– Просвети меня, – сказала она. – О’кей… Мы разминулись с пареньком буквально на несколько минут. По словам соседей, он припарковал свой мопед час назад, но в квартиру так и не поднялся. Должно быть, понял, что мы у него. И прежде чем ты снова начнешь отчитывать меня за взлом, хочу напомнить, что нам было некогда сидеть в засаде. – Знаю. Есть идеи, куда он пошел? – Поищем дома у его друга. – Какого друга? – Приятеля, который подогнал ему какую-то загадочную халтуру. На мой взгляд, эта халтура связана с поездом. У Коломбы подкосились ноги. – Ты уверен? – В данный момент я уверен только в одном: если Альберти сейчас же не научится водить, меня вывернет наизнанку. – Без меня ничего не предпринимайте, – сухо сказала Коломба. – И дай мне знать, где встретимся. – Я пришлю тебе «снэп». Пока три амиго осаждали его вопросами и возражениями, Данте написал у себя на ладони адрес, сфотографировал и отправил Коломбе. Он не знал, прослушиваются ли их разговоры, но, учитывая, сколько раз он уже нарушил закон, не стоило пренебрегать мерами предосторожности. Увидев на экране мобильника привычное желтое привидение, Коломба открыла фотографию и назвала адрес водителю такси, которое каким-то чудом поймала на дороге. Сразу после этого сообщение удалилось – Данте установил таймер самоуничтожения. На мгновение Коломба почувствовала себя героиней фильма «Миссия невыполнима». Она никогда не понимала, за что Данте так обожает этот боевик. Впрочем, она многого в нем не понимала. Такси высадило ее на полной заколоченных магазинов площади, в центре которой возвышался самый уродливый фонтан, который Коломба когда-либо видела. Чаша фонтана, расписанного непристойностями и тэгами, была завалена мусором, а освещался он единственным тусклым фонарем. На одной из прилегающих улиц, рядом с мусорными контейнерами и баром с опущенными рольставнями, дожидались три амиго. Огоньки их сигарет мерцали в темноте, как светлячки. – Итак? – спросила она, подойдя к ним. Они вкратце ввели Коломбу в курс дел, прежде всего относительно друга Мусты – некоего Фарида. Фарид Юссеф родился в Тунисе, приехал в Италию с семьей в возрасте четырех лет, со временем получил итальянское гражданство, а также судимости за незаконное владение оружием, мошенничество и кражу. Его осудили на шесть лет за изнасилование, и приговору предстояло вскоре вступить в силу. Ни на одной работе Юссеф не задерживался и регулярно обвинялся в незначительных правонарушениях – по большей части в мелком мошенничестве. Солидный послужной список для парня, которому не исполнилось еще и тридцати. – Он живет вон там. – Эспозито показал ей на один из закрытых магазинов за галереей. – Неплохо для нелегального жилья. Но мы не знаем, дома ли он. – Рольставни заперты, – сказал Гварнери. – Сразу за главным входом в здание находится служебный вход в магазин, – добавил Альберти. – Если мы войдем с той стороны, никто не увидит нас изнутри, а главное, не сможет сбежать. Коломба еще раз оглядела магазин. Закрашенная витрина вызывала у нее смутную тревогу. – Где Данте? – спросила она. Эспозито показал на машину, припаркованную в десятке метров от них. Коломба подошла к автомобилю и заглянула внутрь. Данте ссутулился на заднем сиденье. Его здоровая рука порхала над ноутбуком, на экране которого сменяли друг друга фотографии терактов. Одновременно он весело трепался с одетым как рэпер пареньком, который был пристегнут наручником к рулю. Коломба поняла, что это брат разыскиваемого. Ей показалось, что Данте выглядит еще более худым и изможденным, чем в их последнюю встречу, однако прежнего лихорадочного блеска в глазах он не утратил. В последний раз они встречались в феврале в баснословно дорогом пятизвездочном отеле «Имперо», где Данте занимал номер люкс. Она тогда занесла ему результаты ДНК-тестов родственников пропавших в Италии детей. Точнее, отсутствие результатов: ни один из образцов не совпал с ДНК Данте. – Не расстраивайся, – сказала ему Коломба. – Возможно, твои родители объявили тебя пропавшим, но умерли раньше, чем смогли предоставить образец ДНК. С твоего похищения прошло больше тридцати пяти лет, и не исключено, что у них не осталось других родственников. Я еще проверю, не упустили ли чего мои коллеги. Данте на нее даже не взглянул. Растянувшись на диване у холодного камина в черной косухе и военных ботинках, он напоминал панка-переростка. За ужином он не притронулся ни к чему, кроме вина, и едва удостоил ее парой фраз. – Можешь хоть двадцать раз перепроверить, ничего не изменится, – мрачно ответил он, не отрывая взгляда от неба за стеклом террасы. Даже в комнатах с мансардными и панорамными окнами Данте иногда чувствовал, что задыхается. – Я никогда не узнаю, кто я такой, – сказал он. – Отец хорошо потрудился, уничтожая все следы моей истинной личности. Почти хорошо, учитывая, что я, в отличие от него, остался жив. – А ты никогда не допускал возможности, что ты не итальянец? – спросила Коломба. – Когда брат мне позвонил, в его речи не было ни намека на иностранный акцент. А я замечаю даже самые легкие особенности произношения. Даже когда люди говорят шепотом, как это делал он. Поняв, что Данте оседлал любимого конька, Коломба постаралась сдержать раздражение. Так называемый брат позвонил ему на мобильник сразу после того, как закончилось расследование по делу Отца. Поскольку звонил он из телефонной будки, отследить его оказалось невозможно. И Коломба, и магистрат сделали вывод, что это был просто глупый розыгрыш. К тому же выводу пришли все, кроме Данте. – Мы говорим об акценте человека, чей голос ты слышал всего две минуты, да и то по телефону. И ты ни разу не общался с ним ни до, ни после этого. – Звонил мой брат. И у него есть все ответы, которые мне необходимы, – с отсутствующим взглядом ответил Данте. – В тот момент Отец только что умер и ты сам едва не погиб, – сказала Коломба. – Ты бы поверил, даже представься он Санта-Клаусом. – Я не настолько внушаем. – Тогда объясни, зачем он позвонил столько лет спустя. И не сказал ничего, кроме того, что существует и рад, что ты жив. – Чтобы меня предупредить. – О чем? – Не знаю. – Может быть, у тебя нет никакого брата. – Он не лгал. Я умею распознавать ложь. – Но ты тоже можешь ошибаться! Иногда ты зацикливаешься на какой-нибудь идее и никаких доводов слушать не хочешь. – И часто оказываюсь прав. Я бы даже сказал, почти всегда по сравнению с моими собеседниками. – То есть со мной, – набравшись терпения, вздохнула Коломба. Данте посмотрел на нее со своей фирменной усмешкой, которая на сей раз была невеселой и жестокой. – Особенно с тобой, КоКа. Коломба отчаянно старалась не выйти из себя. Данте был одним из самых умных людей, которых она когда-либо встречала, но постоянно балансировал на грани психотического срыва. – Данте, я знаю, что я тупица, – сказала она. – Тупица? Мы спасли десять ребят, которых годами держали взаперти в контейнерах! Люди должны бы выстраиваться в очередь, чтобы помочь мне узнать, кто я такой. А вместо этого ко мне рвутся одни хозяева пропавших кошек. Я не могу даже вернуться в собственную квартиру. – Хочешь, чтобы тебя увенчали лаврами и нарекли героем? – Почему бы и нет? Разве мы этого не заслуживаем? – Мы были героями целый месяц. Пора и честь знать. В те несколько недель телефон Коломбы разрывался круглые сутки. Сотрудницу полиции, потратившую отпуск на спасение детей, наперебой приглашали во все популярные ток-шоу. Она неизменно отказывалась. Точно так же отказывалась она и от скидок в магазинах, и от кофе, которым ее пытались угощать незнакомцы. Ей хотелось жить дальше, но Данте так и застрял в прошлом. – КоКа, я не знаю, какой жизнью должен теперь жить. Не знаю, почему брат больше со мной не связывался, не знаю, почему моя ДНК не совпадает ни с кем из пропавших детей. Знаю только, что это не случайность. Кто-то заметает следы Отца. Вне себя от раздражения, Коломба так резко вскочила, что сломала каблук на единственной элегантной паре туфель, которые надевала всякий раз, как Данте приглашал ее на ужин в своей гостинице. – Данте, не нашлось ничего, что подтвердило бы твои теории. Ни-че-го! Тебя похитили еще в семидесятые, какой смысл хранить эту тайну сегодня? – Тогда почему никто до сих пор не признался в убийстве Джимми Хоффы?[7] Прошло сорок лет. И его тело так и не нашли. Или самолет на Устике[8]. Кто его подстрелил? Почему нам ничего не говорят? – самым несносным тоном парировал Данте. – Это разные вещи. – Конечно, ведь дело касается меня. – Он посмотрел на Коломбу с выражением, которое появлялось на его лице перед тем, как он накачивался таблетками, чтобы заснуть или не смыкать глаз всю ночь. – Не знаю, почему они это делают, и не знаю, почему моя личность так важна. Знаю, что прав. Но не знаю, как это доказать. – Может быть, ты просто хочешь быть правым, Данте. – Почему? Чтобы придать случившемуся смысл? – Да хоть бы и так. Данте покачал головой: – Грошовая психология. Правда в том, что ты бы со мной согласилась, если бы не мечтала поскорее нацепить полицейскую форму. «Черт, он знает», – подумала Коломба. – Кто тебе рассказал? Данте презрительно взмахнул больной рукой: – Думаешь, я нуждаюсь в чужих подсказках? Намекну: твои аперитивы с Курчо слишком участились. Когда ты собиралась мне сообщить? – Сегодня вечером, но ты уже был не в настроении. – И ты знала, что я буду против. – Данте! Это моя. Долбаная. Жизнь. Я не нуждаюсь в твоем разрешении, – не сдержавшись, выпалила Коломба. Но за ее раздражением стояло чувство вины. Она знала, что Данте посчитает ее решение предательством. – Что, по-твоему, я должна делать? Стать домохозяйкой?