На этот раз видно было, как рыжий основательно задумался. Кажется, он и сам понял, что, проиграв, он тем самым вляпался в очень нехорошую для себя историю. Возможно, и вправду со смертельным исходом. Потому что, как ни крути, а он и вправду нежелательный свидетель. Притом – в каком деле! Ведь речь, может статься, идет о развязывании новой войны! И потому кто станет с ним, с обычным спецназовцем, церемониться? Какое значение имеет одна-единственная смерть, когда, возможно, скоро их будут миллионы – этих смертей? А вот если попробовать сыграть в открытую, то есть ответить на вопросы, то появятся шансы. Того, кто на виду, убивают реже. Убивают тех, о которых никто ничего не знает. А вот когда ты ответил на все вопросы неприятеля, то тем самым ты оказался на виду. И что с того, что ты выдал какие-то секреты? Именно благодаря этому ты и очутился на виду. А значит, тебя не убьют. В крайнем случае, выгонят с работы. Но безработица – это не смерть. Работу можно найти и другую. А вот другой жизни у тебя не будет. Такой получается расклад. Тут уж поневоле призадумаешься. – Что он сказал? – глянул Терко на Монику. – Он спрашивает, что вы с ним сделаете после того, как он ответит на ваши вопросы? – перевела Моника. – Отдадим его и его товарищей властям Восточной Германии, – сказал Терко. – А уж там пускай они решают… Наверно, вернут их американским властям по ту сторону стены. Что еще с ними делать? По-хорошему засадить их всех за такие дела на самые долгие сроки, – да ведь здесь политика! Обменяют там на какого-нибудь своего. – Хорошо, – ответил рыжий, выслушав Монику. – Спрашивайте. – Эх! – огорченно воскликнул Терко. – Запротоколировать бы надо такие ценные слова! Да вот только – каким образом? – Одну минуточку, – загадочно улыбнулась Моника и направилась к своей машине. Скоро она вернулась, держа в руках небольшую пластмассовую коробочку с несколькими кнопками. – Никак новые чудеса техники? – недоверчиво глянул на коробочку Терко. – Они и есть, – сказала Моника. – Это диктофон. Записывает все голоса и звуки. Запишет и ответы вашего ковбоя. – Ты глянь! – с притворным удивлением произнес Терко. – Небось, американская штучка? – Да, – просто ответила Моника. – Вот ведь какие они умельцы! – восхитился Терко. – А нам, сиволапым, и невдомек! Что ж, включайте свою штукенцию! И пускай она запечатлевает признания этого обормота! – Включила, – сказала Моника. – Можете спрашивать. Терко начал задавать короткие вопросы, Моника – их переводить, а рыжий – на них отвечать. – Ты – американский спецназовец? – спросил Терко. – Да, – ответил ковбой. – Ты входишь в состав группы спецназа? – спросил Терко. – Да. – Сколько человек в группе? – Восемь. – Шестеро сидят в будке упакованные. Где еще двое? – Не знаю. – А если подумать? – Они должны были нас прикрывать. Наверно, ушли, когда мы погорели. – Допустим. Когда вы прибыли в Восточный Берлин? – Неделю назад. – Зачем? – Для выполнения специального задания. – В чем его суть? – Мы должны были похитить главу правительства этой страны Вальтера Ульбрихта. Или ликвидировать его. – Для чего? – Мы – спецназ. Нам не объясняют конечных целей. Нам отдают приказы, которые мы должны выполнить. И только. – Каким образом вы намеревались похитить Ульбрихта? – У нас было несколько вариантов. В итоге мы остановились на одном из них – подменить собой личную охрану главы правительства. – Как вам удалось занять место телохранителей Вальтера Ульбрихта? – Мы их ликвидировали и заняли их место. – Но самостоятельно сделать это очень сложно. Здесь должны быть помощники… – Разумеется. – Кто они? – Я знаю только одного. Его зовут Вольф. Думаю, это кличка. – Кто он? – Не знаю. Но предполагаю, что он занимает высокий пост в правительстве Восточной Германии. Очень высокий. Где-то рядом с Ульбрихтом. – Почему ты так думаешь? – Он рассказал нам о многих привычках Ульбрихта, а также о его ближайших планах. В частности, о том, что он намерен выехать к Берлинской стене для переговоров с американскими военными. С нашими военными… Кто может знать привычки и ближайшие планы главы правительства? Только тот, кто постоянно находится с ним рядом. – Что ты можешь сказать об этом человеке? – Почти ничего. Я видел его только один раз. – Опиши его приметы. – Среднего роста, полноватый, волосы светлые, залысины, возраст примерно сорок пять лет. – Особые приметы? – Вроде никаких… Хотя… Когда он говорил, то постоянно дергал головой. Думаю, это у него постоянная привычка. Возможно, из-за контузии. – При случае ты смог бы его опознать? – Наверно. Но я не стану этого делать. – Почему? – Одно дело – что-то говорить вам, и совсем другое – участвовать в официальном расследовании. Надеюсь, вы меня понимаете. – Понимаю. Ладно, все. Благодарю. Вот видишь, все оказывается просто, когда твоя жизнь на кону… Землячок, уведи красавца. – Последние слова адресовались одному из молчаливых парней. Парень тронул рыжего за плечо, тот медленно повернулся и пошел. Но, сделав несколько шагов, вдруг остановился и взглянул на Терко. – Вы кто? – спросил он. Терко ничего не ответил на этот вопрос, лишь скривил губы в усмешке. – Значит, так, – сказал Еремин, когда пленного увели. – Допрашивать остальных – дело долгое, у нас нет времени. Тем более что перед нами стоят две задачи, которые нам надо решить просто-таки немедленно. Первая – куда девать пленных? Не стрелять же их, в самом деле… – А что тут непонятного? – поднял брови Терко. – Передадим их немецким властям. Как я и обещал. – Э, нет! – запротестовал Еремин. – Почему же? – не понял Терко. – Кто может знать, сколько всяких «вольфов» сидит сейчас в германском правительстве, – резонно возразил Еремин. – А вдруг передадим, да не тем? И всех этих молодцов тут же отпустят? А? А отпускать их никак нельзя. Они могут еще пригодиться. – Я тоже так считаю, – сказал Клаус, внимательно слушавший разговор. – Убедили, – согласился Терко. – Тогда отдадим их советскому командованию! Думаю, там-то таких «вольфов», как в окружении Ульбрихта, не водится. И пускай наши отцы-командиры сами решают, что с ними делать. Может, и вправду обменяют на кого-то из наших. – Ладно, с этим делом решено, – сказал Еремин. – Запихнем всех в автобус и отвезем к Берлинской стене. Теперь приступаем ко второму вопросу, который, как мне видится, гораздо важнее первого. Я говорю о Вольфе… Клаус и Моника, вы что-нибудь можете сказать по этому поводу? – Кое-что – может, – осторожно произнес Клаус. – Наша разведка давно уже подозревает, что в окружении товарища Ульбрихта водится всяческая… как это лучше сказать по-русски? – Всякая сволочь, – подсказал Терко. – Ну, пускай будет так, – согласился Клаус. – Всякая сволочь. Которая завербована американцами и, соответственно, действует в их интересах и по их заданию. Но – до сей поры нам не удавалось напасть на их след. Теперь, похоже, мы кое-что знаем… Конечно, если американец нам не солгал.