– А чего не скинули ее? Давай переплавим. Тут золота грамм тридцать. – Тридцать три. – Хороший товар, сразу вижу. Продадим влет. – Нет, – покачал головой Студент. – Нельзя. – Почему? – удивился Жиган. – Понимаешь, мне бросили вызов. Я хотел взять то, что должен. А мне показали – ничего у тебя не получится… Это как дуэль – кто кого. – И что? – И я победил. И себя. И их. И взял то, что мне было нужно. Теперь знаю, что могу. Могу все. У меня есть воля, Жиган. И свидетельством – эта звездочка. – Ну так нацепи ее на пиджак и носи. – Жиган досадовал, что такая выгодная операция ускользает от него. – Нет. Поступим по-другому. Ты из нее отольешь мне перстень-печатку. Сможешь? – Да плюнуть и растереть. Запросто. Что на печатке должно быть? Студент задумался. Потом решительно произнес: – Змей. – Может, лучше волк там? Или лев? – предложил Жиган. – Змей, – настойчиво повторил Студент. – Ладно, Рома. Хорошо. Как скажешь… Часть третья Антикварщики Глава 1 Еще в 1982 году генерал Федорчук в бытность свою Председателем КГБ СССР умудрился создать в своем ведомстве аж два подразделения, отвечающие за воспрепятствование проникновению вражеской агентуры в органы внутренних дел. О чем курирующий ГУВД Москвы чекист торжественно объявил на общем собрании МУРа, чинно поднявшись на трибуну. Тогда начальник разбойного отдела попросил слова и ненавязчиво поинтересовался: – Скажите, а сколько агентов иностранных разведок выявлено в последние годы в милиции? – Такими сведениями не располагаю, – буркнул чекист. – А сколько сотрудников КГБ было изобличено? Лицо чекиста как-то осунулось: – Это закрытая информация. – Понятно. – Отсутствие выявленной агентуры в ваших рядах – это не ваша заслуга, а наша недоработка. Теперь все изменится. – А, ну флаг вам в руки, – хмыкнул начальник разбойного отдела. Тогда еще всесильный Щелоков, близкий друг Брежнева, мог прикрывать своих сотрудников и не давал посторонним хозяйничать в его ведомстве. Известна была его знаменитая фраза, когда ему доложили, что сын зампредседателя Верховного суда СССР, пристроенный на теплое местечко во ВНИИ МВД, на почве гомосексуализма был завербован чекистами: – Уволить. Мне в министерстве ни кагэбэшников, ни гомиков не нужно! Да, тогда все это воспринималось больше с иронией. Но вот теперь всем стало не до смеха. Начался целенаправленный погром милиции. Пока Уланов вместе с коллегами возился с журналистами, МУР тряхнуло, как при землетрясении. В здании на Петровке появилась бригада следователей и оперативников КГБ и с разрешения руководства Главка провела обыски в отделе по борьбе с кражами личного имущества, изымая оперативные и агентурные дела. Вслед за этим был арестован старший оперуполномоченный этого отдела. Еще через два дня пришли за его напарником. Оба были на хорошем счету и чуть ли не еженедельно задерживали квартирных воров. Как потом выяснилось, методика у них была простая. В отделе на связи состоял очень ловкий агент, сам из закоренелых воров, для которого воровской мир был родным с глубокого детства. С утра он отправлялся на Три вокзала и выискивал в толпе тех татуированных с ног до головы братьев по крови, кто приехал в Москву «на работу» – поживиться имуществом «зажравшихся» москвичей. Агент легко входил в доверие и за кружкой пивка предлагал гастролеру наводку на квартиру. После кражи забирал себе часть ворованного, а новых корешей без всякого сожаления сдавал уголовному розыску. С одной стороны, такие методы работы отдавали провокацией. С другой – позволяли вычищать Москву, поскольку гастролеры все равно вломились бы в чью-нибудь квартиру, но ушли бы безнаказанными. Что поделаешь – с уголовной преступностью редко борются в белых перчатках. Это высокоэффективное предприятие накрылось, когда агент поругался с сожительницей, которая посчитала, что он ей не докладывает мяса и вообще зажилил французские духи и новые сапоги. Слово за слово – скандал, развод. И женская месть. Поскольку женщина была в курсе всех дел своего благоверного, то в рамках осуществления страшной мести отправилась в приемную КГБ и заложила всех. Там у ребят давно был план на привлечение сотрудников милиции к уголовной ответственности, поэтому приняли ее как родную. Начальник МУРа был чернее тучи. На совещании, куда собрались все оперативники, он категорически запретил писать в агентурных сообщениях коронную фразу «преступники планируют совершить кражу по такому-то адресу». Мол, если знаете, по какому адресу они идут работать, то обязаны пресечь преступление на стадии приготовления, чтобы не создавать угрозу для проживающих в этих квартирах граждан. Резон в этом был. Настроение в кабинетах и коридорах МУРа царило упадническое. Все понимали, что волна репрессий покатится дальше. И последуют какие-то оргвыводы. Оперативники стали просто бояться вылезать из кабинетов на оперативный простор, раскрывать преступления и реализовывать материалы. Видели, как легко ненароком попасть в число врагов трудового народа. Уланов испытывал неприятное ощущение от всего этого. Как черная клякса на душе. Все это было несправедливо и гнусно. Не дай бог простому человеку быть зажатым в жернова истории. А то, что эти жернова начали вращаться все быстрее и быстрее, было заметно невооруженным глазом. Между тем работа по раскрытию убийства адмирала Богатырева продолжалась. И машина сыска снова стала пробуксовывать. Первоначальные мероприятия ни к чему не привели. В активе на сегодняшний день имелись портреты возможных подозреваемых. Хотя и это тоже не факт. Можно вспомнить немало случаев, когда оперативники цеплялись за людей, была стопроцентная уверенность в их причастности, а в итоге преступниками оказывались другие. Руководитель следственной группы Геннадий Штемлер тоже прекрасно это понимал. Поэтому не сосредотачивался полностью на одной версии. Отрабатывались и другие, в том числе – «убийство совершено на почве застарелой неприязни и связано с прошлым адмирала». В работе следственной группы принимали участие оперативники из Третьего Главка КГБ СССР – военной контрразведки. Они и занялись изучением героического прошлого адмирала. Как ни странно, при том, что Богатырев всю жизнь занимал большие должности, прошел все этапы карьерных битв, отличался требовательностью к подчиненным, явных недоброжелателей себе не нажил. Поскольку был требователен всегда не только к другим, но и, прежде всего, к себе, отличался болезненной честностью и был всегда справедлив. Правда, у военных контрразведчиков появлялись некоторые варианты, но тут же отпадали. Потом возникали другие – и тоже отправлялись на свалку. Чекисты все глубже погружались в прошлое погибшего. Пока не дошли аж до тридцать восьмого года. И там наткнулись на интересную историю. В тридцать восьмом году блестящий флотоводец, командир бригады подводных лодок Тихоокеанского флота, пионер подледного плавания Богатырев был арестован органами НКВД за связь с японской разведкой. В самый разгар ежовщины гремели дела по заговору военных. И знаменитый подводник попал в мясорубку, уцелеть в которой шансов у него не было никаких. Он получил свой срок – хорошо еще не расстреляли. Когда нарком Ежов был смещен и на его место пришел Лаврентий Берия, многие дела были пересмотрены в связи с вопиющими фактами нарушения законности. Помог «всесоюзный староста» Председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Калинин, который вручал молодому флотоводцу орден Красного Знамени и хорошо запомнил его. Так что Богатырева выпустили, он вернулся на флот и всей своей последующей военной карьерой доказал преданность Родине. Но встал вопрос: как же он попал в тюрьму? Значит, были недоброжелатели. Может, с тех времен дотянулись?.. Чекисты подняли старые дела с грифом «хранить вечно». И нашли тот самый донос, в результате которого Богатырев оказался на нарах. Написал пасквиль один из его заместителей. Взыграли какие-то мелкие обиды, воспаленное самолюбие и зависть перед более удачливым коллегой. Подобная взрывная смесь часто детонирует, снося остатки здравого смысла, совести, чести. Самые большие подлости и злодеяния часто проистекают из самых мелочных мотивов. – Нужно найти этого доносчика, – согласился Штемлер, выслушав доклад чекистов. – Бывает, что обиды вспыхивают и через сорок лет. Доносчика нашли. На Кунцевском кладбище. Скончался он еще двадцать лет назад. Так что и эта версия с треском провалилась. Уланов с самого начала не верил в эти фантастические построения. Он печенкой чувствовал, что реальная версия может быть только одна – корысть. Китель с орденами – вот за что убили вице-адмирала. По практике раскрытия дел, связанных с хищениями культурных и исторических ценностей, Уланов четко представлял перспективы. Если в течение нескольких дней уголовный розыск не получает какой-либо информации, позволяющей найти преступников, – следы рук, номера автомобилей, хорошие описания, позволяющие провести опознание по альбомам, тогда все затягивается надолго. И остаются два наиболее реалистичных пути раскрытия. Это – оперативная информация, когда жулик в порыве гордости или пьяной откровенности проговорится корешам об удачном дельце и волшебным образом об этом станет известно уголовному розыску. Притом часто такая информация приходит из мест лишения свободы, где злодей уже отбывает наказание за другие преступления и вынужден хвастаться своими подвигами для укрепления авторитета. Второй вариант – сбыт краденого. Антикварный предмет уникален. Но хорошую цену за него дадут только коллекционеры, перекупщики и контрабандисты, большинству же людей это неинтересно. Потому самым эффективным способом борьбы с подобными преступлениями является оперативное прикрытие каналов сбыта. Вот на рынках возможного сбыта орденов муровцы и решили сосредоточиться. К работе по антикварному миру Москвы привлекли весь одиннадцатый отдел. В Советском Союзе на антикварную суету компетентные органы всегда смотрели сквозь пальцы. Власть исходила из принципиальной полезности племени коллекционеров, которые часто не только находят старинные предметы, но и систематизируют, реставрируют их, а порой и спасают. Поэтому им давали кучковаться в различных клубах или около антикварных магазинов, где их легче держать под контролем. Иногда те, кто активно занимался спекуляцией антиквариатом, попадали в поле зрения органов БХСС. У борцов за социалистическую собственность тоже имелся достаточно серьезный антикварный отдел в структуре ГУБХСС МВД СССР. Пару лет назад его оперативники раскрыли разбойное нападение на двух старушек в центре Москвы и нашли похищенную коллекцию Фаберже. Три года назад изъяли один из самых больших бриллиантов в Советском Союзе, кровавые следы которого возникали и терялись с царских времен. Леонид Ильич Брежнев, которому Щелоков показал бриллиант, изрек: «Этот камень должен принадлежать народу…» Время от времени БХСС наседал на антикварных спекулянтов. Но в целом антикварный мир продолжал существовать в отведенных ему границах. В Москве было четыре основные точки, где толкались любители монет – нумизматы и не меньшие любители орденов – фалеристы. Среди этих точек были магазин «Нумизмат» на Таганке и кинотеатр «Улан-Батор» около метро «Академическая», где располагался главный клуб фалеристов. Оперативники прописались там. Были организованы разведывательно-поисковые мероприятия – служба наружного наблюдения отслеживала движение в этих местах, выявляя наиболее активные и интересные фигуры, которые потом отрабатывались различными оперативными способами. По выходным там проводились рейды. Оперативники проверяли десятки людей. Сверяли номера предлагаемых на продажу и обмен орденов. К следователям, окопавшимся в десятом отделении милиции, доставляли толпы коллекционеров и мелких спекулянтов – порой у кабинетов выстраивались длинные очереди, как за популярными тортами «Птичье молоко». Свидетелям предъявляли портреты подозреваемых, задавали десятки интересующих следствие вопросов. Расспрашивали об орденах. И один из главных предметов обсуждения – предлагал ли кто-нибудь орден Ушакова? Орденом Красной Звезды было награждено почти четыре миллиона человек. Орденом Ленина – около полумиллиона. А каждый флотоводческий орден Ушакова был наперечет – всего сорок семь награждений первой степенью, и это с учетом вручения военным частям и соединениям. Естественно, что цена была запредельная, их на рынке практически не было. И если такой орден появится, то с вероятностью почти сто процентов он будет из тех двух, что похищены у адмирала Богатырева. Но пока все фалеристы клялись, что не видели ничего подобного уже лет десять… Оперативниками проверялись горы информации, по большей части какие-то сплетни и слухи. Отрабатывались какие-то люди. Но это был белый шум. Помехи такие, за которыми нет ничего. Была выдвинута версия, что золотые ордена могли переплавить на металл для дантистов. Сотрудники БХСС напрягли своих людей в сфере незаконного оборота драгоценных металлов. Но тоже пока ничем порадовать не могли. Направлялись соответствующие ориентировки по всей России. Теперь и в Ленинграде, и во Владимире, и в Тамбове сотрудники угрозыска, участковые с дружинниками, работники БХСС проводили рейды, изымали ордена. Тут к положительным моментам можно было отнести то, что попутно в ряде регионов было раскрыто несколько десятков краж, грабежей, пара разбоев, связанных с госнаградами. Уланов разослал запросы по всему Союзу о предоставлении информации по аналогичным преступлениям. Была надежда, что «термиты» уже где-то поработали раньше. Но все это не приблизило ни на шаг к главному. Воз и поныне был там. И ладно, хоть какая-то зацепка появилась бы – так ведь вообще ничего. Лица преступников так и оставались в рисунках, а не на судебных опознавательных фотографиях в фас и в профиль. Воскресенье Маслов, Лиза и Уланов потратили на очередной рейд у магазина «Нумизмат» на Таганке. А вечером, по окончании, вернулись на Петровку. Там в теплой компании гоняли чаи. – Все это тараканьи бега, – сказал Уланов. – Мне кажется, бандиты побоятся скидывать ордена в таких местах, как клуб фалеристов. Даже самому тупому понятно, что угрозыск перекроет кислород именно в местах реализации. Возможно, со сбытом у «термитов» серьезные проблемы. Они сейчас ищут, куда бы все сбросить. – Ты прав, Михайло, – кивнул Маслов.