– А дальше? – А дальше продрыхли весь день. Больше от него ничего толкового узнать не удалось. Всю компанию распределили по камерам. Кого на пятнадцать суток за нахождение в состоянии наркотического опьянения и мелкое хулиганство. Кого по подозрению в незаконном обороте наркотиков – тех, возможно, надолго. Оперативников настораживало, что все эти прожигатели жизни очень складно говорили одно и то же. В том числе о событиях восемнадцатого июля: купались и были чуть не разорваны бешеным псом. Вскоре хозяин ротвейлера подтвердил их слова. В тот день он ожидал родственников и число запомнил отлично. И бесстыдную голую компанию тоже. Разбудили его ни свет ни заря. Некоторое время он терпел, а когда терпение вышло, пообещал спустить собаку. По времени выходило, что даже если бы эти ребята и воспользовались машиной, то никак не успели бы ко времени убийства. Задержанных предъявили на опознание лежащему в Бурденко генерал-полковнику, а также второму свидетелю. Те однозначно заявили – не те. Впоследствии не опознали они никого и из тех студентов журналистского факультета, кто по описаниям напоминал преступников. Версия с журналистским факультетом МГУ рассыпалась на глазах. Получалось, что «термитов» надо искать в другом месте. Перед тем как отпустить Адлера, Викентьев с Улановым решили отработать его до конца в комнате для допросов ИВС. Ведь с подготовкой этой злосчастной книги к юбилею Победы оставалось много неясностей. – Тебе ведь поручили именно с Богатыревым материал сделать? – спросил Уланов. – Ну да, – кивнул Адлер. – А кроме тебя, кто мог к нему явиться под тем же предлогом? – Да кому это надо, по чужим квартирам шататься? – Ты почему не исполнил комсомольское задание? – Не получилось. Я хотел. Я же не совсем дурачок, понимаю, что статья в толстой книге – это трамплин в профессиональной карьере. Но как-то все не складывалось. Позвонил адмиралу этому – он куда-то уезжал. Потом болел. А я как нищий на паперти – что-то все прошу. Потом решил – ну его на фиг. – Сколько раз звонил? – Два. Как сейчас помню – пятнадцатого мая. И девятнадцатого июня. Я вообще цифры хорошо помню… – Да, очень ты был настойчив, – усмехнулся Викентьев. – Аж два звонка. Не перенапрягся? – Да ладно. Все это старичье… Они же вечно занятые. Ветераны, – с гадливой гримасой произнес Адлер. – Капризные, доставучие. Надоели, пни трухлявые… Знаете, у них льготы новые – улицу на красный свет переходить и за буйки заплывать. Викентьев, стоявший руки в карманы у стеночки, несколько озадаченно посмотрел на Адлера. Потом примерился. И небрежно залепил такую затрещину, что студент едва не слетел со стула. – Ума не прибавится, но хоть за языком будешь следить, – произнес бывший омоновец. – Вы! – Адлер выпучил на него глаза. – Вы… Я на вас… Вас всех выкинут с работы! Я… – Еще хочешь? – осведомился Викентьев. – Нет! – с вызовом воскликнул Адлер. – Тогда, журналист, собирай манатки и выматывайся отсюда… Глава 10 Студент подбирал камешки и кидал в воду. Они падали, вспенивая речную гладь, и от них шли круги. Бросок. Плеск. Круги. В этом занятии было что-то завораживающее. – Ай, Студент, как я рад тебя видеть! – послышался знакомый голос. Сжимая камешек, Студент обернулся и увидел Жигана, бодрой походкой приближающегося со стороны поселка. – Здравствуй, – кивнул Студент. – Тоже рад встрече. Жиган хлопнул его по плечу, улыбнувшись золотозубой улыбкой, и спросил: – Все камешки кидаешь? – Кидаю. – А на хрена, спрашивается? – Думаю. – Что думаешь? Студент кинул камешек и припомнил старый анекдот: – Почему кирпичи квадратные, а круги по воде от них круглые? – А правда, почему? – задумчиво почесал подбородок Жиган. Студент улыбнулся: – Ладно тебе. Пошли, на бережку посидим. Приятели устроились на своей любимой коряге рядом с тарзанкой, привязанной к нависшему над водой дереву. Мелкие поселковые пацаны раскачивались на этих импровизированных качелях и сигали в воду. Но сегодня здесь никто не галдел. Большинство пацанов родители развезли по пионерлагерям. А те, кто остался, похоже, были заняты куда более важными делами. Жиган вытащил из нагрудного кармана пижонской цветастой рубашки пачку «Пегаса» и закурил. Потом вынул из другого кармана свернутые в трубочку, перетянутые резинкой пятидесятирублевки: – Держи. Это за ордена Красного Знамени. – Взяли все-таки. – Студент удовлетворенно кивнул. Он сдернул резинку, положил ее в карман – ничего никогда не выбрасывал. Тщательно и неторопливо пересчитал деньги и скривился: – Могло быть и больше. – Но могло бы быть и меньше. – Еще ордена нужны? – Пока нет. Но этот торгаш еще попросит. Я его знаю. – Хорошо бы. – Студент положил деньги в карман. От них исходило какое-то тепло. Они наполняли его энергией. Он не раз думал о том, что все эти внушаемые ему с детства понятия: Родина, совесть, честь, трудовая доблесть – не более чем пустые холодные слова. А деньги – они теплые. От них исходит сила. – Пока ордена не нужны, давай еще за иконами сходим, – неожиданно предложил Жиган. – Я знаю куда. – Опять старушек резать? – Ну, так тогда получилось. Больше не будем. – А, все равно. Лишь бы толк был, – сказал Студент. – Триста рублей один жучара обещал вперед только за то, что поедем. А по результату другой ценник. – Посмотрим. – А что смотреть? Тебе деньги лишние? – Не лишние, – произнес Студент. Его всегда удивляла глупость этой фразы. Деньги не могут быть лишними. Такова их природа. Студент провел языком по металлической коронке. Зуб ему выбили в Ярославском высшем военном финансовом училище, куда он поступил после школы. На первом же курсе попался на ерундовой краже. А в военной среде какие-то диковатые представления о справедливости и способах ее восстановления. Так что сначала ему сослуживцы выбили зуб, а только потом сообщили командованию о происшествии. Из училища его исключили, не доводя дела до военной прокуратуры. Должны были направить дослуживать в пехоту, но вскрылось заболевание костей, в результате чего он был признан негодным к военной службе. Поступил в Ивановский государственный университет на географический факультет. Там все складывалось неплохо. Он нашел способ получать живительное тепло от хрустящих в кармане купюр. Но на третьем курсе его выгнали с позором – опять за ничего не значащую ерунду. Мир снова восстал против него. Но, как оказалось, тем хуже для этого мира. При воспоминаниях о своих подвигах волна гордости накатила на Студента. Лицо его на миг просветлело. Жиган заметил эту перемену чувств и спросил: – Чего плечи раззудил? – Да вот что я подумал. – Студент полез в карман, потом протянул сжатый кулак. Разжал его. И на ладони в свете заходящего солнца засветилась пятиконечная Золотая Звезда Героя Советского Союза. – Ух ты, – Жиган пальцем коснулся звездочки. – Настоящая? – Да.