– Не хочу я твои долбаные пилюли. Данте повернулся к Ровере: – Почему вы выбрали Коломбу? Почему отправили ко мне именно ее? – Потому что я ей доверяю. Данте покачал головой. – Брехло, – пробормотал он. – Вы меня не знаете, Торре. – Но я знаю таких, как вы. – Пошли, – сказала Коломба и медленно направилась к машине. Ровере пошел было следом, но Данте отрицательно покачал головой: – На вас приглашение не распространяется. – Нам нужно поговорить о том, что произошло, – возразил Ровере. – Не сейчас, – сказал Данте. – Мы вам позвоним. Когда он подошел к автомобилю, Коломба уже сидела на месте водителя. – Уверена, что в состоянии вести машину? – спросил он. – Хочешь сесть за руль? – Можем вызвать такси. – Даже не думай. – Ладно, только не слишком разгоняйся. Я тоже не очень хорошо себя чувствую. – Я не хочу сразу возвращаться в отель. Мне нужно подышать свежим воздухом, – сказала она, заводя машину. – Стоит открыть окно в твоей комнате – и дыши сколько хочешь. – Поехали лучше в Трастевере. – Поверь мне, тебе нужно отдохнуть. – Нет. Данте смотрел в окно, пока Коломба не припарковалась у здания Министерства образования. В это время туристов здесь было всего ничего, не считая громогласно хохочущей компании поддатых англичан. – Я тебя подожду в автомобиле, – сказал Данте. – Оставь окно открытым. – Да ладно тебе, вылезай. Прогуляемся. Или у тебя еще и фобия на прогулки? – Очень мило, – проворчал он, но из машины все-таки вышел. Они пошли по бульвару. Бары и сувенирные лавки уже закрылись. Остались лишь двое торговавших розами пакистанцев, которые прошли за ними несколько шагов, и псевдоирландский паб. Лето кончилось, а вместе с ним исчез и лоточник, продававший граттачекку – сладкий коктейль из ледяной стружки, который можно найти только в столице. Коломба рада была снова оказаться в столь хорошо знакомом ей уголке города, вдали от запаха крови и смерти. Раньше она частенько приходила сюда с друзьями и коллегами. Праздники она всегда отмечала в облюбованном театральными актерами ресторанчике на улице Дженсола, напротив острова Тиберина. – Я родилась неподалеку отсюда, – сказала Коломба. – Когда я сюда прихожу, то чувствую себя как дома. – Интересно, – пробормотал он. – А где хорошо тебе? – Дома. Куда я не могу пойти. – А еще где? – В баре «Марани» недалеко от моей квартиры. У них есть огражденная веранда. – Ладно, забудь. – Коломба оглянулась по сторонам. – Что-то я проголодался. Вернемся в гостиницу? Здесь все закрыто. – Я знаю одно местечко, – вдруг загорелась она и подвела его к опущенным рольставням какой-то булочной. – Бывал тут когда-нибудь? – Хлеб мне доставляют на дом. – Это «Форно Ла Ренелла» – одна из лучших булочных в Риме. – Я из Кремоны. К тому же она все равно закрыта. – Скажи, что хочешь. – Берлинский пончик с конфитюром, но только не жаренный на сале. Даже два. У меня жор из-за таблеток. – Подожди здесь. Коломба свернула за угол и постучала в приоткрытую стеклянную дверь, из-за которой доносился чудесный аромат свежеиспеченного хлеба. Сквозь проем виднелись ломящиеся полки. Булочник, которого Коломба видела впервые в жизни, открыл ей дверь, и она заказала пончики для Данте и фокаччу для себя. Мужчина вручил ей горячую выпечку, и они с Данте, уминая на ходу, пошли обратно к машине. Данте обжегся с первого же укуса: – Ай! – Не набрасывайся так на еду, – с набитым ртом сказала Коломба. – Если ты никогда не ощущала в своем пищеводе обжигающий конфитюр, то ты ничего не знаешь о жизни. Ты приходила сюда в детстве? – Не в детстве. Когда работала в ночную смену. – Копы и проститутки, – сказал Данте. – И наркоманы. Проглотив последний кусочек, Данте накинулся на второй пончик. – Теперь-то ты убедилась? – выдавил он с набитым ртом. – Что кто-то похитил сына Мауджери? Да. – Не просто кто-то. Коломба наелась до отвала. Она расправилась с последним куском фокаччи, завернутой в промасленную салфетку. – Если ты хочешь услышать, что я уверена, будто за псевдонимом Зардоз скрывается Отец, то, боюсь, этого я сказать не могу. Тема с пшеницей в фильме – интересное совпадение, но… мне этого мало, точно так же как было мало одного свистка. – Сомневайся на здоровье. Работать со скептиком полезно, чтобы сохранять непредвзятость. – Он выбросил бумажный пакет и вымыл руки под струей уличного питьевого фонтанчика. – Даже если этот скептик – настоящая заноза в заднице. Последовав его примеру, Коломба плеснула ледяной водой себе в лицо и на несколько секунд прогнала сон. – Если мы вообще продолжим работать над этим делом… – сказала она. – Разве у нас есть выбор? – Да. Можем предоставить Ровере разбираться самому. У него есть целая команда. Вот и пускай спустит своих ищеек на Зардоза, кем бы он ни был. Или убедит заняться этим следственное управление. – Думаешь, они тебе поверят? – Ровере уже убежден. Де Анджелис спишет все на совпадение, потребует дополнительных расследований, доказательств… А Зардоз тем временем может решить, что ему теперь не до ребенка. И убить его. – Коломба взяла его под руку и снова пошла в сторону министерства. Данте удивился и обрадовался этому неожиданному проявлению теплоты. – Если уже не решил. – Значит, ты хочешь продолжать. – Разумнее всего было бы отстраниться, но… – Она покачала головой. – Ты не можешь. – Да. Не могу. – Из-за груза, который носишь на сердце.