— Не хочу. Послушай, Каменская, ты, может быть, гениальный сыщик, но зачем ты делаешь из меня идиота? Ты что, всерьез считаешь, что ты одна умная, а у нас у всех по полторы извилины в голове? Настя замерла от недоброго предчувствия, но постаралась сохранить спокойствие. — Что случилось, Андрюша? — Что случилось? А то, что ты странно себя ведешь. Да, ты в нашей группе старшая, тебя Гордеев назначил, но это не означает, что имеешь право скрывать от нас, в частности от меня, информацию. — Я тебя не понимаю, — хладнокровно ответила она, чувствуя, как начинают дрожать руки. Ведь говорила же она Гордееву, что не может работать так, как он того требует. — Почему ты не сказала мне, что Олег изъял у вдовы Косаря записную книжку? Представь себе мое положение, когда я спрашиваю у нее про записную книжку мужа, а она мне говорит, что высокий светловолосый молодой человек с Петровки ее забрал. Получается, у нас правая рука не знает, что делает левая. Женщина, естественно, тут же замкнулась, никакого разговора у нас не получилось. Видно, заподозрила, что я ее обманываю и мы с молодым человеком вовсе не в одной команде. Как прикажешь это понимать? — Я не знаю ни о какой записной книжке, — медленно ответила Настя. — Олег мне ничего не отдавал. — Честно? — недоверчиво спросил Андрей. — Честное слово. Андрюша, я не первый день в розыске работаю. Поверь мне, я бы никогда тебя не подставила, да еще так по-глупому. — Вот дурак! — в сердцах воскликнул он. — Ты о ком? — Да о стажере твоем, о ком же еще. Наверняка решил заняться самодеятельностью и самостоятельно поработать с людьми, указанными в этой книжке. Живое дело ему подавай! Недаром он так ныл, в архив ехать не хотел, Пинкертон сопливый. Пусть только появится — башку ему отверну. — Тише, тише, успокойся, башку я ему сама отверну. Вообще-то пора бы ему появиться, засиделся он в архиве. — Вот помяни мое слово, — возбужденно продолжал Чернышев. — Ни в каком архиве он не сидит, а бегает по связям Косаря. Хочешь пари? Настя молча сняла телефонную трубку и позвонила в архив. — Как ни странно, ты проиграл, — сказала она, поговорив с архивом. — Мещеринов сидит там. И вчера сидел. — Поглядим еще, чего он высидит, — пробурчал Андрей, выпустив пар и понемногу успокаиваясь. Настю грызло беспокойство. Совсем недавно, во время разговора о новой машине Игоря Лесникова, она ощутила неприятный холодок в желудке. Это означало, что в мозгу мелькнула какая-то важная мысль, но она не успела ее поймать и зафиксировать. И теперь она мысленно повторяла весь разговор с начала и до конца, надеясь, что мысль вернется. Что-то ее обеспокоило во время разговора. Что же? Что? — Ты мне, кажется, кофе предлагала? — подал голос Чернышев. — Сейчас сделаю. Она принялась за кофе и, включая кипятильник, доставая чашки, ложки и сахар, восстанавливала в голове обрывки разговора с Юрой Коротковым. «Это наш Лесников. Купил недавно новую машину…» «У Игоря вполне состоятельные родители…» Нет, не здесь. «Жена зарабатывает соответственно…» Соответственно чему? Кажется, это было где-то здесь. Что же он еще сказал? «Жена — классный модельер…» Ложка дрогнула у нее в руке, часть кофе просыпалась на стол. — Андрюша, чем занималась мать Ереминой? Чем она на жизнь зарабатывала? — Шила. До того, как спилась окончательно, она была неплохой портнихой. Первая-то судимость у нее была за кражу, помнишь? — Да, ты говорил. И что? — Она совершила кражу у своей же клиентки во время примерки, прямо в ателье. Вытащила деньги из сумочки и практически сразу же попалась. После освобождения ее обратно в ателье уже не взяли, она попробовала устроиться в другие — всюду отказ. В те времена с судимостью не больно-то брали на работу, особенно с малолетним ребенком, сама знаешь. Еремина устроилась дворником, получила служебное жилье и подрабатывала шитьем в частном порядке. — Почему ты мне этого не рассказывал? — А ты не спрашивала. «Ну и зря, — подумала Настя. — Балда ты, Каменская, а проще говоря — дура, каких поискать». * * * Было уже около десяти вечера, когда Настя наконец пришла домой. Выйдя из лифта, она устало подошла к своей квартире и сунула ключ в замок. Ключ не поворачивался. Еще когда она была ребенком, отчим учил ее: не суетись, когда не понимаешь чего-нибудь, остановись и подумай, действуй медленно и аккуратно. Не суетиться, не дергаться, подумать… Она вытащила ключ и постаралась вспомнить сегодняшнее утро. Могла ли она забыть запереть дверь? Нет, это исключено. Движение, как и многие другие, было отработано до автоматизма. Настя слегка толкнула дверь. Так и есть, открыто. Ригель замка утоплен, поэтому дверь не захлопнулась. Странно. Сама она никогда не ставит замок «на собачку». Она осторожно прикрыла дверь, как можно тише спустилась этажом ниже и позвонила к соседке. Через сорок минут приехал Андрей Чернышев, ведя на поводке огромного Кирилла. — Заходи, — сказал он псу, подведя его к Настиной квартире. — Погляди, что там такое. Распахнув дверь, он отстегнул поводок от ошейника. Кирилл осторожно вошел в прихожую, методично обследовал кухню, комнату, постоял, прислушиваясь и принюхиваясь, под дверьми ванной и туалета, и вернулся к порогу. Обнюхал Настины ноги, потом вернулся в прихожую, покрутился там, вышел на лестничную клетку и уверенно пошел к лифту. — Чисто, — констатировал Андрей. — Посторонних нет, но они были, в квартире есть чей-то запах, кроме твоего собственного. Будешь заходить или вызовем милицию? — Зачем мне милиция? — А вдруг тебя обокрали? Войдешь — следы затопчешь. — Ты в своем уме, Андрюша? Мне что, ночевать на лестнице? Милиция приедет дай Бог часа через два, эксперта ждать будут до утра. Да что я тебе рассказываю, будто сам не знаешь. Заходим. Они вошли в квартиру. Настя бегло осмотрела комнату. Красть у нее и в самом деле было нечего, разве что несколько совсем новых, подаренных матерью вещей. Все остальное было не таким, чтобы привлечь внимание воров. — Ну что? — спросил Чернышев, когда она осмотрелась. — Порядок? Настя выдвинула ящик письменного стола, где лежала коробочка с немногочисленными золотыми украшениями — цепочкой с кулоном, парой сережек и изящным дорогим браслетом, который подарил ей Леша после того, как получил за свои разработки престижную международную премию. — Порядок, — с облегчением вздохнула она. — Тогда скажи мне, в какое дерьмо ты вляпалась. Если тебя не обокрали, значит, тебя хотят напугать. Есть соображения? — Кроме дела Ереминой, я ничем не занимаюсь. — Понятно, — протянул Андрей. — Плохи наши дела, Настасья. — Уж куда хуже, — невесело усмехнулась она. — Знать бы только, что именно им не понравилось: история с Бризаком или то, что Олег сидит в архиве? — Будем ждать, — пожал плечами Андрей. — Больше ничего не остается. Должны же они объяснить, чего хотят. Он посмотрел на часы. — Все, голубушка, мне пора, я человек женатый и отец семейства. Кирилла оставляю тебе. Завтра в семь утра заеду и поставлю тебе новый замок. Учти, Кирюша в квартиру никого не впустит, но и тебя не выпустит, так что лучше не пытайся. — Может, не надо Кирилла? — осторожно возразила Настя. — Я же запру дверь, замок-то не сломан. — У них ключи есть. По-моему, они вполне убедительно тебе это продемонстрировали. Хочешь проснуться посреди ночи и увидеть рядом с собой прекрасного незнакомца? Твое легкомыслие меня иногда просто поражает. До завтра. Андрей ласково взял Кирилла за ошейник, подвел к Насте и сказав строго: «Охранять», ушел. Настя осталась вдвоем с собакой. Она устала и замерзла, хотелось есть, но больше всего ей хотелось согреться в горячем душе, лечь в постель и превратиться в ребенка, который живет вместе с родителями и ничего не боится… …Свернувшись в клубочек, Настя лежала на диване, даже не раздеваясь. Сначала она хотела принять душ, но, стянув с себя свитер, ощутила такой сильный страх, что быстро надела его обратно. Ей казалось, что стоит только зайти в ванную и перестать слышать гудение лифта, как тут же в квартиру войдет он. Ее не успокаивало даже присутствие прекрасно обученной овчарки. Чтобы заглушить страх, она включила телевизор, но тут же выключила: телевизор мешал слышать шаги на лестнице. Очень скоро состояние ее стало близким к панике, она не смогла заставить себя включить кофемолку, потому что та слишком сильно гудит, и выпила растворимый кофе, который не принес ей ни бодрости, ни тепла, оставив лишь кисловатый привкус во рту. У нее все валилось из рук, даже консервный нож, так что поесть ей почти не удалось. Измученная бесплодными попытками справиться со страхом, она легла на диван и постаралась сосредоточиться. Чем день сегодняшний отличается от дня вчерашнего? Почему это случилось сегодня, а не неделю назад? Потому что неделю назад она была в Италии, а до того и речи не было ни о каком Бризаке. Архив? Но Чернышев уже был там в самом начале работы по делу, и это не вызвало у них никакой реакции. Они не трогали ее, пока шли бесконечные допросы Бориса Карташова и супругов Колобовых, они спокойно отнеслись к тому, что была изъята кассета из автосекретаря Карташова. Неужели все дело в Бризаке? Но почему? И откуда у них ключ от квартиры? Что еще произошло сегодня? К вечеру появился Олег Мещеринов, привезя с собой подробные записи по делу Ереминой-старшей. Оказалось, она вела весьма неупорядоченный образ жизни, часто приводила в дом случайных собутыльников, которых нередко укладывала в свою постель, оставляя маленькую дочку играть на кухне в одиночестве и порой забывая вовремя ее покормить. Одного из таких вот собутыльников она и убила, зарезала кухонным ножом прямо в постели и, удовлетворенная, уснула рядом с трупом. А когда проснулась, несколько протрезвев, то с криком выбежала из квартиры, где и попала в руки добросердечных соседей и прохожих, вызвавших милицию. Слушая стажера, Настя раздумывала, как бы ей приступить к вопросу о визите к вдове Косаря и о злосчастной записной книжке. Ссориться с Олегом не хотелось, во-первых, потому, что он ведь и пришел на стажировку для того, чтобы его учили, а не для того, чтобы получать выволочки, а во-вторых, потому, что с ним предстояло вместе работать и не стоило портить отношения. Настя решила начать с другого. — Чем занималась Еремина? На какие деньги жила? — Она работала дворником, — спокойно ответил Олег, заглянув в записи. — У нее были судимости до того, как она совершила убийство? — Да, за кражу. — А чем Еремина занималась до первой судимости?