– Ждать! А сколько душегубств он совершит до тех пор?! Нет, во что бы то ни стало необходимо его поймать! – Следственная власть не имеет в своем распоряжении ни агентов, ни чиновников для розысков, так что я ничего не могу сделать; тем более, что вы упустили Макарку раньше, чем пригласили меня, – вы и ловите! – В том-то и дело, что, при всем желании, я ничего не могу сделать. Остается последнее средство, которое я решил испробовать, – это устроить облаву и зайти по возможности дальше в дебри. Мы начнем облаву на заре, когда бродяги спят. – Прекрасно, но ведь мне помнится, вы объявили премию бродягам за доставку Макарки. Не подождать ли? – Бесполезно. Они не решатся никогда выдать такого разбойника, да им и не взять его! – Как знаете, дело ваше. Я занят теперь разбором вещественных доказательств, взятых в квартире Макарки. Улик у нас более чем достаточно! – Да, действительно; при разборке бумаг мы нашли сорок два паспорта, в том числе на имя Семена Глотова, известного под кличкой Сеньки-косого. Не он ли и Сенька-косой?! – О, нет, Сенька-косой совсем другой головорез! – Тогда не убил ли его Макарка, так же как и Гуся. – Едва ли. Антон Смолин рассказывал, что Сенька-косой убит Тумбой с товарищами. По всей вероятности, этот паспорт подложный или попал к Макарке в те времена, когда они вместе с Сенькой орудовали в Вяземской лавре. – Во всяком случае, этот вопрос требует разработки!.. Кроме того, есть еще паспорта разных мещан и крестьян, имена которых встречаются в наших делах. Вероятно, между ними и Макаркой есть связь, но как ее обнаружить? Где найти этих людей? В кабинет Густерина вошел Ягодкин. – Сейчас получена телеграмма из Тюмени. Смолин отправлен был уже этапом дальше, но на первом переходном пункте его задержали и вернули. Кроме того, сообщается, что на этом переходе бежал опасный разбойник, Тумба. – Бежал?! Ну, вот, значит, ждите нового визита! Опять возиться с ним! Месяцев через пять-шесть он будет уже на Горячем поле! Кстати, а где его Настенька? – Я наводил справки на родине, – отвечал Ягодкин, – она еще прошлой осенью вернулась домой, но с наступлением весны уехала в Петербург вместе с ребенком. Вероятно, опять на Горячем поле! – Хорошо. Мы ее, голубушку, сцапаем! Сегодня ночью, с первыми лучами солнца, мы сделаем облаву в дебри Горячего поля. Ягодкин удивился, и на лице его отразилась торжествующая радость. – Я давно настаивал на этом, ваше превосходительство! Нужно было сейчас же броситься туда! Каждый пропущенный день представляет все больший риск упустить злодея! – Так, пожалуйста, распорядитесь, чтобы все было готово к двум часам ночи. – Знаете ли, – произнес следователь, – и я готов принять с вами участие в сегодняшней облаве. Если нам удастся взять Макарку, то я дам вам полномочия заковать его в кандалы. – Прекрасно, мы возьмем с собой на случай кандалы. – Ваше превосходительство, – произнес Ягодкин, – необходимо потребовать взвод солдат и половину резервных городовых и околоточных надзирателей; хорошо было бы привлечь и тюремное ведомство. Мы все соберемся к часу ночи на городских скотобойнях. Позвольте, я объеду всех с просьбой о помощи; городское управление не откажет командировать в наше распоряжение своих всех бойцов, погонщиков и сторожей скотобоен. Чем больше будет народа, тем лучше! Возьмем плотников, землекопов: они устроят нам мостки, где нельзя будет пройти. – Прекрасно, прекрасно, распорядитесь всем. – Солдат надо расставить от Лиговки и Средней Рогатки, с тем, чтобы они на расстоянии двадцать сажень друг от друга подвигались медленно, цепью и приближались бы к нам! Предприятие, на которое мы идем, полно риску, но оно доставит огромную пользу в смысле изучения Горячего поля! Ведь стыдно сказать, что у нас Сибирь лучше исследована, чем Горячее поле! До сих пор в глубине поля не ступала еще ничья нога, кроме былых бродяг! Мы даже не знаем, что там есть! Пойманные бродяги рассказывают о кущах, полянках, называют прозвища дебрей, а мы ничего этого доподлинно не знаем! – Мы с господином следователем сейчас только об этом говорили. Действительно, стыдно, но ничего нельзя поделать, потому что приведение участка земли, называемого Горячим полем, в состояние благоустройства не в нашей власти! Ягодкин удалился, и следователь собрался уходить. – Значит, к часу ночи я буду на скотобойнях. – Хорошо-с! – А дальнейший разбор улик новых злодеяний, пожалуй, в самом деле прекратите! Дальше в лес – больше дров, а результатов действительно никаких. Достаточно и этих: убийство Алёнки, семейства Смирновых, камердинера графа Самбери, Гуся, Игнатия, покушение на отравление Петухова, истязание жены. – А убийство Смулева в Саратове, а портрет девушки с отрубленным пальцем?! – Да, да! И так масса! Обидно просто, что такого зверя нельзя повалить! Ну, что ему ссылка? – И не говорите! А еще обиднее, что пока мы придумываем ему казнь, он, может быть, катит по железной дороге за границу или душит кого-нибудь! – Брр!.. Они расстались. Густерин весь день и вечер не переставал обдумывать предстоящую облаву. Несколько раз к нему входил Ягодкин с докладами. Военное начальство дало казаков, которые уже были расставлены. Городовые резерва посланы на Лиговку, где, под руководством Петрова и Иванова, они пойдут двумя колоннами от станции и до Средней Рогатки. В скотобойнях было собрано до ста человек переодетых полицейских. – Было бы желательно, чтобы поисками каждой группы руководили наши агенты. – Агентов и чиновников я предположил взять всех свободных, ваше превосходительство, а их восемнадцать человек. Этого будет вполне достаточно для всех групп; каждому агенту дается свисток и расписание сигналов, то есть условных разговоров. Если группа попадет в опасность, она дает три коротких свистка; если Макарка найден – долгий, протяжный свисток, повторяемый как можно большее число раз; если группа хочет сойтись с другими ближайшими, она дает отрывочный свисток с промежутками и так далее. – Скажите, а какую роль вы назначили нам с вами? – Вы, ваше превосходительство, лучше всего сделали бы, если бы оставались наблюдать за растянутой цепью. Вам подвергать себя риску, забираться в дебри нет никакой надобности. Не надо забывать, что хотя все мы будем хорошо вооружены, однако опасность получить удар ножом из-за куста или выстрел в спину очень велика! – Разве вы тоже уходите на поиски? – Я непременно иду по тому направлению, которое кажется мне более вероятным для встречи с врагом. – Чем же вы руководствуетесь при выборе направления? – Этот путь лежит в самом центре и имеет кратчайшие выходы к Средней Рогатке и Лиговке. – Хорошо. Я одобряю ваш план. – Едемте на скотобойни. Они вышли… 40 Облава Мирно спит застава. Последние игроки Горячего поля ударили «в банк», бросили карты и, растянувшись на сырой траве кочек, беззаботно захрапели. Тысячное фабрично-заводское население давно уже успокоилось после трудов праведных. Измученные, изнуренные четырнадцатичасовой работой в душной, раскаленной атмосфере, пропитанной пылью и смазочными маслами, труженики-молотобойцы едва дотащились до своих угловых жилищ и после скудного ужина захрапели во всю ивановскую. Ведь к шести-семи часам утра им опять вставать, опять приниматься за тяжелую изнурительную работу, без отдыха и просвета в будущем! Зловоние угловых «фатер», мириады насекомых, теснота и духота заставляют многих из них ночевать летом на вольном воздухе широкого, просторного и приветливого Горячего поля. Проходя по Забалканскому проспекту, мимо роскошного Новодевичьего монастыря, можно видеть, как на противоположной поляне, от самых скотобоен до заставы, все пространство усеяно невзыскательными ночлежниками, расположившимися без подушек, матрацев, одеял прямо на траве, в одежде, подложив под голову полено или камень, прикрытый фартуком. Бродяжки, считающие себя законными владельцами Горячего поля, шутя называют этих ночлежников своими дачными гостями и никогда не беспокоят их. Зато импровизированных «дачников» часто тревожат полицейские обходы, с требованием паспортов. Ночевать тут никому не запрещается, если паспорт при себе, но беспаспортные, то есть у которых паспорт на заводе или на квартире, рискуют провести несколько дней в мытарствах по участкам, полицейским частям и сыскному отделению. Чудная майская белая ночь, когда и без солнца около 20 градусов, привлекла особенно много дачников на Вольную поляну, составляющую входные ворота Горячего поля. Бедные дачники и не подозревали, что в эту ночь предстоит генеральный обход Горячего поля, под главенством самого Густерина, так что всем придется познакомиться с казематами Нарвской, Коломенской и Казанской частей, а большинству прогуляться в Дерябинские казармы, где для забираемых при обходах летом приготовлен сарай на полторы тысячи человек. При заурядных обходах, когда попадаются принадлежащие, очевидно, к рабочему классу (грязный передник, мозолистые черные руки, инструменты и т. п.), то их тут же освобождают, но сегодня заниматься «сортировкой» некогда и все, попавшиеся в руки полицейских, немедленно отправляются с конвоем под арест. К часу ночи большие залы лаборатории скотобойни были переполнены полицейскими. Нижние чины, то есть солдатики, городовые, сторожа были уже на местах, образовав цепи, за пределы коих они впускали кого угодно, но не выпускали ни под какими предлогами, даже отца родного! Таков строжайший приказ высшего начальства! В залах шел оживленный говор. Ждали Густерина. Следователь, для которого этот обход представлял много новых и любопытных впечатлений, приехал в числе первых и подробно знакомился с планом Ягодкина. – Замечательно удачный план! Если он удастся, то Горячее поле будет совершенно очищено. Ягодкин усмехнулся. – Надолго ли мы его очистим? Не хотите ли постоять часа три-четыре около Средней Рогатки и полюбоваться, как по Московскому тракту двигаются к Петербургу толпы оборванных, отощавших, полубольных людей. Это все административно-ссыльные, самовольно возвращающиеся в столицу и прямо направляющиеся на Горячее поле! Брать, хватать их? Но тогда они пойдут не по шоссе, а стороной, на Лиговку и все-таки будут на Горячем поле! Ничего нельзя поделать! Вот сегодня мы, вероятно, возьмем тысячи две бродяг и возьмем несколько важных преступников, потому что пойдем в глубину поля, за кладбище, к Рогатке и Лиговке. А то обыкновенно из десяти забранных девять приходится выпускать! Что с ними делать? Рабочие, безместные, голяки, бесприютные, бесписьменные, потому что паспорт денег стоит, а у них больше пятака в кармане не бывает. Ну, берите их, кормите, поите, давайте паспорт; они не преступники, карать их не за что! – Это первый такой большой обход? – Первый. Неизвестно еще, как удастся! Может быть, завязнем только в болотах и больше ничего! Приехал Густерин. На нем был костюм как у спортсмена: высокие сапоги, короткое пальто, шапочка и хлыст в руке. Красивое, умное лицо, с седыми баками и стройная фигура в этом наряде напоминали англичанина-эксцентрика. Он был в прекрасном расположении духа… – Все готово, все в сборе? – спросил он Ягодкина. – Все, ваше превосходительство. – Так двинемся в путь? – Мы ждем ваших приказаний. – Ставьте всех на места. Гурьба вышла из зала во двор. Пройдя несколько загонов и проходов для скота, они дошли до высоких задних ворот и, распахнув их, очутились на поле. Пахнуло утренней прохладой оживившейся природы. Слева, позади монастырской ограды, чуть брезжил луч готового взойти солнышка. Густерин со следователем и Ягодкиным с минуту стояли молча перед расстилавшейся перед ними картиной. Им точно неловко показалось нарушать тишину этого величественного, еще не пробудившегося утра. Петербуржцы, годами не видящие настоящей деревенской природы, поражаются каждым обширным зеленым ковром, расстилающимся перед их глазами, без всякого участия увеселительных антрепренеров. Дикая, но обильная зелень Вольной поляны произвела на Густерина впечатление именно своей неожиданностью. Вглядываясь пристальнее в открывшуюся картину поляны, без труда можно было разглядеть фигуры ночлежников-дачников. – Неужели мы их всех будем забирать?! – произнес Густерин, указывая на черневшие точки на поляне. – Необходимо, ваше превосходительство, мы не знаем ведь, не найдется ли среди них хитрого Макарки, который перерядится рабочим и замешается в эту толпу. – Да, но тревожить всех этих бедняков, нарушать их ночной отдых!..