Часть 23 из 48 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Не переживай, Санек, ты ни в чем не виноват. Бывает.
Он налил себе стакан минеральной воды и залпом выпил. Санек и в самом деле не виноват. Виноват этот старый хрыч Арсен, который слепо доверяет «своим людям» и не удосужился подстраховаться, перепроверить полученную информацию. Выполнение задания сорвалось, придется искать другие пути, например, подсунуть художнику привлекательную телку, чтобы она пошустрила у него в хате. Художник-то, судя по всему, слабоват по части женского пола, не успел одну красавицу похоронить, а с другой уже так закрутил, что теперь приходится от нее прятаться. Ай да Борис Григорьевич, ай да неутешный вдовец!
— Если б ты знал, чего мне стоило не врезать ему как следует, — вздохнул Санек так жалобно, что дядя Коля не смог сдержать смех.
— Ты молодец, Санек, — одобрительно сказал он, — вор — он и есть вор. Ты должен был убедить его, что ты — безобидный неопытный домушник. Драться нельзя было.
— Да-а, нельзя, — продолжал ныть Санек. — Знаешь, как он меня молотил! Тренированный, гад, все точки знает. Я чуть сознание не потерял.
— Тем более. Если он тренированный, то в два счета раскусил бы, что ты никакой не воришка, а боевик-профессионал. Кончай сопли распускать. Удивляюсь я вам всем: бравые бойцы, а характер — как у бестужевских барышень.
— У кого? У каких барышень?
— Темный ты, Санек, — вздохнул дядя Коля. — Ты хоть буквы-то помнишь еще?
— Какие буквы?
— Алфавит. Ты когда последний раз книжку в руках держал, а?
— Да ну тебя, дядя Коля, чего ты измываешься. И без того паскудно.
— Паскудно? — Дядя Коля повысил голос и припечатал ладонями об стол. — Ах ты Боже мой, какие нежности при нашей бедности! Морду ему набили и сдачи дать не позволили! Терпи! Ты дело делаешь и за это деньги получаешь. Не нравится — милости просим, уходи. Только имей в виду, что покрывать тебя уже никто не будет. Сколько на тебе покойников, не забыл? Пока мы в одной связке с хозяином, можешь спать спокойно. Уйдешь — конец тебе. Так что выбирай.
— Да я уж выбрал…
— Тогда не жалуйся и не хнычь.
— Обидно же… Каждый день в зал хожу, качаюсь, железки кидаю, а все для чего? Чтобы какой-то мазила бил меня, как тряпичную куклу?
— Ох, Санек, плохо у тебя с мозгами. Зато самолюбия выше крыши. Ты посмотри на Славика: опытный автогонщик, чемпион, а запретили ему временно пользоваться машиной — и ходит себе пешочком как миленький. И не ноет. Потому что понимает: дело есть дело. И ты постарайся понять.
— Ладно, не шуми. Понял я.
— Вот и ладушки, — с облегчением улыбнулся дядя Коля.
Отпустив парня домой, он долго сидел неподвижно в маленькой комнатушке позади спортзала. Взглянул на часы — двадцать пять минут одиннадцатого. Через две минуты можно позвонить. Дядя Коля пододвинул поближе телефонный аппарат, снял трубку и принялся медленно набирать номер. Крутанув диск в последний раз, он прижал палец к перемычке и не отпускал до тех пор, пока на циферблате электронных часов не появились цифры 22.27. На другом конце трубку не брали. Дядя Коля насчитал семь длинных гудков и отсоединился. Снова набрал номер, на этот раз подождал до пяти гудков и перезвонил опять. Три длинных сигнала. Все. Больше можно не звонить. Комбинация из семи, пяти и трех сигналов означала, что задание не выполнено и возникли осложнения, которые, однако, срочного вмешательства не требуют.
Он аккуратно погасил всюду свет, запер двери и отправился домой.
* * *
Услышав телефонный звонок, человек в инвалидной коляске взял ручку и стал тщательно заносить в блокнот данные: номер телефона, с которого звонят, точное время, количество звонков. Через некоторое время ему позвонят, сначала будет шесть гудков, потом три, потом одиннадцать, и только на четвертый раз он может снять трубку. На все остальные звонки отвечать было категорически запрещено. Человек в коляске безупречно выполнял все инструкции, потому что понимал всю важность и ответственность своего задания.
Ему было тридцать четыре года, из которых почти десять он был прикован к креслу. Всю жизнь он любил технику, радиоаппаратуру, с удовольствием возился с микросхемами. Окончил институт электронной радиотехники и автоматики и, осуществляя давнюю мечту, поступил на технический факультет Высшей школы КГБ, но приступить к учебе не успел. Вместе с родителями и бабушкой он попал в автокатастрофу, в которой погибли все, кроме него. Отныне его судьбой стали одиночество, инвалидная коляска и костыли, на которых он хоть и с огромным трудом, но мог перемещаться по квартире.
Придя в себя после шока, вызванного резким переломом жизни, он постарался взять себя в руки и вернуться к своим микросхемам. С детства увлекаясь шпионскими романами, начал придумывать разные хитрые штуковины… Ему очень хотелось быть полезным, служить укреплению безопасности Отечества, и в один прекрасный день он, превозмогая робость, написал письмо в КГБ, предлагая ознакомить специалистов со своими придумками. Поэтому ни капли и не удивился, когда к нему пришел человек из Комитета и предложил работать на благо Родины.
— Вы, судя по всему, человек аккуратный и пунктуальный, — польстил ему комитетчик, — и именно эти качества так необходимы нам для того, чтобы обеспечивать деятельность контрразведки. Вы же понимаете, сколько врагов засылается к нам в страну и сколько неустойчивых граждан вербуется иностранной разведкой. Чтобы предотвратить подрыв безопасности нашей Родины, мы всех этих людей окружаем нашими контрразведчиками. Так вот, чтобы контрразведчики могли работать в полной безопасности и чтобы враги их не раскрыли, необходимо создавать систему надежной бесконтактной связи. Вы меня понимаете?
Конечно, он понимал. Про будни контрразведчиков и происки врагов он прочитал тонну книжек. И конечно же, он с радостью согласился помогать комитетчику.
Функции его были несложными, но требующими внимания и точности. Записывать время звонков, количество сигналов и номер телефона, высвечиваемый на табло определителя. Вот и все. В строго определенное время и со строго определенной последовательностью сигналов ему звонил тот самый комитетчик, и инвалид докладывал ему, какие и когда поступали звонки.
Условием хорошо оплачиваемой работы на благо Родины была полная изоляция инвалида. Ежедневно люди комитетчика приносили ему продукты, лекарства и все необходимое. Если он плохо себя чувствовал, тот же комитетчик присылал своего врача. Если он хотел что-то купить, все доставлялось ему на дом в лучшем виде, стоило только заикнуться. Ему приносили книги, как художественные, так и специальные, по радиотехнике, детали, инструменты, приборы — все, чтобы он мог заниматься любимым делом и ни в чем не испытывать недостатка. Запрещено было только общение с кем бы то ни было, кроме людей из КГБ. Инвалид даже не знал номера своего телефона, чтобы не было соблазна кому-нибудь его дать.
Он не знал и не мог знать, что над письмом его в КГБ посмеялись и выбросили в корзину. И только один сотрудник осторожно расправил смятые листы и решил использовать больного человека в своих целях, не имеющих ничего общего с безопасностью страны. Не знал он и того, что несколько раз в год номер его телефона изменялся.
Он делал то, что ему нравилось, верил в свою полезность и был счастлив.
Глава девятая
Ровно в восемь утра Настя Каменская подошла к поликлинике ГУВД. Против обыкновения, сегодня она была одета в ярко-красную длинную куртку-пуховик, а голову украшала большая пушистая шапка из чернобурки.
Подойдя к окошку регистратуры, она получила свою медицинскую карту, оставила куртку и шапку в гардеробе и поднялась на третий этаж в диспансерное отделение. Получив все талоны и направления, Настя вышла на лестницу, ведущую к запасному выходу. Там ее ждал Чернышев с большой сумкой из тонкой синтетической ткани. Чмокнув Андрея в щеку, она, не говоря ни слова, взяла сумку и зашла в женский туалет, расположенный здесь же, а спустя десять минут вышла оттуда с ярко накрашенными глазами, в распахнутом темном пальто, из-под которого ослепительно сверкал белоснежный врачебный халат. На шее у нее висел фонендоскоп, а в руках была стопка медицинских карт. Замечательная сумка из тонкой ткани лежала теперь в кармане пальто, сложенная до размеров маленького пакетика.
Настя спустилась по лестнице к служебному входу, ведущему во двор, и села в машину с синей полосой и надписью красными буквами «медслужба». Таких машин во дворе стояло по меньшей мере еще три, и скоро в каждую из них сядут точно такие же женщины в белых халатах, с болтающимися на шее фонендоскопами и медицинскими картами в руках — врачи, выезжающие по вызовам на дом.
Сидевший за рулем Чернышев взглянул на Настю и рассмеялся.
— Ты что? — удивилась она. — Что-нибудь не так?
— Увидел тебя с накрашенными глазами и вспомнил, как ты от Кирюши удирала, когда брали Галла. Я тебя с тех пор ни разу не видел с макияжем. Знаешь, а ты очень хорошенькая, когда накрасишься.
— Да ну? — скептически бросила она.
— Честное слово. Даже красивая. И чего бы тебе каждый день такой не быть? Нам, мужикам, на радость, твоему самолюбию на потеху. Лень одолела?
— Угу, — промычала Настя, пристраивая на коленях кипу бутафорских медицинских карт. — Лень одолела, ваши мужицкие радости меня не волнуют, а самолюбия у меня просто нет. Ты выяснил, как туда ехать?
Андрей не ответил, осторожно выезжая из подворотни на оживленное шоссе.
— Почему ты мне не перезвонила вчера вечером? — спросил он. — Я же оставлял твоему Леше телефон и просил, чтобы ты обязательно перезвонила.
— Я очень поздно пришла, а у тебя сынишка маленький, боялась разбудить. Что-то случилось?
— Случилось. Бывший следователь Григорий Федорович Смелков живет теперь под Дмитровом, и мы с тобой едем туда по шоссе вдоль Савеловской железной дороги.
Аккуратно сложенная стопка карт посыпалась с Настиных колен на пол.
— Попали, — еле слышно выдохнула она немеющими губами. — Пока не в «десятку», но куда-то очень близко. Наконец-то! Даже не верится.
— Может, ты мне объяснишь, как нам это удалось?
— Сама не знаю. Интуиция, наверное. Помнишь, я спросила тебя, чем зарабатывала на жизнь мать Ереминой?
— Я тебе ответил, что она была портнихой.
— Вот-вот. Я все пыталась понять, почему на рисунке Карташова скрипичный ключ салатного цвета. Что может быть в домашнем обиходе такое, чем можно нарисовать светло-зеленый ключ?
— И что же?
— Мелок. Обыкновенный цветной мелок из обыкновенного набора, который продавался во всех канцелярских магазинах. Такой набор есть у каждой портнихи, мелками пользуются для раскроя тканей. Тогда я поехала в архив сама и своими глазами прочитала уголовное дело по обвинению Ереминой-старшей. Странное это дело, Андрюша. Я такие дела называю учебными.
— Почему?
— А оно гладкое, как методическое пособие для следователя. Все документы выполнены идеально, все подшито в хронологическом порядке, протоколы отпечатаны на машинке, чтобы читать было удобно, чтобы глаз ни за что не зацепился. Не уголовное дело, а игрушечка, рождественский подарок в нарядной упаковке. Настоящие дела такими не бывают.
— А ты не преувеличиваешь? Я ведь тоже читал дело, но ничего такого мне в глаза не бросилось.
— Так ведь ты не дело читал, а высматривал в нем полезную для нас информацию. Поэтому и внимания не обратил на качество самих документов.
Некоторое время они ехали молча.
— Ты договорился с Карташовым?
— Да, он будет ждать нас в Водниках, у яхт-клуба.
— Я прошу тебя, Андрюша, будь целый день на виду. Лучше всего покрутись у нас на Петровке.
— Не маленький, сам сообразил.
— Я опять пытаюсь руководить? — смутилась Настя. — Извини, пожалуйста.
Возле яхт-клуба она пересела в машину к Борису Карташову. Андрей отогнал «жигули» с надписью «медслужба» к местному отделению милиции и на электричке вернулся в Москву.