Данте кивнул. – Здесь живут в основном негры и цыгане. Совать нос в чужие дела не в их интересах, – продолжал Эспозито. – Но если они увидят, как мы вышибаем дверь, то могут и вызвать полицию. Ясно? – Вы хотите быть уверенным, что риск оправдан. – Если Фауци – тот, кто нам нужен, нам и слова никто не скажет, но, если он ни в чем не виноват, у нас будут проблемы. Данте замялся. Еще не поздно было прекратить это безумие и избавить их всех от уймы неприятностей. Но он уже взялся за дело, и гордость не позволяла ему отступить. – Я вполне уверен в своей правоте, – наконец сказал он. – Но если бы я никогда не ошибался, давно стал бы богатым человеком. Эспозито хитро прищурился: – Говорят, вы немало дерете за консультации. – Недостаточно, – ответил Данте. Не говоря уже о том, что он не работал несколько месяцев. Эспозито закурил и, не сводя глаз с подъезда, предложил ему сигарету. Данте на миг увидел его таким, каким тот был в молодости, прежде чем собственные недостатки пустили жизнь инспектора под откос. – Что будем делать, если Фауци нет дома? – спросил он. – Нам хана, если не найдем в квартире ничего стоящего. – Например, баллон с цианидом? – Было бы идеально. Эспозито подошел к сослуживцам. Альберти уже успел поболтать с соседскими детьми и выяснил номер нужной квартиры. – Тринадцатый этаж, первая дверь от лифта. Вынув из кобуры пистолет, Эспозито передернул затвор и спрятал пушку во внешний карман куртки. – Пошли. Двое его товарищей тоже зарядили пистолеты. У Альберти тряслись руки. – Так и пойдем без бронежилетов? – спросил он. – Хочешь спалиться прежде, чем войдешь в дверь? – спросил Эспозито. – А вдруг он поджидает нас с «калашниковым»? – спросил Гварнери. – Вот именно. Если мы явимся в жилетах, он будет целиться в голову. – Я все равно надену, – заявил Альберти, направившись к автомобилю, и товарищи тут же решили последовать его примеру. Когда Гварнери и Эспозито вошли в подъезд, Данте придержал Альберти за локоть. – Уверен, что готов? – спросил он молодого человека. – Ты и так через многое прошел. Альберти поморщился. – Вот именно. Я хочу видеть, чем все закончится, – сказал он и исчез в подъезде. «А я – нет», – подумал Данте. У него сложилось стойкое впечатление, что концовка ему не понравится. 4 Три амиго поднялись на лифте на двенадцатый этаж и, стараясь двигаться как можно тише, преодолели последний пролет пешком. На пропахшей готовкой лестнице дети не играли, и покой нарушал только гулко отдающийся в шахте шум телевизоров и стереосистем. На площадке Эспозито достал оружие и, держа его в обеих руках, нацелил на дверь, а Гварнери подпрыгнул и ударил ногами по двери рядом с замком. Дверь с треском распахнулась. Гварнери приземлился на ноги и, выставив перед собой пистолет, вбежал в квартиру. Сослуживцы бросились за ним. – Стоять! Руки вверх! – хором закричали они тем, кто, возможно, находился внутри. Из комнаты на неверных ногах вышел окутанный облаком гашиша двадцатилетний растаман в майке и трусах, весящий раза в два больше подозреваемого. – Э? – успел сказать он, прежде чем Эспозито одним ударом сшиб его на пол. Прошло десять минут с тех пор, как полицейские вломились в квартиру. Данте, до колик нервничая, дожидался у подъезда. Наконец лифт зашумел, и во двор вышел Альберти. От бронежилета он уже избавился. – Его нет дома, – сообщил молодой человек. – Столько трудов понапрасну. А как насчет подозрительных баллонов? – Пока ничего не нашли. Но там его брат. Говорит, ему ничего не известно. Будем благодарны, если вы сможете подняться и помочь. Если можно, поскорее. Данте заглянул в разинутую пасть темного подъезда. «Господи, а я-то надеялся этого избежать», – подумал он. – Включи везде свет. – В квартире? – В здании. Поднимемся на своих двоих. – На тринадцать этажей? – Если ты думаешь, что я могу подняться туда в подвешенной на тросы железной коробке, ты сильно ошибаешься. – Достав пару таблеток ксанакса, Данте раздавил их между двумя монетками и под негодующим взглядом Альберти втянул в себя порошок. – Так быстрее подействует. – Ну, раз вы так говорите… – неуверенно произнес парень. Препарат словно пыльным мешком прибил Данте уже на втором этаже. Тело будто очутилось в свинцовом скафандре, а мысли ползли как улитки. Шевелить ногами становилось все тяжелее, и следующие двадцать маршей Альберти пришлось протащить зажмурившегося, бессвязно мямлящего Данте на себе. Когда они с ноющими ногами ввалились в квартиру Фауци – двухкомнатную каморку площадью пятьдесят квадратных метров с развешенными по стенам дешевыми картинами и фотографиями, – им показалось, что там пронесся ураган. Повсюду были разбросаны одежда, книги и грошовые безделушки. – А вы не больно-то торопились, – сказал Эспозито, заметив их на пороге. Он разрезал кухонным ножом обивку дивана. Их с Гварнери бронежилеты валялись в куче разобранной мебели. На полу в коридоре со скованными за спиной руками лежал брат Мусты Марио Нассим. Из носа у него шла кровь, а все тело покрывали псевдоблатные татуировки, которые наделали бы ему немало проблем в тюрьме. Оглядевшись по сторонам в надежде, что у него ксанаксные галлюцинации, Данте вошел в комнату, которую делили братья. Спальня превратилась в свалку распотрошенных матрасов и разобранных спортивных тренажеров, которые были свалены в углу вместе с DVD-дисками, фигурками супергероев и какими-то объедками. Там же лежала явно не подлежащая восстановлению приставка «Плэйстейшн-3». – Вы всегда проводите обыск таким образом? – спросил он, еле шевеля картонным языком. – Да, если торопимся, – отозвался Гварнери, вытряхивая содержимое из последнего ящика шкафа. – Вы чем-то недовольны? Данте был недоволен многим – прежде всего самим собой. – Что-нибудь нашли? – Только пыль и микробы. В комнату с мрачной физиономией вошел Эспозито: – Такая же фигня. А значит, нам должен помочь наш новый приятель. – Эспозито наклонился над мальчишкой в наручниках, который распластался по полу, как стопятидесятикилограммовый шмат салями. Из-под его сползших трусов торчали огромные волосатые ягодицы. – Ты мусульманин, Марио? – А что, похож на харе-кришну? – отозвался тот. Эспозито отвесил ему подзатыльник: – Не умничай и отвечай на вопросы. Ты мусульманин? – Да. – А как насчет твоих дружков, которые убили столько народу в поезде? – Они мне не дружки. – А твой брат? Он тоже мусульманин?