– Что ты увидел? – спросила Коломба. Она снова начала терять голос. – Взгляни на снимок на стене. Тот, что в серебряной рамке… – И? – Качество печати гораздо ниже, чем у остальных фотографий. Снимок как будто вырезан из старого военного журнала. Тем не менее Феррари повесил его напротив кровати, чтобы постоянно иметь перед глазами. – Может, эта фотография что-то для него значила… – Возможно. Но ты все-таки проверь ее на всякий случай. – Уже проверила. – Это последнее, о чем я тебя прошу. Коломба развернулась и прикоснулась к багету. Эту рамку она уже переворачивала и никаких тайников на обратной стороне не нашла. На свету было видно, что внутри находится только снимок танка времен Второй мировой. Несмотря на состояние полного изнеможения, Коломба не могла не согласиться с Данте: кое-как вырезанная из журнала фотография никак не вписывалась в обстановку квартиры. Внутренний голос, настаивавший, чтобы она немедленно уснула, вернулся, но Коломба сказала ему: «Скоро», сняла рамку со стены и снова осмотрела на свету. – Ничего, – подтвердила она, но, еще не успев договорить, поняла, что ошибается: центр фотографии казался более плотным. К обратной стороне вырезки был приклеен кусочек картона, за которым был спрятан тонкий квадратик размером десять на десять сантиметров. «Халтуришь, красавица, – сказал голос, требовавший, чтобы она выспалась. – Говорил же, что тебе пора прилечь». Коломба завернула рамку в край покрывала и разбила ее об угол ночного столика. Достав из-под треснувшего стекла вырезку, она отцепила картонку, и на прикроватный коврик соскользнул старый поляроидный снимок. Коломба подняла фотографию: на ней были изображены пятеро мужчин в камуфляжной форме. Трое из них сидели на платформе бортового грузовика, а двое позировали стоя. Одним из сидящих был не кто иной, как Феррари, – хотя на снимке он был на тридцать лет моложе, не узнать его было невозможно. Рядом с ним стоял тип, как две капли воды похожий на нарисованный Данте портрет Отца. Солдаты показывали фотографу знак виктории. На шее у каждого, словно какая-то шутка для посвященных, болтались привязанные за шнурки армейские ботинки. – Ты был прав, Данте, – прошептала Коломба. – Ты не поверишь, что я сейчас… Она запнулась. Дыхание перехватило. Один из стоящих мужчин был ей знаком. На снимке он был совсем молодым, но она узнала его улыбку, взгляд. Перед ней словно разверзлась темная бездна. – Что ты нашла? – Прислонившийся к лотку цветочника Данте уткнулся в «айфон», безуспешно пытаясь разглядеть что-то среди мелькающих на экране пятен. Коломба не отвечала. Камера телефона была направлена ей под ноги. Пока она, бормоча молитвы и проклятия, спускалась по лестнице, на дисплее Данте отображались лишь перемежающиеся полосы света и темноты. Наконец Коломба неверными шагами вышла из подъезда. Он побежал ей навстречу и невольно вздрогнул при виде ее перекошенного лица и рваной раны на руке, из которой капала кровь. Коломба тяжело дышала и прятала глаза. – КоКа… что такое? Что ты увидела? – взволнованно спросил он. Она без единого слова протянула ему фотографию и, как будто забыв, где находится, тяжело опустилась на бордюр. Данте взял снимок и увидел лицо человека, которого называл Отцом. На несколько мгновений он словно утонул в глазах, которые, казалось, смотрели сквозь ацетатную пленку прямо на него. На сей раз на мужчине была камуфляжная форма, однако у него не было никаких сомнений: именно этот человек шел к нему ночью восемьдесят девятого года с ножом в руке. На миг Данте вернулся в прошлое и снова превратился в растущего в нечеловеческих условиях мальчишку. Потом он ощутил слабое пожатие руки Коломбы и очнулся. – Не он… Не он… – пробормотала она и закрыла глаза. Данте пробежал глазами по лицам солдат. В желторотом парнишке он узнал Феррари, но остальных никогда прежде не видел… или нет? В лице человека, стоящего возле Феррари, было что-то знакомое. Уж не о нем ли говорит Коломба? Данте постарался представить его постаревшим, лысеющим, обрюзгшим, с седеющей бородкой… и его бросило в дрожь. Очередные недостающие кусочки пазла сложились в единую картину. В объектив лениво улыбался Эмилио Белломо. Убийца, взорвавший парижский ресторан. 9 Девочка трех-четырех лет, в одних трусиках, смотрела на нее и сосала огромный спиральный леденец. – Estás despierta?[23] – спросила она. – Что ты сказала? – ошарашенно переспросила Коломба. Девочка, не отвечая, бросилась прочь с криком: – Mamá! La policía está despierta![24] «Из полиции?» – все еще плохо соображая, подумала Коломба. Она лежала в незнакомой кровати в незнакомой комнате, провонявшей жареной едой. Из-за стены доносились вопли на испанском и итальянском языке и автоматные очереди включенной на полную громкость видеоигры. Коломба чувствовала себя отдохнувшей, но оправилась еще не до конца. Голова больше не трещала, но левая рука еще болела, хоть и поменьше, чем раньше. Немного чесалась залепленная чистой марлей рана от укуса, а по правой руке от локтя до предплечья растеклась лиловая гематома. Стоило ей пошевелиться, как вернулась ноющая боль в ушибленных ребрах. Но, судя по всему, кости были целы. Она смутно помнила, как потеряла сознание и упала на тротуар, и еще более смутно – как металась в горячечном сне, ненадолго просыпаясь то при дневном свете, то в темноте. В мимолетные моменты бодрствования кто-то давал ей попить и помогал помочиться в пластиковое судно. Это была темнокожая женщина, но ее лицо представало в памяти Коломбы расплывчатым, как давний сон. Она попыталась подняться, но, как только спустила ноги с кровати, перед глазами все закружилось. Так и оставшись сидеть, она огляделась по сторонам. Тесная комнатка, заставленная коробками с одеждой в чехлах, тускло освещалась выходящим на закатное небо окном со сломанными жалюзи. На стене напротив Коломбы висели огромное распятие и пластиковый бюст Богоматери, увешанный гирляндами из искусственных цветов. Хотя она еще не совсем пришла в себя, но была твердо уверена, что видит это место впервые в жизни. В дверь, куда убежала девочка, вошла латиноамериканка с густыми кудрявыми волосами и огромными, позвякивающими при каждом шаге серьгами в ушах. Коломба мысленно дала ей лет сорок. На женщине была коротенькая футболка, оставляющая открытым пупок, и джинсы в облипку. Она села рядом с Коломбой и взяла ее за руку. – Dónde vas?[25] – сказала она. – Тебе нельзя вставать! Вблизи Коломба заметила, что из-за густого макияжа и помятого лица накинула женщине лишние пятнадцать лет. – Где я? – спросила она, мягко высвободив ладонь. – У меня дома. Меня зовут Айлен. – Так это ты за мной ухаживала? – Коломба показала на надетую на ней ночнушку с сердечками. – Ты меня переодела? – Я и мама. И сестры. Ты долго спала. – Сколько? – Три дня. Коломба прикрыла веки. – Вот дерьмо, – пробормотала она. Коллеги, наверное, уже решили, что она пропала без вести. – Где мои вещи? Испуганная резким тоном Коломбы, Айлен перестала улыбаться и отстранилась. – No sé[26], – отозвалась она. – Ты хотя бы знаешь, где Данте? Это он меня сюда привез. – El gringo loco? Сумасшедший гринго? – Он самый. – С моим братом. En el techo. – Извини, я тебя не понимаю. – На крыше. Коломба вспомнила, что techo по-испански означает «крыша», и тут же поняла, где находится. – Твоего брата, случаем, не Сантьяго зовут? – мрачно спросила она. – Да, синьора. Вне себя от ярости, Коломба встала и, проигнорировав возражения девушки, быстрым шагом вышла из комнаты. Украшенный огромным постером Че Гевары коридор привел ее в тесную гостиную, где играл в «Плейстейшн-4» Хорхе Перес. Подключенный к приставке телевизор показался Коломбе на удивление знакомым. Пара детей в шортах и майках зачарованно следили за игрой и болели за Хорхе. – Явилась, puta[27], – издевательски ухмыльнулся парень. – Puta, puta! – со смехом подхватили дети. – Я покажу тебе, кто тут puta! – рявкнула Коломба, схватив Переса за горло здоровой рукой. – И кончай болтать по-испански! Я прекрасно знаю, что ты родился на римской окраине. – Какого черта тебе надо?.. – Мне нужен Сантьяго. И мои ботинки. Пять минут спустя Коломба вышла на крышу в армейских ботинках и накинутом на плечи одеяле. Беседовавший с Сантьяго Данте вскочил с продавленного дивана и радостно побежал ей навстречу. – КоКа! Как ты? – воскликнул он. На нем была парка с рваным левым рукавом и выцветшими пятнами в местах, где он пытался отстирать кровь. Она его оттолкнула: – Охренеть как хорошо. Какого черта я здесь делаю? Данте казался смущенным: – Я сейчас все объясню. – Нечего объяснять. Ты должен был просто вызвать «скорую» и передать меня врачам. Или позвонить Кармине в участок! Уж точно не прятать меня в этом свинарнике! – Тебя бы арестовали.