Старший цыган посмотрел на него сурово – мол, куда лезешь поперек батьки в пекло. Но Жиган уже прикусил язык, проклиная свой испуг и несдержанность. – Ну-ка, посмотрим. – Уланов внимательно осмотрел маленькую икону и довольно улыбнулся. – Пятнадцатый век. Хорошая вещь. Музейная вещь. Дорогая вещь. А вы ее в сарае держите. Непрактично это… С обыском закончили. Пока дописывался протокол, Уланов все пытался обдумать порадовавшие его результаты обыска и ситуацию в целом. И наконец, больше интуитивно, чем на логике, составил в уме схему. И решил ковать железо, пока горячо. После того как все подписи были поставлены, отвел Жигана в отдельную комнату, где обрадовал: – Поедешь с нами, ромалы. – Зачем? – напряженно посмотрел на него Жиган. Для него это был удар ниже пояса. Он надеялся, что милиция уедет. Ведь неизвестно, кто именно из всех проживающих в доме имеет отношение к находкам. А пока милиция разберется во всем и приедет за ним снова, он уже будет далеко отсюда. Но его везут в город. Наверное, в тюрьму. А из тюрьмы так просто не сбежишь. – А ты не знаешь? – спросил Уланов. – Объяснить? – Объясни… Уланов внимательно, в упор, посмотрел на цыгана. Тот выпрямился и нагло усмехнулся. – Старушку-то сам монтировкой бил? – спросил муровец. – Или помог кто? Жиган вздрогнул. Уланов иконы из тайника узнал сразу. Недавно в деревне в Костромской области было совершено убийство старой женщины и похищены три иконы. Поскольку перед кражей сотрудники краеведческого музея, изучавшие сокровища родного края, побывали у старушки и сфотографировали ее уникальное богатство, в распоряжении следствия имелись хорошие описания и изображения святых ликов. Ориентировки были разосланы по всей стране. Видел их и Уланов. А на иконы, цифры и лица у него память была исключительная. – Я не бил никого, – произнес Жиган, ощущая, что язык отказывается его слушаться. Насколько Уланов помнил детали этого спецсообщения, старушка была убита тяжелым предметом, скорее всего, ломиком или монтировкой. Жила она в отдаленной деревне, куда можно добраться только на машине. У каждого автолюбителя в багажнике есть монтировка, вполне годящаяся в качестве орудия убийства. А вот собственные машины есть далеко не у всех. У Романа Шушканова она имеется. А эти двое дружат. Вполне можно было предположить, что старушку забили они вместе. – А кто бил? – кинул Уланов пробный шар. – Рома? Жиган с отчаянием посмотрел на муровца и воскликнул: – Знал же я, к чему все придет! Знал! – Оно ведь всегда к этому приходит, – рассудительно произнес Уланов. – Рома с ума сошел! Просто сошел с ума! Я его хотел сам пришить! Потому что он сошел с ума! И прямо толкал нас в тюрьму! А я пожалел его! Не решился! – Жиган всхлипнул, вытер нос рукавом рубашки. – Надо было его порезать! Надо! Глава 5 – Женщинам нельзя доверять машины и шашлык, – выдал одну из своих сокровенных истин Георгий Петрович, поворачивая шампуры на мангале. От жарящегося, хорошо замаринованного мяса исходил волшебный аромат. – С одной стороны, да. С другой стороны, столько рабочей силищи пропадает, – кивнул Уланов на беззаботно слоняющихся по дачному участку дам. В эту субботу дядя пригласил его с семьей на дачу. И теперь племянница захватила в плен Никитку – они всегда, несмотря на разницу в возрасте, идеально находили общий язык. А дядина жена Елена Павловна водила Катю Уланову с экскурсией по просторному участку в пятнадцать соток, демонстрируя плоды своей мичуринской деятельности – груши, грядки с клубникой и прочие лютики-цветочки. И все ждали разрекламированного шашлыка, которым занимались мужчины. – Так, немножко водой сбрызнем, – Георгий Петрович кинул несколько капель на мясо и приценился с видом знатока. – Главное, не пережарить… Готово! Блюдо с шашлыком нашло свое почетное место в центре уже накрытого длинного дощатого стола, вкопанного на участке под разлапистыми елями. – Надо соседа пригласить, а то он нам не простит, – сказала Елена Павловна. – Обязательно, – кивнул Георгий Петрович. – Я схожу. – Елена Павловна отправилась на соседний участок. А все семейство расселось за щедрым столом. Шашлык, салаты из свежих овощей, вареная картошка с вологодским маслом, соленья на природе и выглядели, и на вкус казались куда лучше, чем в городе. Все потому, что приправлены свежим воздухом, окутаны шуршанием листьев и переливами птичьих голосов, освещены ласковым солнцем. Настроение за столом царило расслабленно-эйфорическое. Особенно у Уланова – он вообще ощущал себя спортсменом-марафонцем, только что завершившим тяжелую дистанцию. Только сейчас, расслабляясь на даче с родными людьми, он понял, сколько сил и нервов взяло у него это расследование. И как сладок запах победы! Елена Павловна привела пожилого, худого, с бородкой клинышком мужчину, обладавшего типично профессорской внешностью. Он и был профессором МГУ, известным математиком Порфирием Андреевичем Буровым. – Привет добрым соседям, – поприветствовал он всех. Уланов знал его давно и поздоровался как со старым знакомым. – Дамам вина, – сказал Георгий Петрович. – Мужчинам что покрепче. Детям компот с газировкой. – А я что, ребенок? – возмутилась Вероника. – Sí, señorita[1], – кивнул Георгий Петрович. – Ya no soy un poco[2], – блеснула Вероника знаниями испанского, приобретенными на переводческом факультете Военного института. – Маленькая, маленькая, – заверил Георгий Петрович, но красного грузинского вина ей немножко налил. – А вот ты точно маленький. – Вероника налила Никитке газированный напиток «Байкал» со сказочным лесным запахом. На свежем воздухе и еда, и выпивка пошли очень хорошо. И ощущение гармонии только росло. Звучали непринужденные разговоры: женщины – все о модах, мужчины – о науке, дети – обо всем. – Ну, за светлое будущее, – поднял тост Буров. – Это правильно, – чокнулся с ним Георгий Петрович. – Оно нам пригодится. – Вы в него верите, Порфирий Андреевич? – спросила Катя. – Оно неизбежно, уважаемая Катерина… Но, к сожалению, не близко. – Нам и сейчас неплохо, – отметил Уланов. – Это временно, – хмыкнул Буров. – Почему? – Думаю, развалится скоро все. – Что все? – не понял Уланов. – СССР. Уланов икнул от неожиданности. А полковник КГБ только усмехнулся: – Ну вот, Порфирий Андреевич, опять вы за старое… Буров был заправским диссидентом. Не из тех, кто устраивал демонстрации на Красной площади, протестуя против того, что евреев, работавших на режимных предприятиях и имеющих доступ к государственной тайне, не выпускают за границу. Он больше ратовал за былинную Русь-матушку и к коммунистической власти относился с известной долей скепсиса. За эти взгляды его в свое время лишили гражданства и выкинули за границу. Потом снова вернули. Математиком он был от бога, делал уникальные расчеты, в том числе для оборонки, но своих взглядов скрывать не собирался. Георгий Петрович не уставал при каждой встрече вести с математиком дискуссии, которые вполне можно было расценить как антисоветские, притом с обеих сторон. Но что позволено Юпитеру, то не позволено быку. А полковник КГБ был Юпитером. – Это почему наш СССР должен развалиться? – возмутилась Катя, еще не привыкшая к манерам математика. – Причина простая. Счастье. – Какое счастье? – удивился Георгий Петрович. – Обычное счастье, – улыбнулся Буров. – Мы живем слишком счастливо. – Ну да, – хмыкнула Катя, уже полгода раздумывавшая, как перекрутиться с деньгами и все-таки купить югославскую стенку, на которую подходила длинная очередь в мебельном магазине. – Поверьте, я поколесил по миру, – произнес Буров. – Знаю, как там, за рубежом. И авторитетно заявляю – более уравновешенной, спокойной и достойной жизни нет нигде. – По товарам народного потребления такого не скажешь, – возразила Катя. – Товары, – усмехнулся Буров. – Тряпки, кухонные комбайны, магнитофоны – это все такая ерунда. Откалибровать при определенной настойчивости и технократическом подходе нашу экономическую систему, которая может концентрировать все ресурсы на определенных прорывных участках, проблем не составит. Погубит нас не экономика, а всеобщее счастье. – В чем же оно? – Мы знать не знаем, что такое бешеная жизнь в условиях тотальной конкуренции. Что такое вечная погоня за деньгами, благами цивилизации, как во всем мире. Что такое невостребованность. Государство нам не даст пропасть, заболеть, умереть. Зато даст все возможности развиться творческому началу. Найти специальность по душе. – Тогда почему мы при такой радости должны развалиться? – не отставала Катя. – Потому что счастливые люди – это страшная разрушительная сила. – Парадокс какой-то, – отметил Уланов.