Волшебство заканчивается. Колдер встаёт и делает несколько шагов назад. Он смотрит на меня так, словно только что очнулся. – Мэднесс, одна из причин, почему я должен тебя убить, это то, что я чувствую твою физическую боль. – Подожди, что? – Мне кажется мой мозг всё ещё в другом месте. – Как это возможно? Я имею в виду, как это, чёрт побери, возможно? – Я невольно вспоминаю о всех своих травмах. Значительных и не очень. – Давно? – Ну… – он складывает руки на груди. Колдер серьёзен и отстранён. – Примерно всю жизнь. – О боже. Я прикладываю ладонь ко лбу. Мне становится стыдно за мою неуклюжесть. – Не то чтобы я против, но ты так и будешь сидеть без штанов? – замечает Колдер, и теперь я сгораю живьём. Приходится снова надеть спортивные штаны, потому что это проще. – Колдер, пожалуйста, объясни мне всё. Парень отворачивается от меня и подходит к окну. Серое небо за стеклом низко висит над высотными домами. – Есть легенда, что каждый член нашего Ордена проклят. Проклят вашим родом. – Он резко поворачивается ко мне, впиваясь презрительным взглядом. – Когда-то давным-давно некая Мария Митчелл влюбилась в некого Ричарда Монтгомери. Проблема заключалась в том, что она была ведьмой, а он – одним из основателей Ордена. Ричарду пришлось разорвать отношения с Марией, бросив её одну с ребёнком на руках. А, как известно, женщина в гневе страшна. А если эта женщина ведьма, она страшна вдвойне. – Колдер делает паузу. – И он вот так просто отказался от неё? Ради какого-то глупого Ордена? – Наверно, эта тема задела меня больше, чем я могла подумать. Ведь я выросла без отца. И мама никогда не говорила, кто он и что с ним случилось. – Глупого Ордена? – Голос Колдера ожесточается. – Это были страшные времена, Мэднесс. Антисанитария, болезни и глупые люди. Творился беспредел. Даже церковь, которая должна была усмирить народ, творила беспредел. Ведьмы пользовались своими способностями. И очень часто заходили в этом слишком далеко. – Но инквизиция жгла всех без разбора… – Как я сказал, церковь творила беспредел, – перебивает меня Колдер. – Наш Орден не имел к этому никакого отношения. – Но почему сейчас вы настолько жестоки? –Дослушай историю, и кое-что поймёшь. Я замолкаю. – Итак, Ричард оставил Марию ради своих убеждений. Тогда Мария не придумала ничего лучше, как проклясть ненавистный ей Орден, который отнял у неё мужчину и отца её ребёнка. Она пожелала, чтобы каждый член Ордена чувствовал такую же боль. Либо так и было задумано, либо что-то пошло не так, но вместо душевной боли, проклятье приносило физическую боль. – Ты хочешь сказать, тебе… больно? Всегда? – с ужасом спрашиваю я. – Не всегда. Только когда больно тебе. – Прости, – первое, что срывается с моих высохших губ. Я опускаю глаза в пол, желая исчезнуть. Всё это время я не только бесполезно скиталась по жизни, я портила её кому-то другому. – Ты не виновата. Ну, разве что в своей дикой нерасторопности. Я слышу смех. Он смеётся. – Мэд, дело в том, что мы связаны. Это часть проклятья. Мы чувствуем боль совершенно случайного человека. В этом всё коварство проклятья. Никогда не знаешь, кто является причиной твоих страданий. Но чем ближе ты к нему находишься, тем сильнее ощущения. Собственно, так я тебя и нашёл. Вечеринка у Купера. Его заинтересовало моё разбитое колено. – Почему только сейчас? Колдер тяжело вздыхает и падает на свою кровать. Его футболка слегка задирается, обнажая упругий живот. – До семи лет я жил почти счастливой жизнью. Я был за тысячу миль от тебя, что даже не подозревал о каком-то проклятье. Моя мама британка, а отец долгое время провёл в Лондоне. Но потом нам пришлось переехать в Сиэтл. Тогда всё и началось. Я боялся, что со мной что-то не так, что мой организм отказывает или ещё что-то. Тогда отец мне всё рассказал. Он воспитал меня в ненависти к тебе. И таким как ты. Я морщусь. Только что он приписал меня к тем, кем я никогда не являлась. – Когда отец отправил нас с Крисом на задание в Шелтон, и я оказался на той вечеринке, я понял, что ты где-то рядом. – Получается, проклятие не такое уж и страшное, – подмечаю я. – Если вы чувствуете боль совершенно случайного человека, какова вероятность, что он окажется поблизости? – Если верить нашей многолетней статистике, вероятность около девяносто двух процентов. Иначе это действительно было бы слишком просто. Может, это и не самое страшное проклятие, но весьма назойливое. Особенно если учесть, насколько ты близко ко мне. Я хочу быть ещё ближе. Хочу уйти как можно дальше, только чтобы не причинять ему боль. – Есть способ снять его? – спрашиваю я. – Вообще-то да, – Колдер поднимается, глядя на меня. – Нужно уничтожить всех до единого из рода Марии Митчелл. Далеко не приятное чувство поселятся в моём животе. – И это вы, – укрепляет его Колдер. – Ты и твоя мать. ЗЕРКΛЛО ––28– Колдер ушёл за продуктами, как будто бы я могла есть после нашего разговора. Теперь я просто сижу там, где он меня оставил, поедаемая страхами и тревогой. Признать существование ведьм и магии кажется не самым сложным, когда нужно смириться с мыслью, что ты крохотный винтик векового проклятья, от которого нужно избавиться. Я больше не могу ждать неизвестно чего. Либо Колдер задумал что-то грандиозное, либо он просто плывёт по течению, не заботясь о наших жизнях. Хотя вынуждена признать, его невозмутимость, единственное, что помогает мне держаться на плаву. Постепенно мной овладевает наваждение. Это похоже на уверенность, только я не могу понять в чём. Я просто подхожу к своему рюкзаку и достаю мамину тетрадь. Перелистывая одну запись за другой, я не останавливаюсь до тех пор, пока не нахожу описание ритуала с зеркалом. Глория. Именно так она пыталась связаться со мной. В заметках сказано, что зеркало является проводником и бла-бла-бла. У меня нет желания вдаваться в эти изотерические подробности. Главное, что я узнаю, так это то, что для установления связи, необходимо сесть напротив зеркала (кто бы мог подумать) и окружить себя живым огнём, что в конкретном случае подразумевает пять свечей. И вот первые сложности, с которыми я сталкиваюсь. Есть ли в доме у Колдера свечи. У меня даже возникает порыв взять телефон и написать ему сообщение, чтобы он прихватил в магазине свечи. А потом я в очередной раз вспоминаю, что у меня нет телефона. Иначе зачем бы мне вообще понадобились свечи. А ещё, что мы не супружеская пара, чтобы я вот так просто писала ему сообщение с текстом вроде: «Милый, будешь в магазине, захвати молоко». Я не нашла свечи. Но я нашла оливковое масло. Придётся импровизировать. Беру пять стаканов и наливаю туда масло. Из бинта делаю фитиль, скрутив его в тугие жгутики, и погружаю в жидкость. Затем расставляю собственноручно сделанные свечи в маленькой ванной и встаю перед зеркалом. Тёплый свет добавляет моему лицу жизни. Но я чувствую себя глупо и жутко. Детские страхи о Кровавой Мэри начинают щекотать подсознание. Я пытаюсь сосредоточиться на Глории. По крайней мере настолько, насколько это возможно. Я видела её всего один раз, я почти не помню деталей её внешности, кроме ядовитых зелёных глаз. Продолжаю всматриваться в своё отражение так долго, что мне становится не по себе. Языки пламени нетерпеливо дрожат, искажая моё лицо тенями. Оно выглядит восковой маской. Оно ощущается чужим. В какой-то момент мне начинает казаться, что мои глаза тоже зелёные. Совершенно пустые и ненастоящие. Вот так просто? – успеваю подумать я. Потом меня захватывает чувство отсутствия. Изо рта течёт бордовая струйка крови. Машинально подношу руку к губам, но они сухие. Тогда я понимаю, что это не мой рот. Не моё лицо. Я вижу мёртвую Глорию. Воздух кончается в пространстве и в лёгких. Свечи тухнут. Я слышу своё частое дыхание в полной темноте. Почти животный страх заставляет меня выбежать из ванной, чуть ли не снося дверь. Я забираюсь на кровать, обнимаю колени руками и начинаю расшатываться в успокаивающем темпе. Сердце продолжает биться о рёбра. Я не знаю, что больше меня испугало. Тот факт, что сеанс действительно сработал, или осознание того, что Глория мертва. Это чувство – осознание, неколебимая уверенность. Так работает предсказание? Или мой поехавший мозг. Только один вопрос белым шумом звенит в моей голове. Что что что делать? Глория мертва. Я не знаю, что с мамой. Колдер не появляется уже слишком долго. Или мне кажется? Что если его тоже нашли, что если они уже идут за мной? Или за моей мамой. Мысли давят изнутри, пустота давит снаружи. Мне хочется бежать отсюда, но мне действительно страшно двигаться с места. Однако смерть достаточно весомый аргумент, чтобы рискнуть. Я слышу звук открывающегося замка в двери. Скрип. Или я его выдумала. Через двадцать девять мучительных секунд в комнату входит Колдер. Я бросаюсь к нему и прижимаюсь щекой к его груди. Твёрдой и холодной после улицы. Я не слышу его сердце. Вечно безразличное и спокойное. Но моё пограничное состояние заставляет руки сжимать его крепче, а пальцы цепляться за куртку. Он живой. Он здесь. – Мэд, в чём дело? – теряется Колдер. – Не думал, что за время моего отсутствия мы стали настолько близки. – Он хватает меня за плечи и отстраняет от себя, чтобы заглянуть в моё обеспокоенное лицо. – Они убили её, – я впервые озвучиваю это вслух. Теперь это кажется таким настоящим и бесповоротным, что меня накрывает новая волна ужаса. – Она мертва, – голос дрожит. – Кто? – Глория. Парень хмурится, глядя на меня с явным недоверием. Он осматривается в квартире, убеждаясь, что здесь нет никого кроме нас. – С чего ты взяла? – спрашивает он. Хороший вопрос. Что если надеюсь, мне это показалось. – Я… Я пыталась связаться с ней через зеркало.