Или опровержения. Я решительно спрыгнула с бортика, одним махом натянула вчерашний наряд и, состроив непринужденную улыбку, направилась в комнату. Фуссо уже был тут, и Сирень ловко выгружала из корзинки источавшие вкусный запах горшочки. – Вот и я, – объявляю, шлепаясь на скамеечку, и без промедления задаю Сирени мучающий меня вопрос: – А вот эта внешность… которая у меня сейчас, она скоро сойдет? Показалось мне или клешни Фуссо на самом деле на мгновение застыли, а сам он замер в ступоре? – А почему тебя это так волнует? – неожиданно насторожилась и ведьма. – Или этот облик чем-то не нравится? – Мне нравится, вот только… как бы это сказать… я ведь в таком виде на кого-то похожа? А я не люблю быть ничьей копией, лучше не такой красивой, но эксклюзивной… понимаешь? – Понимаю, – как-то слишком поспешно и немного виновато бормочет Сирень. – Но пока помочь не могу, у меня сейчас силы на другое копятся. А вот потом, когда все закончится, обещаю – ты будешь выглядеть самой собой. Или кем захочешь. «Что-то она темнит», – мелькнуло в голове и сразу пропало, ведь предупреждала, что сразу всего не расскажет. Ну и не надо, мне ее тайны без надобности. Главное, чтобы магии подучила, вчера к вечеру у меня уже такие ровные шарики получаться начали… ну почти все. И во время завтрака, и потом, когда мы уже прибыли на место тренировок и я начала швырять в стену огненные шарики, – как выяснилось, огонь меня слушался намного лучше, чем вода или воздух, – мое подсознание не переставая пыталось понять, что же не так в той ситуации, которую изложила мне Сирень. И только когда подошло время перекусить и Сирень протянула кружку с молоком, до меня вдруг дошло. Да не просто дошло, а прям-таки въехало, словно танком в стог соломы! – Сирень… – вытаращила я глаза, и если бы уже не сидела, то точно бы села где стояла, – а как… И тут же вспомнила, что она почему-то очень не хотела, чтобы Фуссо знал ее тайну. Единственное, что мне оставалось, – сделать вид, что закашлялась. – Что такое? Подавилась?! – заботливо хлопала меня по спине Сирень, а глаза ее молили: «Молчи!» – Я хотела спросить, – вру, откашлявшись, – а если я там, ну, на поверхности, брошу шар, ветром его может снести? – Нет, – благодарно смотрят на меня сиреневые глаза, – ты ведь просто представляешь, куда хочешь попасть, а магия мгновенно создает там огонь. Если бы это было не так, ты уже давно опалила бы и лицо, и руки. Огонь возникает там, куда ты направила свою магическую силу. Поэтому тебе должно быть все равно, что там создать – огонь, воду или камень. Или цветок. Только живые существа никогда не получаются, у человека не хватает знаний и времени представить все процессы, идущие в них в этот момент. – Понятно, – заинтригованная этими объяснениями протянула я. На самом деле, все, что связано с магией, волновало меня с каждым днем сильнее. Одно дело – смотреть на огненные шары, которыми долбит стену Сирень, и совсем другое – осознавать, что это твоих собственных рук дело. Или скорее разума, руки-то, как оказалось, и ни при чем вовсе. Но особенно меня заинтересовало утверждение, что я могу магией создать все, на что хватит моей силы и фантазии. Ну с силой мы вчера уже разобрались, не раз и не два после моих ударов брови Сирени изумленно приподнимались, ясно давая понять, что такой прыти от новой ученицы ведьма не ожидала. А вот насчет фантазии вообще волноваться не приходится. У меня ее всегда было столько, что на пятерых хватит. Даже с избытком. К тому же еще утром, топая за ведьмой по тоннелю, я с тоской вспоминала о некоторых предметах и продуктах родного мира. Например, об обычном растворимом кофе, которое просто обожала моя тетушка и без которого не начиналось ни одно утро. Хотя и называлось это – пить чай. Или о маленьких шоколадках, которые она мне покупала с пенсии и потом выдавала как премию. Или… Ну, вообще-то, много чего сразу припомнилось, но вот шоколада я захотела просто до невозможности. «Лучше бы и не вспоминала, вряд ли у меня такое получится», – вздохнула с сожалением. Но все же схитрила: прикрыла на миг глаза словно невзначай и живо представила блестящие слиточки, которые ровными рядами ждут своего часа в коробке на полке сельского магазина. Внезапный грохот заставил меня распахнуть глаза почти сразу, не дав насладиться сладкими мечтами. И первое, что увидела, – бледное лицо отскочившей к стене Сирени и ее начавшие терять окраску руки. И еще Фуссо, стоящего перед ней и загораживающего ведьму, как щитом, поднятым панцирем. Впрочем, ведьма пришла в себя почти моментально и, насмешливо блеснув в мою сторону необычайными глазами, одним движением ладони успокоила краба. – Ну и чего же тебе захотелось? – спросила иронично, возвращаясь к застеленному салфеткой камушку. На котором до этого момента стояли кувшинчик из-под допитого крабом молока да миски с хлебом и сыром. А теперь торчала одним концом вверх какая-то неопрятная доска, из-под нее виднелись углы картонки и стекали во все стороны золотистые плиточки. Такие знакомые, что я сразу сообразила, откуда они взялись. Но как здесь очутилась эта несуразная доска? Хотя… если посмотреть на нее вот с этой стороны, начинает казаться, что она мне знакома… И довольно хорошо знакома. А руки уже автоматически развернули фольгу ближайшей плиточки и сунули ее в рот. О! Как я и люблю – миндальная. Бесстрастные глаза краба следили за мной так неотрывно, что то ли от восторга, то ли от потрясения я кивнула ему и подгребла к себе кучку шоколадок. – Иди сюда, зая, угощать буду. А то кормят одним хлебом, а тебе, может, тоже до посинения сладенького хочется! И отважно высыпала в жуткую пасть, к которой еще несколько дней назад и за миллион бы не подошла, первую порцию очищенных от оберток плиток. Неизвестно, как устроены органы вкуса у горных крабов, в нашем мире таких нет, да и биология никогда не была моим любимым предметом, но животных я всегда любила, хотя и не отказывалась проводить на них эксперименты. Вроде проверки, найдет ли кошка вход домой, если ее пустить в печную трубу. Кошку потом доставал соседский парнишка, я стирала перепачканные в саже половики и покрывала, а тетушка читала мне очередную нотацию. И ехидно хвалила за то, что я догадалась провести этот эксперимент летом, когда печи не топятся. На что я находчиво отвечала, что в душе исследователь, а не садист. А Фуссо тем временем распробовал вкус шоколадок и принялся сам сдирать с них обертки. Получалось это у него до того ловко, что коричневые плиточки так и замелькали, забрасываемые в ненасытную пасть. – Сирень, а ты не хочешь шоколадку? – вспомнив о приличии, оглядываюсь на ведьму и замечаю слезинку, готовую выкатиться из глаза. – Спасибо, я уже взяла одну, – виновато опуская взор, словно пойманный на выковыривании орешков с торта ребенок, бормочет ведьма, и внезапная догадка взрывается в моей голове. Но ведь этого не может быть! Просто потому, что это невозможно, неправильно и вообще чудовищно! И что самое противное, об этом нельзя ни говорить, ни спрашивать, все равно ведь не ответит, зато своим вопросом я могу сделать очень больно. Хотя… уж куда больнее-то. До самого вечера я занималась магией молча и сосредоточенно. Может, поэтому, а может, потому, что вдруг поверила в свои силы и возможности, получаться у меня стало все лучше. И точнее. Теперь огонь не взрывал указанный Сиренью камень, а плавил его ровно настолько, насколько это было заказано, светящиеся шары и колбаски вспыхивали по одному взмаху ресниц, и даже вода начинала появляться именно в тех местах, на которые указывала наставница. А появившиеся к обеду новая коробка шоколадок, на этот раз без магазинной полки, и несколько банок «Нескафе» потрясли даже мою невозмутимую учительницу. Тем более что все бытовые предметы у меня получались безо всякой тренировки и не сопровождались никакой слабостью, знаменующей у местных ведьм перерасход энергии. И все же в свое новое – временное, надеюсь, – жилище я возвращалась в корзине, которую, естественно, тащил Фуссо. Конечно, сама виновата: почувствовав почти неограниченные возможности своего дара, решила, что могу делать все то, что с такой легкостью творит Сирень. И в первую очередь летать. Ну, летать – это для меня особая тема, мне всегда казалось, что природа нас обделила, не выдав крылья. К тому же воспоминания о снах, где я умела летать, ярких, красочных, наполненных острым восторгом полета и захватывающим дух ощущением внезапного падения, всегда долго преследовали меня, заставляя истово жалеть, что все это было не наяву. И теперь, едва осознав себя самой настоящей ведьмой, я после шоколада первым делом пожелала подняться в воздух. Но лишь придя в себя и выслушав отповедь Сирени, начала проникаться пониманием, как все-таки замечательно, что эта идея пришла ко мне именно здесь и сейчас. Ведь все закончилось банальным ударом моей многострадальной головы о потрескавшийся от тренировок камень потолка. Кстати, еще одно огромное спасибо наставнице за чудодейственную шапочку, по своим защитным качествам далеко обогнавшую мотоциклетный шлем. Без нее мне пришлось бы полежать с недельку в постели с сотрясением мозга. Хотя моя тетушка в таких случаях утверждала, что это единственная болезнь, которой у меня просто не может быть. Так как сотрясать якобы нечего. – Кэт, мне придется наложить на тебя заклинание, ограничивающее твою магию, – водя руками над моей головой, строго высказывала ведьма, едва я рухнула вниз на осколки камней, – если ты не возьмешь за правило сначала советоваться со мной. Как думаешь, почему так ценятся в нашем мире хорошие учителя? Все очень просто. В любом деле трудно переучиваться, а вот в нашем – почти невозможно. Ведьма, привыкшая сначала пробормотать пару-тройку мозголомных фраз, находится в значительно более уязвимом положении, чем та, кому достаточно просто пожелать, разумеется вначале отчетливо представив, чего именно. Вот ты сейчас пожелала взлететь, я правильно поняла? По твоему хитрому взгляду вижу, что правильно. Но куда взлететь, на какой высоте зависнуть или в каком направлении и с какой скоростью лететь, ты даже не задумалась. Вот тебя твоя сила и швырнула вверх. И тебе повезло, что мы в пещере, иначе бы вмиг оказалась на такой высоте, где и дышать-то нечем. Это объяснение я уяснила мгновенно: и про стратосферу, и про космос знаю достаточно. От одной мысли о моей безжизненной тушке, летящей сквозь бесконечную мглу, у меня все заледенело в груди. Нет, больше никаких спонтанных желаний… если хочешь жить, учись, Катька, думать. После ужина, когда ведьма по обыкновению исчезла в затянувшемся за ней тоннеле, оставшийся со мной краб сначала доел остатки ужина, потом все сложенные в корзину шоколадки. А затем устроился возле лежанки и, посмотрев в мои засыпающие глаза, тихо прошипел: – Тысс добраясс… Я собиралась еще удивиться, ответить, но сон уже мчал меня на быстрых санках в неведомую глубину, полную неожиданных встреч, находок и потерь. Глава восьмая День десятый, с утра неудачный Этот день начался неправильно. Припомнить не могу, когда у меня еще так же начинались дни. Чтобы никто не подходил к кровати, не стоял надо мной и не ныл противным голосом, что пора вставать. Даже в тот период, когда я лежала с больной спиной во дворце Роула, выспаться до отвала мне не давали суетливые сиделки. Едва светало, начинали приставать с умыванием, причесыванием, одеванием и так далее. А сегодня я уже и не против бы позавтракать, да никто не идет будить. Может, у них какой праздник случился и все сейчас сидят за накрытыми столами, а про меня и думать забыли? Ну, конечно, зачем на общем веселье нужна предательница? Ведь именно так думают про меня сейчас все ведьмы. А доказывать им, что это неверно, я не стану – не имею права, да и не хочу. Никогда не старалась кому-то понравиться и никогда меня особо не интересовало, что думают обо мне другие. Хотя осознавать, что тебя совершенно необоснованно считают предателем, оказывается, очень неприятно. Я тяжело вздохнула и вылезла из-под одеяла. Умылась, немного подумала над формой одежды и натянула свой тренировочный комплект, вдруг Сирень выкроит немного времени для учебы? Потом заглянула в миски, надеясь найти хоть хлеб, оставшийся после вчерашнего ужина, и расстроилась окончательно. Ничего. Чертов краб не только весь шоколад стрескал, но и миски почти дочиста выскоблил. А ничего нового никто принести не додумался. Значит, должно было действительно произойти что-то важное, если все сразу напрочь забыли про меня и даже еды не принесли. Вот помру с голоду или хотя бы заболею… гастритом, тетушка всегда говорит, что от неправильного питания случается гастрит. Как по заказу в животе что-то закололо… так и есть – гастрит. Нет, нужно спасать свое здоровье, оно у меня всего одно, и на базаре запасное не купишь. А раз так, значит, можно нарушить обещание ничего не колдовать в отсутствие Сирени, которое она, уходя, взяла с меня. Мужественно приняв это непростое решение, я со спокойной совестью наколдовала ящик шоколадок, чашку горячего кофе со взбитыми сливками, забыла, как называется, Марина мне в кафе покупала. В тот раз я и вспомнила, что когда-то моя мама такой готовила, и с тех пор твердо уверена, что именно такой кофе и люблю. И в довершение всего сотворила себе огромный торт, копию того, что пробовала зимой на дне рождения у Светки. Роскошный завтрак подходил к концу, когда в дверь постучали, сначала тихо, вежливо, потом все сильнее и настойчивее. «Вот чертов колобок, попалась! Ну что было не потерпеть несколько минут?» – ругала я себя, бегая по комнате в поисках места, куда можно спрятать следы своего преступления. Ведь нарушение честного слова нужно считать преступлением? Стучали все громче, и я, от растерянности прокричав: «Сейчас, ключ найду!» – догадалась наконец сунуть недоеденные сладости в шкаф и задернуть занавеску. Уже перед дверью оглянулась проверить, все ли в порядке, и сразу заметила кофейные чашечки. Три штуки. Ну не хватило мне одной, что ж теперь, всухомятку торт жевать? Однако возвращаться и прятать посуду было некогда, потому и пожелала, чтобы исчезли… куда-нибудь. И решительно крутанула в замке вычурный ключ, торопясь впустить в комнату нетерпеливых гостей. Но, едва увидев человека, сердито хмурящегося за распахнувшейся дверью, тут же попыталась захлопнуть ее снова, чтобы никогда не открывать, вот только мне этого не позволили. Крепко придерживая одной рукой дверь, передо мной стоял черный маг, намертво перегораживая проем собственным телом. «Ну да, чтобы пленница не рванула куда глаза глядят», – отступая в глубь комнаты и вспоминая уроки Сирени, затравленно сообразила я. Ругать себя было поздно, да и бесполезно, и потому мне оставалось только одно – как можно дороже продать свою жизнь. Огненный шарик послушно возник возле обтянутой черным смешным одеянием груди мага, и я зажмурилась изо всех сил, чтобы не видеть, как будет гореть ткань, как вздуется волдырями кожа… в ужастиках сто раз показывали, как это происходит. А еще жертва должна душераздирающе орать… Не разжимая век, спешно затыкаю пальцами уши, чтобы и крика этого жуткого не слышать. Секунда, другая… интересно, когда уже можно будет открывать уши? Открывать глаза мне вообще не хотелось, я и в кино в такие моменты надолго зажмуриваюсь. Чья-то крепкая рука взяла меня за запястье и резко вырвала палец из уха. – Если боишься смотреть, как горят живые существа, зачем бросаешься огнем? – иронично произнес знакомый голос. Только несколько слов он сказал в моем присутствии в тот памятный вечер, но никогда я не спутаю этот низкий, рычащий голос ни с каким другим. И все, что маг тогда говорил, тоже прекрасно помню, как и его небрежное ковыряние дорогого для меня предмета. – Чтобы тебя убить, – ясно понимая, на что иду, объявляю врагу, решительно распахивая глаза. Смерти нужно смотреть в лицо, где-то я это слышала. – Смелое заявление, – с насмешливой поощрительностью кивнул маг, спокойно проходя к столу и по-хозяйски усаживаясь на скамейку. – Она хорошшшая… – прошипело за спиной, и я невольно оглянулась.