– Не шшшуми… – сердито зашипел где-то неподалеку краб. А вскоре от соседнего камня отделилась темная тень и мгновенно пересекла слабо освещенную полоску прохода. Так уверенно, словно краб прекрасно видит в темноте. Хотя это я уже замечала, он ведь и раньше бродил по пещерам один и никакого света у него не было. – Ссаччем ссвала? – знакомо шипит прямо над ухом, и мне в плечо упирается острый шип. – Осторожнее! – возмутилась я. – Не забывай про свои колючки. Ты почему сбежал? Хотел ведь увидеть дикую ведьму, вот и нужно было ловить момент. О чем ты хотел ей рассказать? – Она всссе сснает… – Его шипящий голос не выражает никаких эмоций, почему же мне кажется, что в этих словах сквозит горечь? И что мне сказать ему в ответ? Как утешить, если я терпеть не могу, когда меня утешают, и сама никогда никого не утешала? Другое дело – помочь, если нужно. Вот на это я всегда готова, только здесь вовсе не тот случай. Ну чем я помогу крабу, который свободно лазит по стенам, может несколько часов бежать с двумя пассажирками на спине и легко крошит клешнями камни? Несколько минут мы молча сидим рядом, и хотя острый шип больше не касается моего плеча, а дыхание затаившегося краба совершенно бесшумно, я точно знаю, что он не ушел, ждет моего ответа, а может, надеется на какой-то совет или что-то подобное. – Знаешь, а я ведь от тетки ушла. Она меня наказала… за дело, конечно, только и сама не меньше виновата была, вот я и психанула, – не придумав ничего лучше, начинаю рассказывать Фусу историю своего попадания в этот мир, хотя понятия не имею, знает ли он вообще, что существуют иные миры. Скорее всего, не знает, откуда ему знать? Да и мышление у него, должно быть, лишь немногим более развито, чем у наших обезьян. Но слушает все равно внимательно и про соль, и про смерч. И про интернат, и про Марину, и вообще про все, что вспомнилось мне в этот момент, и грустное, и веселое. И как-то незаметно, наверное потому, что не считала его достаточно разумным, чтобы все понять, или просто слишком устала от бесконечных интриг и переживаний, но я рассказала крабу всю историю своей жизни. Как-то неправильно рассказала, не с начала, а с конца, и только те воспоминания, что сохранились в моей памяти яркими эпизодами. И хорошими, и, наоборот, нерадостными. А под конец вообще забыла, кому рассказываю: в темноте казалось, сидит рядом кто-то понимающий и добрый вроде Марины. И он ни разу не перебил мою исповедь ни звуком, ни шипением, ни шуршанием фольги с той, последней, шоколадки, что случайно завалялась в моем кармане. – Вот вы где, – тихо и как-то виновато произнесла Сирень, непонятно как нашедшая нас среди камней. Хотя почему непонятно? Ничего подобного, как раз этот момент мне уже ясен. Она ведь дикая ведьма, и значит, имеет почти безграничные возможности. Ну это ведьмы мне так объясняли, сама Сирень ведь старательно шифруется. Зато теперь совершенно непонятно стало другое: зачем тогда она разыграла этот спектакль с ее ловлей? Ну не затем же, чтобы сбросить меня в пропасть?! – Сирень, – не откладывая в долгий ящик, решаю выяснить этот вопрос, – а для чего мы ловили тебя на Лысой горе? И именно таким способом, на живца? – Я тебе уже говорила, нам нужно было попасть в подземелье. Все остальные выходы из поселков гольдов, ведущие к тайным сокровищницам князя, Роул перекрыл старинными амулетами. К тому же держит там кучу наемников, без потерь мы бы не прошли. – Понятно, – буркнула я мрачно и, не удержавшись, подколола: – А меня, значит, можно было потерей не считать. – Ты про то, что я тебя со скалы сбросила? Так Фуссо же там караулил с одной из диких, сразу за кромкой тебя и поймали. – А спина? – не поверила я такому повороту. – Не было ничего со спиной, травки я такой заварила, – тихо призналась ведьма, – чтобы Роул считал тебя жертвой, а не сообщницей. Умения в тебе еще нет – выдержать все то, чем он подруг угощал. Ну хватит о грустном, пойдем поужинаем да отдыхать. С утра пораньше разбужу, денек предстоит нелегкий. Глава девятая День одиннадцатый, весьма напряженный В это утро я проснулась сама. Немного полежала, сомневаясь, правильно ли поступаю, собираясь без приказа вылезать из-под одеяла и топать искать удобства, но быстро поняла – с организмом спорить глупо. Да и лежание на твердых камнях никакого уюта и комфорта не доставляло. Конечно, я далеко не неженка, на тощих интернатских матрасах особо не разнежишься. Но и спать на непонятно откуда взявшихся выступах, как выяснилось, долго не могу. Несмотря на то что гольды притащили с собой набитые шерстью тюфячки и делились ими со всеми желающими. Как выяснилось за ужином, гольдами оказались те существа, которых я приняла вначале за детей. Да и любой бы принял. Ростом с третьеклассников, в какой-то одинаковой серой одежде, на первый взгляд они напоминали именно воспитанников интерната. Или, вернее, детдома. Именно те в будние дни одеты одинаково, как китайцы. А хорошие вещи берегут на случай, если внезапно приедут желающие выбрать себе ребенка. Вот лично меня это всегда оскорбляло, когда человека выбирают по цвету волос, как кутенка на птичьем рынке. Неужели трудно было заранее посмотреть фотографии или видео? Уж что-что, а видео теперь не проблема, вот и изучили бы вначале, выбрав без спешки. А потом устроили как бы случайную встречу, подальше от завистливой надежды остальных детей. Так вот, про гольдов. Они вблизи оказались очень симпатичными. Хотя и не очень похожими на нас лицом. Ну зачем им такие большие, напоминающие совиные, глаза, я догадалась сразу, поживешь денечек в полутемных пещерах – невольно догадаешься. А вот слегка приплюснутые носы с поблескивающей полоской твердых чешуек на переносице заставили призадуматься. И сама я нипочем бы не угадала, если б не объяснила Малина, за ужином сидевшая рядом. Оказывается, нос у них – более тонкий инструмент, чем наш. Именно нос, точнее, эти чешуйки улавливают малейшее колебание горных пород и предупреждают гольдов об угрозе обвалов и трещин. – Что-то рано ты сегодня проснулась! – Голос Сирени прозвучал за спиной так неожиданно, что я даже вздрогнула. – Спать жестко, да и вчера я хорошо выспалась, – бурчу в ответ, пытаясь отыскать в куче пирожков, прикрытых полотном, самый мягкий. Да знаю, что некрасивая манера, тетка уже всю плешь проела. Но интернатская привычка сильнее. Если можно ухватить кусок получше, не нужно ждать, пока его ухватит кто-то другой, не факт, что он чем-то достойнее тебя. – Пойдем погуляем, – помолчав немного, как-то нерешительно пригласила ведьма, словно сомневалась в необходимости своего приглашения. И эта нерешительность подстегнула меня хлеще оплеухи. Раз сомневается, значит, хочет сказать что-то важное, и нужно быстрее соглашаться, пока не раздумала. – Идем! – так и подорвалась я, на ходу запивая пирожок чьим-то вчерашним чаем. Ведьма неслышно двигалась впереди, и я сильно подозревала, что ее ноги в этот момент совсем не касаются пола. Зато я почти бегом следовала за ней по расчищенной от камней тропе, вьющейся между огромных валунов, и топот моих кроссовок гулко отдавался от невидимых в темноте стен. И казалось, что разбуженная тьма недовольно глядит на меня сотнями глаз, сердясь за такое непочтительное отношение к ее древнему покою. По мере нашего удаления от тлеющих костров над головой Сирени начал разгораться магический светильник, освещающий только небольшой пятачок перед моими ногами. Ровно такой, чтобы я не споткнулась о какой-нибудь уступчик. Постепенно пещера становилась все уже, пока не превратилась в неширокий тоннель, продолжающий быстро сужаться. Вот в этот момент я и поняла, что чужие взгляды мне вовсе не чудились. Дозоры гольдов стояли так часто, что могли бы негромко переговариваться. Если бы захотели. А проход к тому времени стал настолько узок, что я впервые в жизни порадовалась своему невысокому росту. Пригибаться пришлось только в самом конце, когда впереди уже забрезжил неяркий свет. Ведьма немедленно убрала свой светильник и двинулась еще осторожнее. Здесь и мои подошвы не издавали никаких звуков, но это вовсе не я внезапно научилась ходить бесшумно. Просто пол оказался застелен мягкими шкурами, глушившими всякий звук. И наконец мы вышли к цели нашего путешествия. Я поняла это сразу. Да и как было не понять, если кроме узенького уступа, обрывающегося в глубокую тесноватую пещеру, впереди ничего не было? Разумеется, помимо самой расселины, слабо освещенной висящим под потолком матовым шаром из неизвестного мне минерала. Гольд, лежавший на уступе, свесив вниз голову, вначале показался мне самоубийцей, желающим внимательнее разглядеть перед решающим прыжком место своего расставания с жизнью. Однако ведьма так вовсе не думала, потому что не стала принимать никаких мер по его спасению. Наоборот, она и сама немного отлетела от края и некоторое время внимательно присматривалась к чему-то, явно происходящему там, внизу. А потом перебросилась несколькими словами с наблюдателем, и он, ловко отползя от края, поднялся на ноги и исчез в темноте лаза, приведшего нас сюда. – Садись, – предложила Сирень, возвращаясь на уступ, и я только теперь заметила, что здесь камень тоже застелен мехом. Поежившись от сквознячка, гуляющего по пещере, осторожно сажусь на мягкий коврик, опершись спиной на стену. На деле уступ не меньше метра в ширину, и свалиться с него невозможно, если, разумеется, никто не столкнет. Однако Сирени я доверяю намного больше, чем остальным ведьмам. Если бы она захотела от меня избавиться, то могла просто не уводить из подземной тюрьмы Роула. – Возьми там, у стены, шкуру, подложи, чтобы спину не застудить, – устраиваясь рядом, сказала ведьма, и я с удовольствием последовала этому совету. – Тебе, конечно, хочется узнать ответы на многие вопросы, и сейчас у меня есть немного времени, чтобы кое-что объяснить, – просто заявила ведьма, едва я устроилась. – Спрашивай. Вопросов-то у меня куча, даже боюсь все сразу не вспомнить. Но тут главное – начать. Потом ясно станет, о чем я правильно догадалась, а в чем ошиблась. Хотя один волнует больше всего, и с него-то я и начну. – Что это за пещера? – выпаливаю, для убедительности ткнув пальцем в лежащую у ног пропасть. – Это единственный проход к галереям, где хранятся княжеские сокровища, – как-то ожесточенно бросила Сирень. Понятно. Только зачем ей сокровища… Вот и он, новый вопрос. – Ты хочешь его ограбить? – Нет, скорее, забрать свое. Хм, очень странный ответ. А откуда у нее может быть там свое? – Сирень, он что, тебя ограбил? – с замиранием сердца пробормотала я, вспоминая подробные объяснения ведьм, что диких приводит в ярость даже малейший намек на обстоятельства, способствовавшие их перевоплощению. – А как, ты думаешь, меня звали до того, как я стала… такой? – внезапно с ненавистью спрашивает она, и я впадаю в легкую панику. Да откуда же мне это знать? А отвечать нужно, и как можно быстрее, воздух вокруг ведьмы начинает ощутимо холодать, и в нем проскакивают редкие синие искорки. – Сирень, ты что, забыла? Я ведь не из этого мира, как я могу такое знать? – Стараясь не выдать голосом испуг, начинаю уговаривать ведьму, едва заметно отодвигаясь подальше. Хотя особенно двигаться тут некуда, вот он, край, а за ним полная острых обломков глубокая трещина. – Ладно, сама скажу, – сквозь зубы процедила она, с видимым усилием беря себя в руки. – Все равно здесь все это знают. Я – Латринея Аглензайр, вдова князя Эрнилинса Аглензайра. Старшего брата Роулиниза Аглензайра, известного тебе под именем Роул. Несколько минут я ошарашенно молчала, на все лады обкатывая в мозгу эту неожиданную информацию. Нет, не верить Сирени у меня не было никаких оснований. Только не в этот раз. Слишком звенел гневом ее голос и слишком близко подошла она в этот момент к той, никому не ведомой границе, за которой прячется тайна возникновения диких ведьм. Но куча предположений, которые возникли после этого заявления, просто разжигали мое любопытство, побуждая задать те вопросы, которых и в помине не было в моем арсенале в начале этого разговора. И только обострившееся чувство самосохранения не позволяло мне выпалить их в ведьму автоматной очередью. – Не бойся, – горько усмехнулась Сирень, – я уже спокойна. Можешь спрашивать дальше. Хотя это очень долгая история, и рассказать тебе все сейчас я просто не успею. Попроси Малину, как у нее будет свободное время, скажешь, я разрешила. А сейчас поведаю только главное: там, в этой сокровищнице, находится самое дорогое, что у меня есть. Мой сын. И Роул никогда не отдаст его добровольно, он и жив пока лишь потому, что без старинного амулета-ключа, заговоренного на крови рода Аглензайр, эту сокровищницу открыть невозможно. Она вся опутана сложнейшей защитой, и каждый ступивший под ее своды без секретного отпирающего заклинания и родового артефакта немедленно погибнет. А если защита не сможет устранить непрошеного гостя, то сработает заклинание, которое уничтожит саму сокровищницу. Я все так же продолжала молчать, переваривая услышанное. С того самого момента как я узнала, что у князя были подлые планы насчет меня и моего ребенка, я не могла не думать о детях. С совершенно новой для меня точки зрения – как потенциальной мамы. Ведь до этого я сама всегда была ребенком, и в интернате, и дома за меня все решали старшие, и принимать меня в свой вожделенный взрослый мир, где можно делать или не делать все, что захочется, они как-то не спешили. Или это я сама, повинуясь подсознательной житейской логике, не торопилась бросаться грудью на амбразуры самостоятельного быта? А этот мир сразу, с первых часов, начал требовать от меня все более сложных и необратимых решений и поступков, научив быть еще осторожнее. Хотя раньше я искренне считала, что осмотрительнее меня нет ни одной девчонки ни на хуторе, ни в интернате. А теперь застряла на распутье чувств и разума. И если разумом прекрасно понимала, что тоже убила бы всякого, кто осмелится украсть моего, пока теоретического, ребенка, то сердце сжималось от жалости к Роулу. Ведь для того и собрались здесь все эти воинственные ведьмы и ловкие гольды, чтобы его убить и отобрать ключ, а иначе зачем же еще?! – Сирень, а за что гольды его ненавидят? – осторожно затронула я вполне нейтральную, как мне казалось, тему, но ведьма снова скорбно вздохнула. – Нет, не ненавидят, и далеко не все. Мне помогают только те, кто считает, что князем должен был стать мой сын. Остальные пока держат нейтралитет. Видишь ли, в чем дело, у Роула не было права наследования, он родился без магических способностей. А князем гномов и гольдов может быть только маг. У моего мужа способности были, но слабоваты, зато наш сыночек обладал существенным потенциалом. И должен был стать следующим князем. Вот Роул и сговорился с черным магом и Тассминией… Но тут я могу только догадываться, как все произошло… – Ведьма оглянулась и вслушалась в мрак прохода, из которого мы вышли. – Тсс, он идет сюда… Выслушай главное: если тебе Роула так жаль и совсем не хочется мне помогать, лучше уйди, я в гневе буду далеко не так добра, как сейчас. – Кто идет? – не поняв, шепотом переспросила я. – Демон. Ургазир, – быстро нагнувшись к моему уху, шепнула чуть слышно ведьма, но на меня эти слова подействовали как ведро ледяной воды. Кто этот черный маг?! Демон?! Самый настоящий?! – Латринея, можно с тобой поговорить? – раздался сзади низкий рык, заставив меня теснее вжаться в камень. Вот только близкого знакомства с демонами для полного набора заморочек мне и не хватало! – Говори. Голос ведьмы так безучастен и холоден, что им можно мороженое замораживать. Искоса взглянув на нее, вижу, как резко застыло лицо и потемнели сиреневые глаза. Да почти неприметно напряглась спина, словно Сирень уже приготовилась к броску или прыжку, как тогда, на скале. – Наедине, – тихо то ли просит, то ли спрашивает темный, и в этот раз в его голосе мне слышится не рык тигра, а мягкое урчание котенка.