорю. — Серафима Ананьевна, — со вздохом повторила Соня, а Саша присвистнула: — Вот это имечко! Твой прадед, получается, Ананием был! — Ладно, не Акакием, хотя тоже имечко того… подкачало. Владимир велел подругам стоять на месте там, где вошли, кто знает, вдруг экспертам захочется вторично осмотреть дом. А девушки старались не смотреть в сторону подсохшего пятна крови на полу. Вот вредная была бабка Онисья и крови много людям выпила, а ее жаль, им-то она ничего плохого не сделала. — Смотрите, — Владимир подал девушкам альбом, обшитый синим бархатом. — В этом альбоме была фотография? Ищите сами. Подруги тщательно перелистали все страницы. Фотографии не было. На одной странице осталось пустое место. — Похоже, здесь она была. Теперь пусто. Остальные все на месте.