И вдруг мерный ритм сбился, лошадь сбилась с ноги. Всего на миг. Но Зайцев заметил это. А в следующий Журов уже восстановил контакт. — Чушь, — отрезал он. — Бабьи сказки. У ворот он легко спешился. Вернул повод хозяину. Тот ревниво поспешил увести коня, как загулявшую на танцах подругу. — Вы глупости всякие по коридорам собираете, товарищ Зайцев. — Журов уже справился с раздражением и говорил теперь холодно, строго, как военачальник с низшим по званию. — И самое глупое — их зачем‑то повторяете. Привет вашей Золушке!.. И быстро ушел туда, куда уводили лошадей, — в полумрак конюшен. * * * Зайцев остановился у двери. Увидел полусмытые детские имена на косяке. Теперь он замечал их всякий раз. Отошел, как будто там висело привидение. Ужин закончился, грязная посуда громоздилась в медном тазу — ждала нагретой воды. Зоя сидела за столом, в уютном круге, который отбрасывал оранжевый абажур. Читала сочинение товарища Шолохова. Патрикеевы занимали свои обычные места. Он — с газетой. Она — с книгой в мраморного цвета переплете: «Что делать?». Слышно было, как в ночное окно с другой стороны стукаются сухими головами мотыльки. Зайцев готов был спорить, что занята книгой только Зоя — Патрикеевы всего лишь делали вид, что читали. Навострив уши. Он поборол искушение поставить беглые туфли прямо на стол перед Зоей. Туфли оттягивали карманы. — Товарищ Соколова, не хотите ли пройтись? Жара спала. Воздух дивный, — пригласил он. Зоя молча заложила страницу, потянулась за шалью в цветах. Ядреной, не городской — не ленинградской. Такой шали не могло быть в чемодане у служащей Смольного. — Не хочет. — Патрикеев опустил газету, Зоина рука с шалью недоуменно замерла — взгляд остановился почему‑то на газете. Патрикеев тряхнул листом. Его жена показала глаза поверх своей книги. — Темно уже. И вы, товарищ Зайцев, не хотите. В темноте всякое бывает. — Мошки, комары, — пояснила Патрикеева. — Нельзя? — Зайцев старательно убрал из голоса раздражение и вызов. Оставил только удивление. — Не рекомендуется. — Что ж, — пожал плечами Зайцев. — Мошки — это серьезно. Зоя недоуменно глянула Зайцеву в глаза, но выпустила шаль. Взяла «Тихий Дон». И Патрикеев снова отгородился газетой. * * * Утром отделаться от Патрикеевых было куда легче. Зайцев улучил момент, когда Патрикеева вышла с тазиком какой‑то каши — «кормить кур». — Пора, товарищ Соколова, — решительно распорядился он. — Вы куда? — высунулся из‑за занавески хозяин. Его полные плечи облегала майка, на подбородке была рождественская пена. — Час ранний. «Посоветовать ему прорезать в занавеске дырки, что ли, — подумал Зайцев. — И в газете тоже». Оптимистично отозвался: — Служба зовет! А вас — не зовет? — Вы бы жену мою подождали! Она вот‑вот вернется! — засуетился наблюдатель. — Она с вами сходит! Вдруг вы заблудитесь. — Дорогу я выучил, не беспокойтесь! И он почти вытолкал Зою в дверь. За руку быстро протащил ее через двор до самой калитки. И только на густо‑зеленой улочке — по обеим сторонам сады и заборы — заметил, что на Зое просторная ситцевая блузка и широкая юбка. Зоя поймала его взгляд и закрыла живот углом шали с длинными кистями. — Вам не нравится моя одежда? Наряд Зои был странен, но, видимо, дура все‑таки послушалась ветеринара и не «затягивалась». Зайцев вздохнул. — Нравится. Живенько. Дачный стиль. Идемте. — Куда? — В ГПУ. Вы же слышали. Он решил, что сам отведет ее — убедится, что там ее пристроят где‑нибудь с пишмашинкой и горой никчемной работы. — Туфли ваши, кстати. — Он вынул из кармана одну, потом другую. — Они не мои! — всполошилась Зоя. И тут же приказала строго: — Верните их. Улица шла на подъем, и Зоя чуть отдувалась. На верхней губе появилась испарина. — То есть они все‑таки ваши. — Я их продала. — Кому? — Раз они у вас, значит, знаете кому, — с вызовом ответила она. — Но зачем? — Они ей понравились. Зайцев сдвинул кепку на затылок. В акациях трещали воробьи. Зеленая, обсаженная заборами улочка была пуста, их следы четко отпечатывались в пыли. Навстречу маячила прохожая, на локте у нее висела корзинка. Туфли так и торчали у Зайцева из карманов, как огурцы. Один в правом кармане, другой в левом. — Я хотела с вами поговорить, товарищ Зайцев. А вы мне вчера не дали, — начала Зоя. Прохожая поравнялась с ними. Обменялась с Зоей кивками и улыбками. И остановилась. — Вот жарень‑то, — заговорила женщина, явно местная. — Ноги‑то пухнут? — Немного. — Я вот распухла тоже. Только свекровы калоши надеть и могла. И подвязывать не надо было ничего — и так не спадали. Первый? Второй? — Первый. — А. Первого‑то я относила слава богу. Я на втором распухла. Зайцеву стало неловко, он отошел. — Терпимо пока, — улыбалась Зоя. — Бывает и так. У кого как! Красивые часики. Зайцев видел, как Зоя подняла запястье. — Нравятся? — Ничего. Дороговастенько только. — А сколько дадите? — Ты, доча, богатую ищи. Муж‑то не прибьет?