Милли подошла и наклонилась. — Не исключаю, — сказала она, но, судя по голосу, не слишком-то впечатлилась. — Очень даже может быть. — Сегодня полиция без особого энтузиазма отнеслась к моей просьбе снять отпечатки на кухне. Они отреагировали только после того, как я сказала, что человек, который там побывал, наверняка как-то связан с тем, что произошло с Амандой. Ну, они заверили, что вызвали экспертов, но кто же знает? Что, если они и этот отпечаток упустили?! Его трудно различить. Я не вижу тут никаких следов дактилоскопического порошка. Может, они и не сняли отпечатки. — Сомневаюсь. Они сняли отпечатки. Есть множество способов, как это сделать, с помощью специальной ленты, например. Порошок используется только для слабых отпечатков, которых вообще не видно. Есть вероятность, что они упустили конкретно этот с учетом, какой тут кавардак. Но я считаю, что они его все-таки сняли. Другой вопрос, что случится, если этот отпечаток не принадлежит твоему дружку, и его нет в системе. Отпечаток может принадлежать убийце, но все равно вести в тупик. Обычно криминалисты берут образцы отпечатков у всех подряд — друзей, прислуги и прочих. Но это занимает время. Они берут отпечатки во время допросов. Да и к чему торопиться, если они считают, что уже взяли убийцу? — Милли многозначительно улыбнулась. — В нашей стране не найдется такого отдела полиции, который бросил бы свои силы на поиски альтернативного подозреваемого, чтобы развалить хорошее дело. — Она оглянулась и посмотрела на меня. — Но ты и сама это знаешь. Ты же была прокурором. Кстати, я тут, чтобы помочь тебе, а не ему, и все же — ты считаешь, что это дело рук твоего клиента?! — Нет, — сказала я без колебаний. Но и без труда. Потому что я придерживалась мнения о невиновности Зака. Я не думала, что он убил Аманду. — Разумеется, в определенных обстоятельствах любой человек способен на любой поступок. — Милли посмотрела на меня. — Мы обе это знаем. — Да. — Я отвела взгляд. — Знаем. Повисла неловкая пауза. Я уставилась на лестницу. Уж лучше смотреть на кровь, чем на Милли. Она будет настаивать, чтобы мы все обсудили прямо сейчас? — Может это подождать пару дней? — сказала я, отвечая на незаданный вопрос. — Мне нужно сначала разобраться вот с этим. — Ладно. Пару дней так пару дней. — Она сделала глубокий вдох. — Дай мне сделать пару звонков и понять, как быстро я смогу подтянуть своих экспертов, чтобы снять отпечатки, в том числе и этот на лестнице. Уверена, криминалисты отправят сюда рабочую группу, и я могу подождать, пока они закончат. Как только мы получим собственные отпечатки, чтобы начать с ними работу, мы можем сравнивать их с чем угодно, не рассчитывая на криминалистов. Еще у меня есть спец по анализу брызг крови. А пока поищи его сумку для гольфа, клюшка-то должна была откуда-то появиться. Или, может, откопаешь еще что-то интересное наверху. Следователи могли «просмотреть» что-то, что им не показалось полезным. Постарайся ничего не трогать голыми руками и сними туфли. Лучше не нарушать ничего на месте преступления без особой надобности. Милли взялась за телефон, а я разулась и поднялась по лестнице, стараясь не думать, что в одних колготках ступаю вплотную к кровавым следам. Наверху, на приличном расстоянии от следов крови, я заметила нечто похожее на дактилоскопический порошок, так что криминалисты и правда что-то делали. Я прошла мимо чистой, по-детски веселой спальни Кейза и направилась в комнату Зака и Аманды в передней части дома. Я открыла дверь, обернув руку полой рубашки, прежде чем взяться за ручку. Хозяйская спальня была основательной, умиротворенной и напоминала спа. Все поверхности были белыми, начиная от белья до занавесок и стен, но при этом подобран такой оттенок, чтобы комната не казалась стерильной или холодной. Я пыталась вообразить Зака и Аманду, уютно устроившихся на этих огромных мягких перинах воскресным утром, и лежащего между ними Кейза, но, увы, мне не хватило воображения. Я отвернулась от кровати и направилась к шкафу в поисках других клюшек для гольфа или чего-то, как выразилась Милли, «полезного». Это был не просто шкаф, а гардеробная, залитая мягким светом, с небольшой скамеечкой в центре, от пола до потолка тянулись полки, маленькие закрывающиеся отделения, а на многочисленных вешалках висело бесчисленное количество дорогих нарядов. Я знала, что такие шкафы иногда бывают в домах, но в Бруклине, пусть даже в таком симпатичном особняке, как у Зака, трудно было такой себе представить. И это явно был не шкаф для хранения клюшек для гольфа. Может, они лежали где-то внизу или в другом месте, где держали весь остальной спортинвентарь? У Зака и Аманды же был ребенок. Наверное, в доме было какое-то специально отведенное помещение. Но сначала мне следовало получше осмотреть шкаф в спальне. Как заметила Милли, тут могло найтись что-то полезное, хотя пока я босая стояла в дверях, мне было некомфортно от вторжения в частное пространство. Белье, секс-игрушки, кто знает, что я тут могла найти, раз уж Зак и Аманда в тот вечер были на секс-вечеринке. А теперь я вляпалась в то, что они натворили. Будто бы мне своих проблем мало. Безрассудством было спрашивать Пола насчет дела Зака. Даже тупостью. Я в конце концов взяла себя в руки и шагнула в гардеробную. Я открывала один ящик за другим. Одежда, снова одежда, ничего больше. Да и вообще ничего особо личного, а тем более скандального. Я подняла крышку шкатулки с драгоценностями и изучила потрясающую коллекцию: ожерелья, браслеты, сережки. Цветные камни и множество настоящих бриллиантов. Это отметало версию с ограблением, если только Аманда не спугнула вора раньше, чем он успел найти то, что искал. Возможно, я помешала ему вернуться и завершить начатое. Я вернулась в спальню и осмотрела встроенные полки. Там стояло множество классических романов, пьесы Шекспира, Ницше, примерно каждый десяток отделен небольшим низким столиком, по обе стороны от которого расположились книги по искусству. Наверняка книги Аманды. Зак, которого я помнила, не особо любил читать и даже гордился этим фактом, если кто-то пытался его осуждать. Аманда — необразованная девушка из бедной семьи, была большой поклонницей чтения и великолепной матерью, не говоря уже о том, что она была просто роскошна. Жюри присяжных заставит кого-то заплатить за то, что с ней сделали. Когда я отвернулась от полок, мое внимание привлекла ближайшая ко мне тумбочка. Верхний ящик был слегка приоткрыт. Я сделала заметку на телефоне: «Снять отпечатки пальцев с тумбочки». Затем я открыла ящик, взявшись за него через уголок своей рубашки. Аккуратное, но безликое содержимое верхнего ящика не имело ничего общего с тем, что валялось в моей тумбочке, забитой до отказа всякой всячиной, включая спутанные наушники и скидочные купоны, давным-давно истекшие. В ящике лежал маленький тюбик очень дорогого однозначно женского крема для рук рядом с тонкой упаковкой бумажных салфеток. Вероятно, это была тумбочка Аманды. Единственным по-настоящему личным предметом была открытка от Кейза, судя по совсем детскому почерку, написанная несколько лет назад: «Мамачка, я тебя лублу! Ты самая лучшая мамачка!» У меня сжалось горло. Бедный мальчик весело проводит время в лагере, понятия не имеет о том, какая ужасная потеря его постигла. Я ощущала эту потерю каждый день, даже по прошествии стольких лет. Нижний ящик тумбочки Аманды пустовал, если не считать одинокий блокнот для записей «Молескин». Я вытащила его с помощью салфеток. Пока я листала разлинованные страницы — блокнот оказался пустым — оттуда на ковер вывалилась маленькая карточка с нарисованными двумя розами и надписью: «Аманда, думаю о тебе:) *». Без подписи. Может быть, Зак не был таким уж дрянным мужем. Я подняла карточку с ковра, аккуратно держа ее только за края. На задней стороне значилось имя флориста, напечатанное изысканным шрифтом: «Цветы на Слоуп, перекресток Седьмой авеню и Сент-Джонс-Плейс». Я положила карточку на тумбочку, но она почти сразу же улетела обратно на пол, а когда я нагнулась и подняла ее второй раз, то увидела под кроватью что-то большое и темное, запиханное ближе к изголовью. Я прижалась щекой к ковру и посветила себе айфоном. Еще какие-то записные книжки. Десятки записных книжек, сложенных в аккуратные стопки и задвинутые впритык к плинтусу, туда, где офицеры могли и не заметить. Опять же с помощью салфеток я вытащила несколько записных книжек из разных стопок. В отличие от дорогого «Молескина» эти были совершенно разношерстными, потрепанными, и выглядели куда дешевле. Я быстро посмотрела первые страницы каждой записной книжки. Одна — первый год жизни Кейза, вторая — поздние годы детства Аманды, третья — подростковый возраст. Я ощущала чувство вины, вторгаясь в личное пространство Аманды, но ее дневники могли прямо сейчас стать кладезем альтернативных подозреваемых. Надеюсь, что мне не придется особо вчитываться, чтобы найти подходящего подозреваемого для жюри присяжных. Но, решила я, сейчас рыться в дневниках Аманды еще рано, поскольку суд состоится еще только через несколько месяцев, вот тогда и понадобятся оправдательные доказательства, например другие подозреваемые. Конкретно сейчас мне нужно закончить осмотр дома Зака, вернуться в офис и составить прошение о пересмотре решения о задержании моего подзащитного. Это единственный путь вытащить Зака из Райкерса. Держа три дневника салфетками, я быстро пошла обратно к лестнице, чтобы подняться на этаж выше. Прямо напротив лестницы располагалась небольшая гостевая спальня: на кровати лежало больше декоративных подушек, чем в каком-нибудь бутик-отеле. Спальня скорее напоминала музей, чем по-настоящему жилое помещение. Я заглянула в шкаф в поисках клюшек для гольфа, но нашла там только пару подушек и дополнительных одеял. В другом конце коридора обнаружилась комната, которая скорее всего служила кабинетом Зака. Кругом темное дерево и кожа, на полках книги: «Один под парусами вокруг света», «Оксфордский винный справочник», «История современного Ближнего Востока». А еще множество дышащих тестостероном биографий: Стив Джобс, ДжонФ.Кеннеди, Джон Пирпонт Морган[5]. Может, книги были всего лишь витриной, представлявшей, кем хотел стать Зак, или же он теперь сделался похожим на матроса-алкаша? Одиннадцать лет все-таки прошло. Я вспомнила тот разговор о наших амбициях, который состоялся у нас с Заком еще на юрфаке. — Ну, должен признаться, деньги меня заводят, — сказал Зак после того, как я с жаром отстаивала свое будущее, посвященное защите общественных интересов. — И не потому, что меня сильно интересует покупка чего бы то ни было. Просто деньги говорят о том, какой я. — Гадость какая! — таков был мой честный ответ. — И что именно, по-твоему, деньги говорят? — Что я лучше, чем они. — Кто это «они»? Зак помолчал минутку, размышляя. — Да кто угодно. — Он взглянул на меня. — Кроме тебя. И тут он рассмеялся. Над собой, как я подумала в тот момент. Но сейчас, стоя в его кабинете, кричавшем о роскоши, я начинала подозревать, что он тогда говорил совершенно искренне. Я подошла к столу Зака, но замялась, не решаясь выдвинуть первый ящик. Что, если я наткнусь на что-то, о чем предпочла бы не знать? Что-то, о чем Зак не беспокоился, поскольку я собиралась изучить только содержимое стола Аманды. Ну, на то есть адвокатская тайна. И хотя есть некоторые вопросы, которые ты не стал бы задавать потенциально виновному клиенту, но лучше быть готовым ко всем неприятным фактам, особенно тем, которые уже могут быть известны обвинению. Но волноваться причин не было: содержимое стола Зака было аккуратным и ничем не примечательным. Правда, некоторые из предметов и личные документы касались Кейза, что подрывало всю ту пургу из разряда «я знать не знаю ничего о сыне», которую гнал мне Зак. Остальные ящики оказались точно такими же. Не нашлось ничего и о новой компании Зака. Это был домашний офис человека, который, видимо, никогда не работал из дома. Компьютер Зака был включен, но защищен паролем, а на экране красовалось милое фото Зака, Аманды и совсем маленького Кейза. Определенно, правда бывает не столь идеальна. Зак и сам это уже признал. Но такую идиллическую картинку не грех и продемонстрировать жюри присяжных. Я отошла от стола и тут ощутила, что наступила на что-то острое. Охнув, я нагнулась, чтобы выудить предмет из толстого ковра. Это была маленькая белая полоска с несколькими диагональными синими линиями и стрелочками с одной стороны самой толстой темной линии. Смутно напоминает тесты на овуляцию, которыми я пользовалась в тот краткий период помутнения несколько лет назад, когда мне показалось, что Сэм достаточно хорошо справляется, и можно попытаться зачать ребенка. Тест на овуляцию — потенциально опасная улика. Беременность, попытка завести ребенка, попытка избавиться от ребенка — все это угрозы для брака. Я уже нарисовала в воображении сцену, которую может живописать прокурор: Аманда приходит домой с вечеринки позже, чем Зак, она сердится, что он бросил там ее одну, заявляет, что хочет еще одного ребенка. Зак не готов его заводить. Они ссорятся. Ситуация выходит из-под контроля. Я снова посмотрела на маленькую полоску. В том, чтобы быть на стороне защиты, есть и свои плюсы? Я больше не обязана раскрывать факты, которые помогли бы второй стороне. Я завернула тест-полоску в салфетку и сунула в карман. Я воспользуюсь этой уликой, если только это будет нам полезно, и никак иначе. По дороге обратно я задержалась у дверцы шкафа. Она не открылась. Я подергала сильнее, но она не поддалась. Я уж было подумала, что шкаф заперт, но наконец с последним рывком дверца таки распахнулась. А там, в глубине шкафа, стояла сумка Зака с серебряными клюшками для гольфа, поблескивавшими в полутьме. Я оставила Милли ждать криминалистов и экспертов из полицейского управления Нью-Йорка и рванула в «Янг & Крейн», чтобы набросать апелляцию. А еще нужно было попросить, чтобы кто-то из секретариата отправился в Филадельфию и первым делом завтра с утра разобрался с ордером на арест Зака. Нельзя заявляться на слушания с неразрешенным вопросом. Если оставаться в хороших отношениях с Полом означало защищать Зака, то я намеревалась как минимум хорошо делать свою работу. В метро из Бруклина на Манхэттен я полистала дневники Аманды, все еще через салфетки, хотя и без особой тщательности, поскольку Милли сказала, что вряд ли с дневников будут снимать отпечатки. Я начала читать с самого последнего, который Аманда вела, когда Кейз был совсем маленьким. Октябрь 2010 Он сегодня сел! Господи, как он был горд собой! Улыбался от уха до уха. Сняла на видео. Скрестила пальцы, чтобы хорошо получилось. Спрошу Зака сегодня, хочет ли он посмотреть. А может, приберегу на выходные. Кто знает, что Кейз к этому моменту научится делать! Не могу поверить, что я считала, будто у меня ничего не получится. Что после всего случившегося я буду неловкой или даже жестокой матерью. Как оказалось, любовь к Кейзу все изменила. Самым примечательным, что я обнаружила в записях новоиспеченной мамочки, было полное отсутствие жалоб — на недосып, на плач, на зашкаливающие эмоции. Все мои знакомые, у которых были дети — теперь таких уже стало большинство, — жаловались на подобные вещи. Такова человеческая природа. Но Аманда, казалось, была нечеловечески счастлива. Она не жаловалась и на Зака. Он много работал, это было очевидно из ее записей, но она проявляла искреннее понимание. Если верить рассказам Зака, то их брак не был несчастливым, хотя между супругами и чувствовалась отчужденность. Я полистала второй дневник, где надписи были сделаны более детским почерком. Май 2005 Я получила работу в мотеле «Владыка»! Там, где работала мама. Буду прибирать комнаты, как она когда-то. Менеджер, Эл, сначала категорически отказал мне. Думаю, это незаконно, брать на работу тринадцатилетних (чушь какая!). Он сдался, когда я заревела (хотя я не специально). Работа не на полный рабочий день, поэтому задолженность по квартплате сразу не погасишь. Но это только начало! В этот раз я получше спрячу деньги. Папа поднаторел в умении отыскивать спрятанное в последнее время. Эти пилюли придают ему сил. Пока что мне удавалось дистанцироваться от образа Аманды. Это был лишь смутный силуэт на расстоянии вытянутой руки. Но теперь меня захлестнули печаль и чувство вины за то, что я воспринимала все как должное. Аманде в тринадцать лет пришлось устроиться на работу, чтобы помогать отцу, вероятно, злоупотреблявшему наркотиками. И ее это радовало! Мне было тринадцать, когда я сидела в кабине с Милли, упиваясь новым ощущением свободы от того, что мне разрешено в одиночестве пройти несколько кварталов. Потому что моя мать слишком меня любила, чтобы отпустить меня. Как же мне повезло. Но посмотрите, какой сумбур царит в моей жизни. Свидетельские показания перед большим жюри Макс Колдуэлл вызван в качестве свидетеля шестого июля, подвергся допросу и дал следующие показания: Допрос проводит миссис Уоллес В: Мистер Колдуэлл, спасибо, что пришли дать свидетельские показания. О: Пожалуйста. В: Как вы оказались на вечеринке на Первой улице, 724, в Центр-Слоуп второго июля этого года? О: Моя жена знакома с Мод по Грейс-Холл. Наши дети вместе ходят в школу. В: Вы знали Аманду Грейсон, когда та была жива? О: Нет. Мы никогда не встречались. В: Но вы ее знали? О: Нет. Жена могла знать.