– Так тебе Густерин и поверил?! Увидала ты его! Тебя завтра же в Петербурге не будет! – Вот свидетель, – указала Машка на Федьку-косого. – И свидетеля твоего с тобой отправим! – Густерин сам все знает, – произнес Федька-косой, срывая с себя платок и повязку. Произошла немая сцена из гоголевского «Ревизора». 45 Макарка ранен Во все концы России полетели телеграммы о том, что известный злодей Макарка-душегуб пойман, арестован и в судебные учреждения, производящие о нем следствия или дознания, благоволят адресоваться по совокупности преступлений в Петербурге. – Макарка пойман! – радостно повторяли все обитатели заставы, и, как эхо, им вторили сотни разных лиц, слышавших и знавших подвиги душегуба. Имя Макарки сделалось очень популярным не только среди бродяг, но и в сфере купечества, даже среди аристократии, где после убийства камердинера графа Самбери и невинного осуждения Антона тоже интересовались Макаркой. Макарка сидит второй день в секретной камере сыскного отделения. И день, и ночь около него находятся два дежурных агента, не спускающих с него глаз. Злодей не потерял присутствия духа и даже не особенно печалился в своей неволе. Его сокрушало только, что шкатулка с драгоценностями попала в руки его врагов. Ведь это плоды многолетних его «трудов», при помощи которых он рассчитывал беспечно прожить старость, когда придется оставить профессию душегуба, потому что не всегда ведь рука будет так молодецки владеть ножом. И вдруг… он опять нищий, как был когда-то в Вяземской лавре, живя с Алёнкой. – Его превосходительство требует к допросу, – вбежал в камеру чиновник. Агенты взяли Макарку под руки и бережно, как необыкновенную драгоценность, повели наверх, в кабинет Густерина. Там находились уже судебный следователь, орловский Куликов, Машка-певунья и еще несколько человек. Макарку ввели и поставили лицом к лицу с Куликовым. – Что? Он? – спросил Густерин. – Он, он самый! На левой руке, выше локтя, прожженный знак. – Оголите руку! – произнес Густерин. Действительно, выше локтя оказалось пятно, описанное Куликовым. – Ну, Макарка, отвечай, ты купил у него паспорт? Макарка стоял, потупя голову и смотря исподлобья на окружающих. – Отвечай! – Не буду! – глухо произнес он. – Не будешь? Ну, все равно. Машка, это Макарка? – Макарка. Тот самый, который Алёнку убил. – А вы что скажете? – обратился Густерин к другим «скакунам» Горячего поля. – Конечно, Макарка. – Достаточно, – сказал следователь, – личность можно считать удостоверенной. Составили протокол. – Теперь позвольте, – произнес Густерин, обращаясь к следователю, – передать вам преступника из рук в руки. Дознанием установлены все двенадцать убийств. Злодей уличен, удостоверен и находится перед вами. Миссия сыскной полиции окончена, наступает очередь правосудия. – Позвольте поздравить вас, Дмитрий Иванович, с блестящим окончанием дела. Вы проявили геройскую самоотверженность! Густерин улыбнулся. У него таких подвигов в прошлом немало, и репутация русского Лекока заслужена им недаром. – Я желал бы только одного, чтобы мне не пришлось опять возиться с этим злодеем! Ради бога, не снимайте с него оков и не оказывайте ни малейших послаблений! Это не арестант, а сам сатана в образе человека! Я не видывал в своей практике подобного супостата! Макарка за все время не проронил ни единого звука. Он точно замер в своем оцепенении! Да и что он мог сказать? Оправдываться бесполезно, защищаться невозможно, просить пощады смешно! Остается одно – терпеть, а там видно будет! Поживем, увидим! Не первый раз он в таком положении, да, может быть, и не последний! – Когда позволите доставить вам молодца в камеру? – спросил Густерин. – Хоть сегодня. Мы его облупим скоро, благодаря полному и богатому дознанию. – Чем скорее вы закуете его в кандалы, тем лучше! Только сообщите главному тюремному управлению о необходимости над ним усиленного надзора, когда его повезут на Сахалин! Этот злодей способен с корабля убежать; он в огне не горит, в воде не тонет! – Ну, до Сахалина еще далеко; как бы он раньше не выкинул какой-нибудь штуки. – Знаете что?! Не командировать ли к вам для надзора за ним одного из моих агентов? Спокойнее будет! – Если бы вы были так добры! Это, конечно, очень полезно! – С большим удовольствием! Я дам вам Петрова, который ездил по делу Коркиной. Густерин позвонил. – Дайте приказ Петрову отправиться с господином следователем впредь до особого распоряжения. А этого арестанта под строжайшим конвоем отправьте сейчас в дом предварительного заключения, – показал Густерин на Макарку. Злодей чуть заметно усмехнулся, но эта улыбка не скрылась от Густерина. – Не пойти ли мне самому с ним? Право. Кандалы одеть теперь мы не можем, веревкой связать – неудобно, а так, на свободе, его вести очень трудно! – Не беспокойтесь! Усадите в карету, а там с нашего двора ему не убежать! – Не придумаешь даже, что он может выкинуть! Густерин отдал приказания и обратился к Машке: – А ты получи обещанные пятьсот рублей и можешь разделить их, как знаешь. Мою долю я отдаю тебе! – Спасибо, ваше превосходительство! Только я не знаю, на что мне эти деньги? Еще убьют меня из-за них! У меня никогда и рубля в кармане не было! – Отдай в банк на хранение. Ты будешь еще получать рублей двадцать в год процентов. Вот тебе и квартира, обеспеченная на всю жизнь. – Ваше превосходительство! Положите сами их в банк, я ничего не знаю! Только двести рублей дайте мне для моих помощников. – Не надо и тем ничего! Скажи, что я не дал денег! – Не могу, ваше превосходительство! Я никогда не лгу. – Ну, пусть сами придут. – Они не могут. Они ведь «стрелки». – Не дам, не дам. Приходи завтра и получишь книжку. Машка вышла опечаленная. Зачем она отказалась взять деньги? Вот теперь скажут, что она обманула товарищей. Ей веры не будет. Хорошо! Завтра она получит книжку, и они вместе пойдут в банк брать деньги назад. – А тебе, Куликов, – обратился Густерин к орловскому мещанину, – мещанская управа будет выдавать по пять рублей в месяц для семьи, пока вырастут дети. Если бы ты мог перестать пить… – Не могу, ваше превосходительство! Я помру, если брошу пить. Вы помните, какой я приехал в Петербург, и посмотрите теперь на меня! Действительно, он имел вид чахоточного накануне смерти. Ввалившиеся щеки, стеклянные глаза и смертельная бледность; он едва двигался; руки, ноги тряслись. – Может быть, тебя в больницу положить? – Ваше превосходительство! Прикажите лучше дать мне полуштоф, и я сразу поправлюсь! Спросите у господина Павлова. – Ты теперь свободен. Вот тебе десять рублей. Билет до Орла ты получишь бесплатный. Когда Макарку судить будут, ты можешь отказаться приехать – это твое право. Я не хочу тебя задерживать, поезжай с богом. – Покорнейше благодарим, ваше превосходительство! – И Куликов, поклонившись в пояс, вышел. – Ну, а с вами что же мне делать? – обратился Густерин к бродяжкам, смиренно столпившимся в углу кабинета. – Не погубите, ваше превосходительство! – Да кто вас губит?! Сами вы себя губите! Ну, как я вас выпущу? Куда вы пойдете, что будете делать? Ни угла, ни гроша денег, ни работы! Да и работать вы не станете! Ну, что я поделаю? Не могу же я воров плодить в столице! Вы судились?