– Я задавался вопросом, почему вы столь уверены в виновности госпожи Каселли. – Вы забываете о найденных в ее квартире следах взрывчатки, – сказал Де Анджелис. – Я прекрасно об этом помню, и разумного объяснения у меня нет. Тем не менее я в замешательстве. До парижского кровопролития она была на хорошем счету. С чего бы ей внезапно превращаться в террористку? Де Анджелис откинулся на спинку кресла и, прищурившись, посмотрел на него: – Вы читали заключение психиатра, наблюдавшего ее в больнице? Курчо кивнул: – Да. Учитывая обстоятельства, посттравматическое стрессовое расстройство – достаточно обычная реакция. – Вы в курсе, что после выписки она перестала посещать психотерапевта? – Такое случается. – Когда человек в ее состоянии остается без медицинского наблюдения… Кто знает, что творится у нее в голове. – Де Анджелис постучал по виску. – После выздоровления Каселли я встречался с ней дважды, – сказал Сантини. – В первый раз она под надуманным предлогом нанесла мне устное оскорбление. Во второй – без всякого повода меня ударила. Я написал рапорт об этом инциденте. – По моему мнению, – продолжал Де Анджелис, – вместо того чтобы отправлять Каселли в административный отпуск, ее следовало попросту уволить. Как ни грустно об этом говорить, но частичная ответственность за случившееся лежит на самом Ровере. Это он ее выгораживал. – Безусловно, – сказал Курчо, но Де Анджелису стало ясно, что подразумевает он прямо противоположное. – А как вписывается в вашу версию человек, пытавшийся убить Каселли? Некий Феррари. Де Анджелис приподнял бровь: – Об этом мнимом покушении сообщила по телефону одному из коллег она сама. Мы не знаем, что произошло на самом деле. – Сложно себе представить, что Каселли заманила Феррари в больницу, чтобы ввести ему смертельный яд. – Согласно криминалистам, это был не обычный яд, а раствор панкурония и хлорида калия. Эти вещества вызывают паралич и немедленную остановку сердца, – объяснил Сантини. – И их очень просто раздобыть в больнице. – А как Каселли собиралась избавиться от трупа? – преувеличенно любезным тоном осведомился Курчо. – Или, по вашему мнению, она изначально намеревалась сбежать? Де Анджелис, скрывая раздражение, поправил запонки на рубашке. – Нам пока не удалось восстановить полную картину событий, – сказал он. – Возможно, ей пришлось избавиться от Феррари, чтобы он не сдал ее полиции. – Мы считаем, что Феррари был ее сообщником в организации взрыва, – вмешался Сантини. – Ранее он не привлекался, но никому не известно, чем он зарабатывал на жизнь. Постоянной работы он не имел, а родители его были бедны как церковные мыши. Поэтому мы проверяем его на наличие связей с криминальным миром. – Известно ли вам, что Феррари был связан с Белломо? – спросил Курчо. Де Анджелис и Сантини уставились на него. – Согласно отчету карабинеров, сделанному в октябре девяносто восьмого года, – продолжал Курчо, – Белломо скрылся от преследования на машине, зарегистрированной на имя Феррари. На допросе Феррари заявил, что машину у него угнали, и впоследствии был полностью оправдан. – Ты об этом знал? – спросил Де Анджелис, прожигая Сантини глазами. – Впервые слышу, – отозвался тот. – Я и сам только-только получил отчет карабинеров, – с извиняющейся улыбкой сказал Курчо, – и еще не успел передать его в следственное управление. Конечно, это может быть совпадением, но, возможно, Белломо и Феррари общались. – С какой целью? – спросил Де Анджелис. – Не знаю, – откровенно признал Курчо. – В этом деле многое не сходится. На мой взгляд, в вашей версии есть нестыковки. Де Анджелис уперся в него тяжелым взглядом: – Жаль, что приходится вам об этом напоминать, но в настоящем случае ваш взгляд не является ключевым. Надеюсь, мы друг друга поняли. – Разумеется, господин магистрат. – Курчо встал и пожал руку Де Анджелису. – Спасибо, что уделили мне время. Обменявшись рукопожатием с Сантини, Курчо вышел из кабинета. – Чую, этот хмырь изрядно попортит нам жизнь, – произнес Де Анджелис. – Изрядно попортит. – Да он просто пускает пыль в глаза. У вас есть для меня поручения? Де Анджелис кивнул: – Проверь друзей и родных Торре. Если Коломба с ним, возможно, он помогает ей скрываться. Они же оба двинутые. Два сапога пара. Сантини кивнул: – А как там Гуртадо? Удалось из него что-то вытащить на допросе? Де Анджелис покачал головой: – Молчит как рыба. Частично – благодаря советам своего засранца-адвоката. Который – вот так совпадение! – также является адвокатом Торре. – Минутилло, – сказал Сантини. – А что другие дружки Гуртадо? – К сожалению, судья, ведущий предварительное расследование, признал аресты незаконными за недостатком убедительных доказательств преступления, – ответил Де Анджелис. – Ему еще требуются доказательства, когда речь идет о такой шпане? – спросил Сантини. – Вот именно, – сказал Де Анджелис. – Мне пришлось распорядиться, чтобы их освободили. Одним из освобожденных был Хорхе, который в этот момент как на крыльях парил, мчась по улицам Рима. Хоть он и не оказал сопротивления, когда его скрутили в подвале, но не поставил бы и гроша на то, что так легко отделается после суматохи в Торбелле. Он провел за решеткой всего одну ночь и успел попрощаться с Сантьяго, который уже смирился с мыслью, что застрял там надолго. Когда Хорхе позвонил с почти разряженного мобильника Аните, та залилась слезами. Она-то уже собирала ему передачку с чистым бельем. – Говорил же, я всегда выхожу сухим из воды, – похвалился собственной удачливостью Хорхе. – Ты же домой идешь, правда? Я так хочу тебя увидеть, – сказала она. И он заверил ее, что скоро будет. В конце концов, он все-таки ее любил. Да и где бы он нашел другую такую подружку? Анита не пилила его, когда он шатался где-то ночи напролет и притаскивал домой дружков, типа пацанов из банды, которые оставляли после себя свинарник. Да что там, она его даже не ревновала: главное, чтобы он не мутил с другими девчонками у нее на глазах. Хорхе и его девушка жили в одной из трехсот квартир грязно-розового муниципального дома в квартале Сан-Базилио, похожего на гигантскую уродливую подкову. Это была настоящая помойка с загаженными лестницами и спозаранку орущими младенцами – из-за бумажных стен был слышен каждый чих соседей, – зато там можно было жить на халяву. Когда-то в квартире жила бабушка Хорхе, а после ее смерти туда заселился он. И хотя администрация то и дело угрожала ему выселением, Хорхе знал, что опасаться ему нечего. За квартиры не платило полдома, не говоря уже о жителях зданий по соседству. Не может же муниципалитет выбросить их всех на улицу. Он открыл дверь своими ключами и ожидал, что Анита с объятиями кинется ему навстречу, однако этого не случилось. – Венди, я дома! – зловеще воскликнул Хорхе, подражая герою Джека Николсона из «Сияния». На такие шутки он был мастак. Но она снова не откликнулась. – Анита? – позвал он. Может, она вышла за продуктами? Или в душе моется. Открывая дверь в ванную, он заметил на полу в коридоре небольшое, почти идеально круглое красное пятнышко. Он стер его пальцем – пятнышко оказалось клейким на ощупь. Кровь. Свежая, не успевшая свернуться капля крови. Невдалеке алела еще одна. И еще, и еще. Видать, Анита порезала палец. Странно только, что она сразу не побежала в ванную за пластырем, потому что красный пунктир вел прямо в спальню. Одна из капель темнела у самых его ног, как будто Анита порезалась на пороге. Слегка встревоженный, Хорхе снова позвал ее и вошел в комнату. Анита валялась на полу, как тюк с тряпьем. Под ней расползалась огромная лужа крови. Хорхе мгновенно понял, что в ее теле не осталось ни капли. На кровати, протирая салфеткой лезвие ножа, сидел пожилой мужчина с такими светлыми голубыми глазами, что они казались прозрачными. – Нам с тобой нужно поболтать, – сказал человек, которого Данте называл Отцом. Хорхе попытался закричать, но не смог издать ни звука. 17 Аугусто Ноггини, старый армейский товарищ Пинны, жил неподалеку от собора. Коломба припарковала пикап Валле поблизости от пешеходной зоны возле баптистерия, прямо напротив сторожащих вход каменных львов. Данте разглядывал их, напрасно пытаясь вспомнить, как видел их в детстве. Окружающие постройки не будили ни единого воспоминания, помимо смазанных вспышек памяти, относящихся к периоду после освобождения. Неужели он никогда не забирался верхом на этих львов? Не ходил к мессе в местный собор? Данте не имел ни малейшего понятия. Кремона казалась совершенно чужой, хотя то немногое, что он успел увидеть, ему вполне понравилось – в особенности центр города, сохранивший на себе отпечаток древнеримской архитектуры. – Кто ему позвонит? – вырвал его из раздумий вопрос Коломбы. – Он скорее станет слушать женщину, чем мужчину, – сказал Данте. – Особенно если у этой женщины красивый голос. – Так у меня красивый голос? – Только когда ты не говоришь приказным тоном. – Зато ты лучше умеешь врать. Звони ты.