— Я пытаюсь через своего знакомого выяснить, не знают ли этого Бризака в журналистских кругах. Может быть, им что-нибудь известно насчет псевдонима и настоящего имени. — Что за знакомый? — нахмурился Гордеев. — Геннадий Гриневич, работает в театре помощником режиссера. — Ты давно его знаешь? — продолжал допытываться полковник. — С детства. Да что с вами, Виктор Алексеевич? — вырвалось у Насти. — Нельзя же весь мир подозревать. Так и с ума сойти недолго. — Вот тут ты права. Иногда я думаю, что и вправду сошел с ума, — горько усмехнулся Гордеев. — Ладно, Стасенька, работай. И еще раз прошу тебя, девочка, держи свои умозаключения при себе. Не делись ими ни с кем, только, может быть, с Чернышевым, и только в крайнем случае. Ты поняла? — Мне очень трудно, Виктор Алексеевич, — тихо сказала Настя. — Вы меня поставили в такие условия, когда я раздаю поручения направо и налево, как большой босс, а ребята при мне выполняют роль шестерок. Они обижаются, и я их понимаю. Да и не по мне такая роль, я по натуре не лидер. — Терпи, Стасенька. — Впервые за много дней голос начальника смягчился и потеплел. — Терпи. Так надо для дела. Вспомни свою Лебедеву. Да, Лариса Лебедева была первой и, несомненно, удачной ролью Насти Каменской. Уверенная в себе, напористая красотка шантажистка сумела убедительно сыграть и выманить из норы наемного убийцу Галла, работавшего по заказам представителей высшего эшелона. Таких, как Галл, было в стране совсем немного, по пальцам перечесть, это были высокооплачиваемые убийцы высшего класса, по результатам работы которых уголовные дела никогда и не возбуждались, потому что все сходило за несчастный случай, катастрофу, естественную смерть или самоубийство. Собственно, задачей шантажистки было испугать того, кто мог вызвать киллера-профессионала в Москву, причем сделать это так, чтобы заказчик непременно решился на убийство и в то же время вызвал именно Галла, а не кого-нибудь другого. Команда под руководством Колобка-Гордеева играла практически вслепую, на ощупь, делая осторожные шаги и совершенно не понимая, в правильном ли направлении они двигаются. Единственным признаком того, что они все делают правильно, могла быть только попытка Галла убить Ларису Лебедеву, то есть Настю. И Каменская провела неделю в пустой чужой квартире, прислушиваясь к шорохам на лестнице, терпеливо ожидая прихода человека, который должен будет ее убить. А когда Галл явился убивать ее, Настя-Лебедева провела с ним наедине целую долгую ночь, пытаясь понять, что же он задумал. И не просто понять, но и заставить его сказать о своих планах вслух. Все разговоры в квартире прослушивались людьми Гордеева, но подозрительный Галл такую возможность учел и жестко предупредил шантажистку, что если она работает на милицию и посмеет сказать вслух что-нибудь для него, Галла, опасное, то жить ей после этого останется секунд десять — пятнадцать, не больше, и не спасет ее ничто и никто, даже если в соседней квартире находится милицейская группа захвата. Группа захвата в соседней квартире действительно была, но Настя отнеслась к предупреждению убийцы достаточно серьезно, и даже когда сообразила, что именно он задумал и как собирается действовать дальше, не посмела нарушить запрет и проинформировать тех, кто сидел в машине прослушивания, о ближайших планах преступника. Вместо этого она придумала остроумный, но совершенно безнадежный трюк, который мог сработать только при невероятном совпадении множества обстоятельств: нужно было, чтобы те, кто сидел в машине и слушал ее разговоры с Галлом, хорошо знали лично ее, Настю, знали, что в юности она всерьез занималась математикой, знали, что есть в ее жизни доктор наук Алексей Михайлович Чистяков, знали номер его телефона и не постеснялись бы позвонить ему в четыре часа утра. Но самое главное — они должны были услышать в ее словах некоторое несоответствие, нехарактерные для нее слова и обороты, вычленить их из массы других слов и именно их передать Чистякову. Трюк был действительно совершенно безнадежный, но ничего другого Настя в тот момент придумать не могла, потому что Галл был по-настоящему умным и опасным убийцей, и шутки с ним шутить было глупо и неосмотрительно. Ранним утром Галл повез ее за город, и Настя ехала с ним в пустой электричке, чувствуя себя овцой, которую ведут на заклание, так и не зная, удался ее план или нет. Галл привел ее на дачу к заказчику, и там-то Настя и познакомилась с Андреем Чернышевым и его удивительным псом Кириллом, который непринужденно и изящно увел ее подальше от поджидавшей Галла засады. Операция тогда завершилась успешно. И только один Леша Чистяков знал, сколько здоровья ей это стоило, как долго она потом сидела на таблетках, полностью потеряв сон и аппетит, скатываясь на грань обморока при каждом резком звуке и начиная плакать по малейшему пустяку. — Виктор Алексеевич, — осторожно сказала она. — Вы… уже знаете? Гордеев устало посмотрел на нее и ничего не ответил. Только махнул рукой. * * * Арсен впился немигающим взглядом в своего собеседника. — Почему вы сразу не сказали мне про Бризака? — зло спросил он. — Я не думал… Надеялся, что до этого не дойдет, — промямлил тот. — Вы не думали, — ехидно передразнил Арсен. — Зато она подумала. Что теперь прикажете делать? Эта девчонка намного опаснее, чем вы предполагаете, я это и раньше знал. Если бы вовремя сказали мне о Бризаке, я бы принял меры. Во всяком случае, ни в какую Италию она бы не уехала. — Но вы меня уверяли, что около нее все время находится ваш человек. Что же он недосмотрел? — Не спихивайте с больной головы на здоровую, — поморщился Арсен. — Мне с самого начала надо было связываться не с вами, а с теми, у кого есть выход на следователей. Ваши люди недосмотрели, а я плачу вам такие деньги, — раздраженно бросил собеседник Арсена. — Мои люди делают все возможное, но нельзя же повесить замок Каменской на мозги. Поймите же, наконец, простую вещь: работая на опережение, мы можем предотвращать поступление опасной для нас информации. А ваша скрытность привела к тому, что информацию эта девица уже получила, и теперь нам приходится выходить непосредственно на нее, чтобы попытаться запретить ей думать. А это, дорогой мой, очень рискованно и далеко не всегда эффективно. И стоить это будет дороже. — Вы хотите меня разорить? — Помилуй Бог! — всплеснул руками пожилой человек. — Я готов хоть сейчас прекратить работу. В вашем деле у меня нет своего интереса, я всего лишь посредник. Не хотите платить — не надо, мои люди немедленно прекращают вмешиваться в ваше дело и переключаются на другую работу. Заказов у нас, знаете ли, достаточно, чтобы не умереть с голоду. Так что вы решили? — Господи, как будто я могу решить что-то другое! — в отчаянии прошептал человек, на котором сегодня был надет не изысканный английский костюм, а брюки и толстый лыжный свитер: он приехал на встречу с Арсеном прямо с дачи. — Конечно, я заплачу, только спасите меня. * * * Сидя в своем кабинете, Настя уныло смотрела в окно, за которым теплый слякотный декабрь упорно мешал городу выглядеть по-зимнему красиво и по-предновогоднему празднично. Стажер Мещеринов все еще сидел в архиве. Видно, испугался страшных рассказов про сложности изучения уголовных дел и выполнял задание с чрезмерной тщательностью. Разглядывая автомобили, припаркованные перед ажурной оградой, она обратила внимание на новенький красный «БМВ», которого раньше никогда не замечала. Тупо уставившись в сверкающее красное пятно на фоне грязной серой улицы, она продолжала размышлять о деле Ереминой и о том, как ей вести себя с коллегами. — О чем задумалась, мыслительница? — раздался голос Юры Короткова, того самого, который ютился всей семьей вместе с парализованной тещей в крохотной квартирке и терпеливо ждал, когда вырастут дети и можно будет вступить в новый брак. — Да так, ни о чем, — улыбнулась Настя. — Вот увидела на улице новенький «БМВ» и раздумываю, кто же это прикатил на такой роскошной тачке в нашу богадельню. — А ты разве не знаешь? — удивился Юра. — Это наш Лесников. Купил недавно новую машину. — Да что ты? — Теперь пришел ее черед удивляться. — Это с нашей-то зарплаты? Коротков пожал плечами. — Любишь ты чужие доходы считать, Аська, — неодобрительно сказал он. — У Игоря, между прочим, вполне состоятельные родители, а жена — классный модельер, работает у самого Зайцева и зарабатывает соответственно. Это ты у нас девушка самостоятельная и рассчитываешь только на свой бюджет, а все остальные — люди семейные, мало ли какие деньги у них водятся. Дверь снова открылась, на пороге возник Игорь Лесников. — Я тебя, Коротков, по всем кабинетам обыскался, а ты, оказывается, у Анастасии торчишь, — укоризненно сказал он. — О, легок на помине! — расхохотался Юра. — А мы как раз твою машину обсуждаем. Игорь, казалось, пропустил реплику мимо ушей. — Я тебя в последнее время редко вижу, — обратился он к Насте. — Раньше, бывало, целыми днями в кабинете сидишь, а теперь все бегаешь где-то. Это из-за Ереминой? Настя молча кивнула, опасаясь, как бы не пришлось вдаваться в подробности. — Ну и как, успешно? Откопала что-нибудь? — Практически ничего. Глухое дело. Потянем еще до третьего января, пока два месяца не истекут, а там Ольшанский дело приостановит, и кончатся мои мучения. Надоело бегать, я сидячую работу больше люблю. — Ну, это известно, — усмехнулся Лесников. — О твоей лени легенды ходят. По-моему, ты всех нас дуришь, Анастасия. — Ты о чем? — Настя округлила глаза, стараясь справиться с внезапным противным холодом в желудке. — О том, что ты на работе французские романы читаешь, вместо того, чтобы делом заниматься. Что, будешь отрицать? Я к тебе за последние дни как ни загляну — все время у тебя на столе книжечки в ярких обложечках с латинскими буковками. Только не надо мне рассказывать, что это нужно для раскрытия убийства Ереминой, я все равно тебе не поверю. А ты, Коротков? — Что — я? — недоуменно спросил Юра. — Поверишь, что чтение французских романов помогает в сыщицкой работе? — Да кто его знает. Аське, может, и помогает. У нее голова непонятно как устроена. Снова открылась дверь, на этот раз зашел Володя Ларцев. — Вот я вас и застукал! Сыщика ноги кормят, а вы тут посиделки устроили у Аськи под крылышком. — А ты сам-то где, в бегах, что ли? — отпарировал Лесников. — Под то же самое крылышко и примчался. — Я по делу. Ася, у тебя какой размер обуви? — Тридцать седьмой, а что? — растерялась она от неожиданности. — Здорово! — обрадовался Ларцев. — А лыжные ботинки у тебя есть? — Да у меня их сроду не было. Надо иметь больное воображение, чтобы представить меня на лыжах. — Ах ты, жалость какая! — огорчился тот. — У Надюшки на уроках физкультуры лыжная подготовка начинается, а у нее ботинок нет. Прошлогодние малы, а покупать на один год — дорого. Они стоят черт знает сколько, а к следующему году опять малы будут. Она же растет. Обидно, — вздохнул он, — думал у тебя одолжить, но не повезло. Ничего не попишешь. Кстати, Ася, как тебе с Костей работается? — С Ольшанским? Нормально. — Не давит он на тебя? — Нет, не замечала. — Ты знаешь, он иногда бывает грубоват… — Вот это я как раз заметила. Он что, жаловался на меня? — Ну что ты, он очень доволен твоей работой. Чем это ты его так расположила к себе? — Неземной красотой, — отшутилась Настя, начиная нервничать. Каждый из них так или иначе пытался вывести разговор на дело Ереминой. Что это, обычный интерес к тому, как идут дела у их коллеги, или что-то другое? И у кого из них? Или у всех сразу? «О Господи, — взмолилась она про себя. — Хоть бы они ушли и оставили меня в покое. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь из моих ребят сейчас позвонил». К счастью, когда объявился Андрей Чернышев, в кабинете снова стало пусто. По его лицу Настя поняла, что он чем-то сильно разозлен. — Кофе хочешь? — предложила она.