– Гм! Значит, между полуночью и тремя часами ночи. – Совершенно верно. Судя по словам мадам Рено, это случилось после двух часов ночи, что еще более суживает временной интервал. Смерть, должно быть, была мгновенной. Версия самоубийства, естественно, отпадает. Пуаро кивнул, и комиссар снова заговорил: – Насмерть перепуганные служанки развязали мадам Рено. Она была ужасно слаба, почти без сознания от боли, которую причинили ей веревки. Как выяснилось, двое незнакомцев в масках ворвались в спальню, засунули ей в рот кляп и связали, а мосье Рено силой куда-то увели. Все это нам с ее слов передали слуги. Узнав о смерти мужа, мадам Рено испытала сильнейшее нервное потрясение. Доктор Дюран, прибыв на место происшествия, сразу дал ей успокоительное, и мы были лишены возможности допросить ее. Будем надеяться, что сон подкрепит ее, она придет в себя и сможет вынести такое тяжкое испытание, как допрос. Комиссар помолчал. – Кто еще живет в доме? – Старуха Франсуаза, экономка, она служила здесь еще у прежних владельцев виллы «Женевьева». Затем две молодые девушки – сестры Дениз и Леони Улар. Родители их, весьма почтенные люди, живут в Мерлинвиле, у них там дом. Кроме того, есть еще шофер, которого мосье Рено привез из Англии, но он сейчас в отпуске. Ну, и, наконец, сама мадам Рено и ее сын, мосье Жак Рено. Он в отъезде. Пуаро наклонил голову. Мосье Отэ громко позвал: – Маршо! Появился полицейский. – Позовите сюда Франсуазу. Полицейский взял под козырек и удалился, но тут же вернулся в сопровождении испуганной Франсуазы. – Ваше имя Франсуаза Аррише? – Да, мосье. – Давно ли вы служите на вилле «Женевьева»? – Одиннадцать лет, сначала у мадам виконтессы[24], а потом, когда она этой весной продала виллу, я согласилась остаться здесь и служу теперь господину английскому милорду. Кто бы мог подумать… Следователь перебил ее: – Конечно, конечно. А теперь, Франсуаза, скажите мне, кто обычно запирает на ночь парадную дверь? – Я, мосье. Всегда сама проверяю. – И вчера вечером тоже? – Да, я заперла ее, как обычно. – Вы уверены? – Клянусь всеми святыми, мосье. – В котором часу это было? – Как всегда, мосье, в половине одиннадцатого. – А где были все остальные в это время? Они что, уже легли спать? – Мадам уже ушла к себе, Дениз и Леони поднялись наверх со мною вместе, а мосье все еще сидел у себя в кабинете. – Значит, если кто-нибудь и мог отпереть дверь, так только сам мосье Рено? Франсуаза пожала своими широкими плечами. – Да разве стал бы он отпирать ее? Ведь, того и гляди, влезут воры или убийцы! Хорошенькое дело! Мосье не сумасшедший, чтобы отпирать дверь. Вот разве что когда он провожал даму… – Даму? Какую даму? – нетерпеливо перебил ее следователь. – Ну как какую? Даму, которая к нему приходила. – Значит, у него вчера была дама? – Ну да, мосье, и не только вчера, она часто приходила. – Кто она? Вы ее знаете? Франсуаза бросила на него хитрый взгляд. – Откуда мне знать? – буркнула она. – Ведь не я ее вчера впускала. – Ах так! – рявкнул следователь и стукнул кулаком по столу. – Шутить с полицией вздумали, да? Сию минуту назовите мне имя женщины, которая приходила к мосье Рено по вечерам! – Полиция… полиция, – проворчала Франсуаза. – Вот уж не думала, что придется иметь дело с полицией. Да ладно, знаю я, кто она. Это мадам Добрэй. Комиссар ахнул от неожиданности и даже подался вперед, всем своим видом выражая крайнее изумление. – Мадам Добрэй? Вилла «Маргерит», что тут рядом? – А я что говорю. Очень даже приятная дамочка. Старуха презрительно вскинула голову. – Мадам Добрэй, – бормотал комиссар. – Просто немыслимо! – Voila, – проворчала Франсуаза. – Вот и говори вам после этого правду. – Да нет, что вы, – поспешил ее успокоить следователь. – Нас просто удивило ваше сообщение, вот и все. Мадам Добрэй и мосье Рено, они что же, э-э?.. – Тут он деликатно замялся. – А? Наверное, так и было? – Откуда мне знать? Впрочем, что ж тут удивительного? Мосье ведь был milord anglais – tres riche[25], а мадам Добрэй, она еле концы с концами сводила, но tres chie[26], хотя они с дочерью живут очень скромно. Но меня не проведешь, это женщина с прошлым! Теперь она, правда, уже в летах, но, ma foi[27], еще хоть куда! Сама не раз видела, как мужчины на нее заглядываются. А в последнее время она – все в городе это заметили – в расходах не стесняется, видно, денежки-то завелись. А ведь было время, каждую копейку считали. Франсуаза тряхнула головой с видом совершенной уверенности в своей правоте. Мосье Отэ в задумчивости поглаживал бородку. – А мадам Рено, – заговорил он наконец, – как она относилась к этой… дружбе? Франсуаза пожала плечами. – Она ведь всегда уж такая вежливая, такая обходительная… Говорят, она ничего и не подозревает. И все-таки сердце-то, оно ведь все чувствует, как вы думаете, мосье? День ото дня мадам все худеет да бледнеет у меня на глазах. Теперь уж она совсем не та, что месяц назад, когда они приехали сюда. Мосье тоже очень изменился. Точно его что-то мучило. И нервный стал – вот-вот сорвется. А чему тут удивляться – такие странные отношения… Ни выдержки, ни благоразумия. Одно слово – style anglais![28] Я от возмущения аж подпрыгнул на стуле, но следователь как ни в чем не бывало продолжал допрос, не удостоив внимания выпад Франсуазы. – Так вы говорите, мосье Рено сам проводил мадам Добрэй? Значит, она ушла? – Да, мосье. Я слышала, как они вышли из кабинета и подошли к парадной двери. Мосье пожелал ей доброй ночи и запер дверь. – В котором часу это было? – Минут двадцать пять одиннадцатого, мосье. – А когда мосье Рено пошел спать, вы не знаете? – Минут через десять после нас. Эта лестница такая скрипучая, всегда слышно, когда кто-нибудь поднимается или спускается. – Что же было потом? Ночью вы ничего не слышали? – Совсем ничего, мосье. – Кто из прислуги раньше всех спустился вниз утром? – Я, мосье. И сразу увидела распахнутую дверь. – А окна, они все были закрыты? – Да, мосье. Все было в порядке, ничего подозрительного. – Хорошо, Франсуаза, можете идти. Старуха зашаркала к дверям. На пороге она обернулась. – Скажу вам одну вещь, мосье. Эта мадам Добрэй скверная женщина! Да-да, мы, женщины, лучше знаем друг друга. Это недостойная особа, попомните мои слова. Покачивая головой с важным видом, Франсуаза удалилась. – Леони Улар, – вызвал следователь.