Птицей цвета ультрамарин. Из помещения доносились женский смех, мужские возгласы. И отчетливо тянуло марихуаной. Викентьев поднялся на крыльцо. Слегка надавил на дверь – не закрыта. Стала пуганой птица удачи — И не верит людским рукам, Да и как же ей быть иначе — Браконьеры – и тут, и там. Подкрадешься – она обманет И вот уже навсегда ушла, И только небо тебя поманит Синим взмахом ее крыла… – Ну что, пошли, – с этими словами Викентьев резко толкнул дверь и шагнул внутрь. Как принято у американцев, вдохновивших архитектора этого дома, входная дверь вела не в прихожую, а сразу в большую комнату. Дымно, накурено, на диване, обнявшись, сидели две девушки, у одной в коротеньких толстых пальцах дымилась самокрутка, от которой шел специфический запах. Еще присутствовали две особи мужского пола, сильно разнящиеся по комплекции и живому весу. – Не дергаться! – заорал Викентьев. – Милиция!.. Сиди, сказал! Закружилась стремительная круговерть движений, возгласов, событий, как всегда при стремительном захвате преступников. Жирный молодой кавказец, похожий на отъевшегося на убой хряка, необычайно резво для своей комплекции вскочил и потянулся за тяжелой вазой. Викентьев плавно сблизился с ним и как-то небрежно, с артистизмом, подхватил под мышки, оторвал от земли и опрокинул на пол все сто двадцать килограмм живого веса – шума и грохота было столько, будто слона уронили. Без особых усилий, как ребенку, оперативник заломил руку кавказца, ткнул его лицом в ковер. Потом завел за спину вторую руку и щелкнул наручниками. Лицо оперативника озарила довольная улыбка – сбросить пар ему сегодня удалось. В это время Уланов сбил на пол сидящего на стуле в обнимку с гитарой худосочного парня. Гитара сухо треснула под каблуком. Щелк – наручники стальной хваткой впились в запястья. Лиза толкнула пытавшуюся вскочить худую брюнетку, взяла в болевой захват кисть ее руки и прошипела: – Сиди, коза! Полненькая девушка с рыжими волосами застыла, выпучив глаза. А потом захохотала как-то диковато. И бросила на ковер самокрутку с анашой… Послышалось топанье ног. В помещение ворвались двое оперативников, перемахнувших через забор и зашедших с другой стороны дома. Один из них подошел к магнитофону, из динамиков которого лилось: Вот новый поворот, и мотор ревет. Что он нам несет, пропасть или взлет, Омут или брод… Щелкнула клавиша, и разухабистая музыка оборвалась. – Ну что, Марк. – Уланов приподнял с пола закованного в наручники Адлера и кинул его в кресло. – Будем явку с повинной писать? – Что?! – выпучил круглые, навыкате глаза Марк. – Зачем? – За твои многочисленные преступления и правонарушения. – Нет! – завопил испуганно Адлер. – Колдырь врет, что я ему упаковку той джинсы по двести за штуку сплавил! И травку эту я в глаза не видел! Глава 9 С обыском оперативники провозились долго. Дом оказался как в анекдоте про КГБ – два этажа вверх, десять вниз. Какие-то бесконечные погреба и подвалы, забитые барахлом и едой – крупами, соленьями, вяленой рыбой и мясом. Такое ощущение, что владельцы готовились к оккупации или к ядерной войне. Холодильник «Розенлев» тоже был полон продуктов. В серванте – в музыкальном, с подсветкой баре стояли в ряд ликеры, вина и прочие алкогольные напитки. Та выпивка, что не влезла в бар, покоилась в шкафу. В этом доме процветал культ Диониса. В ходе обыска были обнаружены и плоды просвещения – зачитанная до дыр «Лолита» Набокова, несколько самиздатовских книжек Зиновьева, Солженицына и Копелева. И целая коробка с отпечатанной на фотолистах религиозной книгой «Жизнь Кришны». – Антисоветской литературой балуемся? – спросил Уланов, кивая на запрещенную продукцию. – Я? – возмутился Роберт – на его пухлых щечках был младенческий румянец, и глаза хлопали наивно-обиженно. – Я что, энциклопедией прихлопнутый, всю эту чушь читать? – А кто читал? – А вы их спросите, – Роберт кивнул в сторону комнат, по которым развели Адлера и девушек. – Это у них через слово Набоков да Харе Рама какая-то… – А анаша? – поинтересовался Уланов, только что обнаруживший на кухне пакетик с остатками марихуаны. – Мы же для себя, – совсем огорчился Роберт. – На рынке Центральном купил. У земляков. – А сотрудника милиции зачем хотел пепельницей ударить? – Да я что, с елки уроненный, чтобы в милицию пепельницей?! Я вообще не понял, что за шум! Люди ворвались, орут, дерутся. Ну, первое желание – попытаться отбиться и ноги сделать… А чего теперь будет? – Что-нибудь будет… Лучше расскажи, как Марк человека по голове стулом бил. – Кто? Маркушик? – Роберт хихикнул. – Да вы что, правда, что ли?.. Задержанных доставили на Петровку. Предстоял их допрос. Начальнику МУРа уже отзвонил директор Дзержинской овощебазы и поинтересовался, что с сыном. Выслушав все, он заорал что есть силы: – Что?! Литература антисоветская?! Анаша?! Отдайте мне этого ишака! Я его сам убью!.. Кричал он эмоционально и вполне искренне. Но все-таки разговор был о родной кровиночке, и вскоре директор базы начнет предпринимать титанические усилия, чтобы вытащить сына из этой ситуации. Уланов с Викентьевым взялись за основного фигуранта – Марка Адлера. Устроились с ним в просторном рабочем кабинете убойного отдела. – Ну что, Марк, рассказывай об орденах, – произнес Уланов, взирая на задержанного через широкий пустой стол, на котором одиноко стоял красный телефон. – Какие ордена? – изумился Адлер. – С ними никогда не связывался. Джинсы, платки – да, бывало. Но ордена. Зачем? – Ты дурака-то не строй, – произнес сидящий на стуле справа от задержанного Викентьев. – Говори как на духу, как стариков чуть не убил. С самого начала оперативники договорились о легенде – потерпевшие выжили и готовы опознать бандитов. Тогда преступники не будут бояться расстрела. Зато будут уверены, что с доказательством их причастности к нападению у следствия особых проблем не ожидается. – Чего? – повернулся к нему Адлер. – Что смотришь на меня, как солдат на вошь? Подумай лучше о смягчающих обстоятельствах, – хмыкнул Викентьев. – Доказать твою причастность ничего не стоит. Адлер нервно провел по волосам ладонью. Потом еще раз. И еще. – Слышь, баклан, – Викентьев взял его крепко за плечо. – Хорош прихорашиваться. Говори. – Какие старики? Какие ордена?! – неожиданно в голос завопил Адлер. – Вы что, тоже травы накурились?! – Восемнадцатого июля совершено нападение на семью Богатыревых на улице Горького, – произнес Уланов. – Какого числа? – переспросил Адлер. – Восемнадцатого июля. Между семью и восемью утра. Адлер задумался. И вскоре просветлел лицом. – Помню. У меня память на числа идеальная. Мы немного с гавайским ромом переборщили. Всю ночь бесились. А утром Машка всех на пруд потащила. Неглиже, говорит, хочу купаться. А там этот старый пень, полковник отставной. Мы его, видите ли, разбудили. Он нас бесстыдниками обозвал и обещал собаку спустить. У него такой огромный ротвейлер, наверное, больше Роберта. Ну, мы и свалили оттуда.