— В монастырь что ль? Садитесь, подвезу! — лошадка остановилась. Соня быстро перевела сказанное итальянцам, те с энтузиазмом закивали, чуть головы не оторвались. — Вы через мост? — поинтересовалась Саша, думая, как же лошадка и сани протиснутся через шлагбаум, не пускающий на мост машины. — Какой мост, сейчас через реку быстро переправимся, не боись, лед толстый, я тут через день езжу. Продукты вожу в монастырь, а от них сыр, молоко — и лошадка резво спустилась с сугробов, бывших когда-то берегом и понеслась по заснеженной реке. Саша глаза зажмурить не успела, а они уже взбирались на холм противоположного берега. А потом встали стеной заснеженные деревья, и уже не видно было городка, только колокольня верхнего монастыря на горе еще высилась вдали. — Снег это ничего, вот когда весной река разливается, то прямо к монастырю вода подходит. А другой дорогой, по тому берегу, аж 40 километров до ближайшего населенного пункта, трудно им там весной, — мужик ослабил вожжи, повернулся к пассажирам, стройным рядком сидевшим в телеге, вцепившись в борта. — Щас на Красную Гривку поднимемся — и на месте. Лошадка шла себе привычным путем, даже направлять не надо. Дорога повернула, лес расступился, и впереди открылось белое поле и вновь белые стены монастыря. На сей раз никаких старинных каменных оград не было, лишь деревянный заборчик, окруживший территорию. — Старый монастырь? — крикнула Саша, вдруг возница не услышит. — Красногривский то? Старый. Это так его здесь кличат, не по церковному, а по имени горки, да какая там горка! Гривка, она и есть гривка. Сказывали, 16 век, или 15й, сестер спросите, все расскажут. Сани остановились, возница спрыгнул с телеги, отворил деревянную калитку, и телега въехала на территорию монастыря. Возница объехал храм и колокольню, притормозил у подсобных помещений. Покричал: — Сестрыыыы! И вскоре засуетились, забегали три женщины в монашеских одеждах, потащили пакеты, привезенные мужиком куда-то внутрь. От Никколо и Марко, предложивших помощь, отмахнулись — не тяжело, да и не впервой. За сыром? Сейчас матушку Иоанну кликнем, она за сыр отвечает. Матушка Иоанна, оказавшаяся степенной монахиней средних лет, с удовольствием отвечала на вопросы. — Это самая древняя здешняя обитель. Раньше монастырь был мужским, но малочисленным, трудно здесь жить было, вдали от города. — Ничего себе вдали, вон он, город, — показала Саша на видневшиеся на горе строения верхнего монастыря Городенца. — А ты весной сюда приезжай, матушка, увидишь, далеко, или нет, когда река кругом. — Саша покраснела, а монахиня продолжила свой рассказ, — В 1723 году указом Петра Первого монастырь приписали к Флорищевой пустыни и стал он подворьем. А потом, в 20 веке, стоял он заброшенным, лишь к 2000му году появились здесь насельницы. — И вы варите сыр? — глаза Саши округлились, когда она увидела приготовленные расфасованные по пакетам и коробочкам многочисленные сыры. — Тут у всех разные послушания. — Послу…? — В монастыре, матушка, все труды во славу Божию называются послушаниями. И каждой сестре назначается послушание своё, а может быть и несколько послушаний. Мы с самого начала скотину держали и сыроварением занимались. Уединенно у нас тут большую часть года, а со скотиной и еда всегда есть, ну, если не в пост, конечно! И продаем сыры, обитель то, видишь, еще восстанавливается. Кухню молочную я вам не покажу, нельзя по санитарным нормам, там только те сестры трудятся, у кого на то послушание. А сыр продаем, как же иначе, вот сейчас Василий, — кивнула она в сторону телеги-саней, — заберет продукцию, по магазинам развезет, вот и лепта в восстановление обители. — Не хило развернулись сестры, — шепнула Соня подруге, когда они узнали весь ассортимент. Адыгейский, сулугуни, косички плетеные, брынза, утренняя диетическая рикотта, полутвердая качотта, «Монтазио», твердый сыр «Знаменский», Скаморца, и свежая моцарелла, и сделанная вручную буррата. — Технологии тут наши и итальянские, — гордо рассказывала матушка Иоанна. — никаких добавок и консервантов, но главное — с молитвой все производим. Такого сыра нигде не попробуете! Восхищенные итальянцы набрали и буррату, и скаморцу, и свежайшую рикотту. — Божья матерь нам помогает, — покивала головой матушка Иоанна, — находясь под покровом Пресвятой Богородицы, святая обитель Знамения Матери Божией имеет еще одного заступника и покровителя — апостола и евангелиста Иоанна Богослова. Для католиков итальянцев Богородица, Пресвятая Дева важна как никто другой. Итальянцы лишь изумленно кивали, когда Саша переводила рассказ и заставили девушек записать номер счета монастыря. Они намеревались сделать пожертвование сразу, как вернутся домой. — Едете в город-то? — окликнул компанию Василий, теперь они знали, как зовут их «извозчика». — Садитесь, но аккуратно, не подавите мне сыры. Они денег стоят. В конце концов сначала усадили пассажиров, а сверху, им на руки, пристроили коробки с сырами. — Как звали-то убиенную? — услышала Саша шепот одной из монахинь, — помолимся мы за нее. — Это она про ту девушку, которую в парке убили два дня назад? — спросила она возницу, как только тронулись. — Так вы не знаете? Сегодня ночью снова убили. Медсестру из больницы, той, что на горе. * * * Дома девушки рассказали Никколо и Марко об убийствах. — Неужели и правда вырезают сердца? — ахала Саша. — Вот как бы узнать? — А вы без этого не можете, да? Давайте лучше поедем в Москву, или вот, тут рядом ваш знаменитый Владимир. — Суз-дал, — поддержал Марко. — Я все равно хочу поговорить с полицией. Вдруг они не знают про легенду? — И чем твоя легенда поможет? Убийцу не по легендам ищут, а по уликам. Уж тебе ли не знать! — А вдруг это поможет сузить круг подозреваемых? — А ты уверена, что про сердца это правда, а не сплетни? — Вот поэтому я хочу пойти в полицию. Я же в конце концов адвокат, должны со мной поговорить. — Сначала подзащитного найди, адвокат. Кстати. что-то я не слышал, что б ты специализировалась на diritto penale, уголовном праве, или я что-то упустил? — Не упустил. — Вздохнула Саша, — но статус-то адвоката есть. — Пэрри Мейсон. Не иначе — мы защищать не умеем, мы расследовать умеем. Ну-ну. Дома уже ждала тетя Люба, которая сделала уборку, да еще и пирог принесла. — Пирог с неправильным вареньем. — Почему с неправильным? — Потому что из антоновки. А кто из антоновки варенье варит? Ну, остались яблочки, что мне теперь, выбрасывать? Варенье, может, и некрасивое, зато вкусное и не растекается, когда в пирог-то, начинкой. Пирог оказался восхитительно вкусным, и слопали его в четыре горла, не дожидаясь обеда. — Вареньица я тоже принесла, к чаю. Будешь сама такое варить, — строго посмотрела тетя Люба на Соню, то ли как на хозяйку «имения», то ли поняла, что с Сашей о варенье говорить бесполезно, — прежде дольки яблочные перевороши. Так, чтобы все дольки стали покрыты соком-сиропом. Типа глазировка такая произошла. Дальше — кастрюлю на огонь. Силу нагрева надо выбрать так, чтобы не подгорело ничего, не пришкварилось. Как только начнёт прибулькивать, надо очень-очень аккуратно опять-таки переворошить яблоки. Соня добросовестно записывала, а Саша отключилась где-то в середине, услышав только, что яблоне в саду тети Любином больше ста лет, и яблоки долго лежали в сарае, а тут она вспомнила и решила варенье сварить. Смысл-то вслушиваться, вот как перевести на итальянский «переворошить», да «замармеладится», да «прибулькивать»! А без этих слов весь колорит пропадет. Весь день Никколо то и дело утыкался в телефон, ведя с кем-то интенсивную переписку. И если сначала Саша отмахивалась от Сониных многозначительных подмигиваний в сторону карабинера, то в конце концов и сама заволновалась. Кто знает, что там в Италии произошло в его жизни за последние полгода? Тем более, что еще остался осадок от серьезного кризиса между Соней и Марко. Нет, кризиса могло бы и не быть, что взять с итальянцев, которые ни одной юбки не пропустят, и флирт их второе имя? Тем более, что Марко никак не мог быть заподозрен в походах «на сторону», Саша была в этом уверена. Но подруга закусила удила, устроила истерику из-за обедов мужа- кардиохирурга с его операционной медсестрой и их постоянного общения в ватсапе. Кончилось все это печально. Марко переехал в городскую квартиру, а Соня с особым пылом взялась за расследование двух убийств в приморской Лигурии, сначала втравив в это дело подругу, а потом и сама к ней присоединившись. А чем дальше — тем призрачнее становилась надежда на примирение. Но случилось чудо: Марко вернулся домой с букетом любимых Сониных лилий, поклялся, что он никогда и в мыслях не изменял жене и полным imbecile, что ушел из дома. Соня даже для приличия не держала паузу и сразу расцвела во вновь обретенной семейной гармонии. За кадром осталось то, чего подруги никогда не узнают. Покаянному возвращению кардиохирурга предшествовал визит к нему полковника карабинеров, который долго вправлял другу мозги. В тот момент он сам не знал, как спасти отношения с Александрой, и надеялся хотя бы в истории друзей поставить счастливую точку. Видимо, Небеса оценили его благородный порыв и через короткое время Никколо и Саша снова начали общаться. После долгих размолвок и ссор всегда торопишься что-то рассказать, чем-то поделиться, словно боишься не успеть. Возникает ощущение новизны, как будто ты снова делаешь первые шаги в отношениях. Но где-то в глубине души еще остается еле заметный осадочек, который долго не проходит, та самая маленькая кофейная ложечка дегтя в бочке меда. Вот и Соня заволновалась, и Саша к концу дня и не хотела вроде, а насторожилась. И спросить неудобно, и молчать сил больше нет. Никколо ее опередил: — В общем так, дорогие синьоры и синьорины. Я прекрасно понимаю, что если в Италии вас за уши из преступлений не вытащишь, то в России, в чужой для нас с Марко стране, об этом даже думать не стоит. Влезете. Как пить дать! А с вами свяжешься — сам куда-нибудь вляпаешься. Как говорят у нас в Италии — Vai con i zoppi e impara a zoppicare (Пойдешь с хромым — сам хромать будешь.). — Это к чему такое философское вступление? — переглянулись подруги. — Это к тому, что ты влезешь адвокатом на беду какого-то несчастного, лишь бы к этому делу примазаться. Лучше, чтобы никто от твоих инициатив не пострадал, ну какой из тебя avvocato criminale! Я сегодня пообщался со своим руководством, они связались с Москвой, кое у кого из моих боссов сложились хорошие отношения с российскими коллегами в МВД и прокуратуре. В общем, полковник карабинеров Никколо Скарфоне, который в настоящее время находится в России, пожелал ознакомиться с работой российских коллег, и желательно в провинции и так получилось, что в конкретном небольшом городке. — И как это ты умудрился? — округлила глаза Соня, — да за один день, это с итальянской-то бюрократией, да и российской тоже. — Не у всех дедушки графы и отцы генералы, — съязвила Саша, которая еще не решила радоваться ей, или обижаться на все сказанное полковником. — И как ты общаться с нашими органами собираешься? — А для этого у меня будет переводчица. Я уже все согласовал. Ее зовут Александра Емельянова. Но есть одно условие. — Какое? — хором спросили подруги. — Александра — моя переводчица. Не сыщик, не частный детектив, не сумасшедшая мисс Марпл, которую вечно норовят то в подвале запереть, то в поле задушить. Ты улыбаешься, переводишь, и попробуй пикнуть — визит полковника Скарфоне тут же закончится. Поняла? — строго посмотрел он на Сашу. — А я? — жалобно пропищала Соня.