– Что вам сказать, госпожа Каселли? Я рассматриваю все возможности. – Какой у Томми мог быть мотив? – Парень болен, ему не нужны причины. – Аутизм – это синдром, а не болезнь, – сказала Коломба. – Люди с тяжелой формой аутизма – такие, как Томми, – иногда наносят другим увечья в приступе ярости или не рассчитав собственной силы. Но зарубить своих спящих родителей – совсем другое дело. – Джеффри Дамер был аутистом. – Возможно, у него был синдром Аспергера, – ответила Коломба. – Он был совершенно не похож на Томми, который даже не в состоянии сам о себе позаботиться. Парень мог застать родителей врасплох, но не мог убить их обоих так быстро, что они не успели отреагировать. У него слишком плохая координация движений. Я видела, как он ходит. – Может, ему повезло. – Поглядим на его комнату. Сначала Коломбе показалось, что она попала в кладовую. Единственное окно было заложено картонкой, и в комнате не было ничего, кроме узкой кровати, сундука и маленького шкафа без дверок, где хранилась одежда Томми. На постельном белье был принт с диснеевскими персонажами, старенький компьютер стоял на столике рядом со столь же старым, но прекрасно сохранившимся струйным принтером. Однако прежде всего взгляд Коломбы привлекли ее фотографии, которых было не меньше ста. Снимками, напечатанными на листах А4 или вырезанными из газет, Томми завесил почти все стены и часть потолка. – Ну и видок, а? – сказал Лупо. – Думаете, они его тут запирали? Коломба обвела комнату изучающим взглядом: – Нет. Здесь нет ни засова, ни веревок. Возможно, так ему было комфортнее. – Или он считает себя вампиром. Притворившись, что не слышала, Коломба принялась изучать кровать и пол. Скомканные простыни, никакой крови: Томми не возвращался в свою комнату после того, как нашел родителей мертвыми. Или после того, как их убил. Он убежал прочь в чем был, даже не накинув куртку. – Фельдфебель, вы не оставите меня одну на несколько минут? – Что-то не так? – Нет, мне просто нужно спокойно обдумать одну идею. – Только не задерживайтесь, пожалуйста. Если вас здесь увидят, мне придется как-то объяснить ваше присутствие. – Не беспокойтесь. Лупо вышел. Дождавшись, пока затихнет шелест его бахил, Коломба включила компьютер Томми, надеясь, что он не запаролен. Пароля не было. Быстро отыскав папку со своими фотографиями, она удалила ее, очистила корзину и запустила программу очистки диска. Может, файлы и удастся восстановить какому-нибудь специалисту, но по крайней мере не первому попавшемуся журналюге, который даст на лапу карабинерам, чтобы его впустили в дом. Она выключила компьютер и принялась срывать со стен фотографии, начав с той, где на ней была форма с нашивками комиссара. Некоторые снимки были распечатаны на бланках некоего доктора Палы, «подросткового психиатра и терапевта», который, судя по указанному адресу, принимал неподалеку. Скомкав фотографии, Коломба сунула их под куртку. С опустевшими стенами комната стала казаться еще мрачнее и тревожней. Данте просто помер бы в таком местечке, подумала она. Возможно, для Томми все наоборот. «Не забывай, он прошел пешком три километра». Погасив свет, она вышла из дома и поняла, что успела как раз вовремя: у калитки был припаркован фургон с эмблемой экспертно-криминалистического отдела, а криминалисты уже надевали комбинезоны, переговариваясь с Лупо. Она с невозмутимым видом быстро зашла за угол и оставшимися в кармане спичками подожгла макулатуру. Когда к ней подошел Лупо, от фотографий остался только пепел. Фельдфебель покачал головой: – Да вы молодец. Снимаю шляпу! Спасибо, что одурачили меня! – Они попали бы в газеты еще раньше, чем фотографии убитых, – искренне ответила Коломба. – В Риме люди приходили ко мне домой, чтобы поведать мне свои теории. Не хочу, чтобы стало известно, где я сейчас. – Я не доложу о вашем поступке только из уважения к тому, что вы пережили. Только не слишком наглейте, Венецианская Героиня. – Не называйте меня так, – сквозь зубы процедила Коломба. – Это прозвище не я придумал. Так вы собираетесь выполнить свое обещание или как? – Помочь вам подставить Томми? – Никого подставлять я не собираюсь. Я только хочу сэкономить время. – Вам пришлют кого-нибудь помочь в расследовании. – Это моя территория, госпожа Каселли. Вы идете или нет? – Что бы ни сказал мне парень, показаний я не дам. Ему придется по собственной воле повторить свои слова кому-нибудь другому. – Еще условия есть? Может, вам лимузин подать? Коломба покачала головой: – Забудьте, где я живу. Сможете? Лупо кивнул: – Я покажу вам дорогу. 8 Агротуристический комплекс «Гнездо», где держали Томми, пока его не заберут родственники или соцслужбы, представлял собой облагороженное подобие деревенского дома Коломбы. «Гнездо» было втрое больше и могло похвастать собственным бассейном и конюшней, окруженной парком, в котором с явным отвращением топтали снег два пегих пони. Томми поселили в комнате на одного с опущенными жалюзи и единственным включенным светильником, поручив его заботам рыжеволосой девушки-карабинера и ее пожилого сослуживца. Парень, сидящий на кровати в спортивных штанах и слишком короткой желтой майке, показался Коломбе еще более огромным и, должно быть, весил почти сто пятьдесят килограммов. – Кончо, поднимите жалюзи, а то мы как в погребе. – Ему так больше нравится, фельдфебель, – ответила Рыжая. – Он не любит открытые пространства. Вопил всю дорогу. – Он прошел пешком три километра, – заметил Лупо. – Так что открытого пространства навидался вдоволь. – Он был в шоке. Видели, в какой комнате он жил? – сказала Коломба. – Ну ладно, видел. Вы двое, выйдите в коридор, – велел Лупо. – Я вас позову. – Есть! – отозвались карабинеры и вышли. – Вы тоже, фельдфебель, – сказала Коломба. – Я и рта не открою. – Если бы Томми хотел с вами поговорить, он бы это уже сделал. На выход. – Я буду за дверью. Закрыв дверь перед его носом, Коломба придвинула стул к кровати Томми. Тот, покачиваясь на ягодицах, раскладывал пасьянс. Он выбирал карты без всякого смысла и точно рассчитанными движениями клал их на кровать. Коломба снова ощутила прилив жалости и такую боль, будто перенапрягла атрофировавшуюся мышцу. Несмотря на свой вес, паренек выглядел беззащитным, как мультяшный медвежонок. – Привет, Томми, – с фальшивой улыбкой сказала она. – Как ты себя чувствуешь? С тобой хорошо обращались? Томми продолжал играть, но уже медленнее и подглядывал за ней краем глаза. – Мне очень жаль, что так случилось с твоими родителями. Я приехала на случай, если ты хочешь со мной об этом поговорить. Карта Томми замерла в воздухе. Наконец он медленно положил ее на кровать и что-то забормотал. Коломба впервые услышала его альт. – Ты хочешь, чтобы я тебя защитила? Или хочешь мне что-то рассказать? Томми замурлыкал мелодию из телерекламы. Музыка и интонации были точь-в-точь такими же, как в ролике, но в словах не было никакого смысла. Коломба ощутила приступ раздражения, но тут же его подавила. – Томми, давай попробуем еще раз. Вот что я тебе скажу. Мое присутствие здесь ставит меня в трудное положение. Я совершенно не хочу заниматься таким страшным делом, как смерть твоих родителей. Если я это делаю, то только потому, что надеюсь тебе помочь. Парень продолжал молчать, но Коломбе показалось, что он ее понял. – Ты сделал что-то нехорошее? Томми по-детски размашисто покачал головой. – Ты разозлился и сделал родителям больно? Нет. – Ты мне правду говоришь? Томми кивнул.