Один раз Уэйд забрался тихонько по лестнице; из-за двери донеслось нытье: – Уэйд кушать хочет! Скарлетт кинулась к нему, но Мелани зашептала: – Не оставляй меня. Пожалуйста. Я справляюсь, пока ты здесь. Поэтому Скарлетт отослала Присси посмотреть, что там осталось от завтрака, разогреть кашу и покормить ребенка. Что же до себя самой, то она убеждена была, что после такого денечка вообще никогда и ничего съесть не сможет. Часы на камине остановились, она не имела представления о времени. Но поскольку жара в комнате начала спадать и солнечные шпажки потускнели, Скарлетт решилась раздвинуть шторы и увидела, к своему удивлению, что день на исходе, а солнце – малиновый шар – завершает свой путь по небосводу. Почему-то она вообразила себе, что этот кошмарный полуденный зной останется теперь с нею навеки. Ей не терпелось узнать, что творится в городе. Может быть, еще не все войска ушли? И действительно ли янки на подступах? Неужели конфедераты отступили без единого выстрела? Сердце болезненно сжалось: она вспомнила, как мало осталось людей в армии Конфедерации – и как много людей у Шермана, сытых, здоровых бойцов. Шерман! Прямо Сатана. Да что Сатана! Властелин преисподней и вполовину не так страшен, как этот Шерман. Но сейчас не лучшее время для размышлений. Ежеминутно Мелани зовет ее и постоянно чего-то хочет: то ей воды, то холодное полотенце на лоб, то помахать веером, то мухи ползают по лицу – прогони их! Когда опустились сумерки, Присси зажгла лампу, и по дому заметались тени – как плакальщицы, как черные предвестники близкой смерти. Мелани начала слабеть. В горячечном бреду она твердила имя Эшли, звала его снова и снова и этой жуткой монотонностью довела Скарлетт до дикого желания придушить, заглушить ее голос подушкой. А может быть, доктор все-таки явится когда-нибудь? О господи, только бы побыстрей! И с новой надеждой она повернулась к Присси и наказала ей бежать бегом к дому Мидов и посмотреть, нет ли там самого доктора или хотя бы миссис Мид. – А если самого доктора нет, то спроси у миссис Мид и у поварихи, что нужно делать. Попроси их прийти! Присси с грохотом скатилась по лестнице, и Скарлетт увидела из окна, как проворно, оказывается, девчушка умеет двигаться. Такой прыти в этом никудышном подростке нельзя было и заподозрить. Вернулась она не скоро и одна. – Доктора весь день дома не было. Небось подхватился вместе с солдатами. А знаете, мисс Скарлетт, миста Фил-то преставился. – Это как? Умер? – Да, мэм, – подтвердила Присси, раздуваясь от важности. – Мне Тэлбот сказал, ихний кучер. Ему когда прострелили… – Не отвлекайся. Дальше. – А мисс Мид я и не видела. Кухарка говорит, мисс Мид его обмывает и обряжает, готовится закопать, а то янки-то уж почти что здесь. А вам кухарка велела передать: когда будет очень больно, то чтобы вы положили нож под мисс Мелли, ну, под кровать ейную, он и разрежет боль пополам. За столь полезную информацию Скарлетт готова была влепить ей очередную пощечину, но тут Мелани распахнула огромные свои, бездонные глаза и прошелестела: – Боже милостивый, неужели янки?.. – Нет, – решительно оборвала ее Скарлетт. – Присси вечно все выдумывает. Она лгунья. – Да, мэм, я такая, – с готовностью согласилась Присси. Но Мелани им провести не удалось. – Они подходят, подходят, – бормотала она, зарываясь лицом в подушку; оттуда донеслось еле слышное: – Бедный мой малыш, мой бедный малыш… – Затем, после долгой паузы: – О, Скарлетт, ты не должна оставаться здесь. Тебе нужно взять Уэйда и уехать. Мелани всего лишь произнесла вслух то, о чем думала и сама Скарлетт, не более того. Но, услышав свои мысли облеченными в слова, она вспыхнула от стыда и разозлилась. У нее что же – прямо на лице можно прочесть трусливые тайные помыслы? – Не будь гусыней. Я ничего не боюсь. Ты же знаешь, я тебя не оставлю. – Могла бы и оставить, ничего от этого не изменится. Я все равно умираю. – И она снова начала стонать и метаться. Медленно, как глубокая старуха, Скарлетт спускалась по темной лестнице, нащупывая каждую ступеньку и цепляясь за перила, чтобы не упасть. Дрожащие от усталости и напряжения ноги подламывались на ходу, тело обливалось холодным потом. Жалкое, хилое существо, совершенно без сил, она кое-как выбралась на парадное крыльцо и шлепнулась на верхнюю ступеньку. Откинулась назад, оперлась спиной о столбик крыльца и непослушными пальцами расстегнула глухой ворот и лиф почти до самой груди. Теплая нежная ночь обволакивала ее целительной тишиной. Скарлетт лежала и тупо, как вол, таращилась во тьму. Все позади. Мелани не умерла, и крохотный младенец, мальчик, от которого шуму было не больше, чем от новорожденного слепого кутенка, получил свое первое омовение на руках у Присси. Мелани заснула. Как она могла спать после таких кошмарных мук, да еще и невежественного родовспоможения, больше принесшего вреда, чем пользы? Скарлетт совершенно уверена была, что она-то сама уж точно бы умерла от такого обращения. А Мелани, когда все закончилось, даже еще пролепетала: «Благодарю вас», – правда, так тихо, что пришлось наклоняться к самым губам. И сразу после этого провалилась в сон. Как ей удалось – вот так взять и провалиться в сон? Скарлетт забыла, что и сама тоже после рождения Уэйда была унесена спасительным сном. Она забыла все. Сознание зияло пустотой. Весь мир зиял пустотой. Ничего не было, никакой жизни не существовало до этого бесконечного дня, и после тоже ничего не будет – только звук ее хриплого, загнанного дыхания, только струйки пота, ползущие из-под мышек к поясу, от бедер к коленям, – холодные, липкие, знобкие. Она заметила вдруг, что дышит прерывисто, с судорожными всхлипами, но глаза были сухи, как будто эта ночь выжгла все слезы и никогда больше она не сумеет заплакать. Медленно, пересиливая себя, она потянула свои тяжелые юбки и подняла их к бедрам. Ей было жарко и холодно в одно и то же время, но прикосновение ночного воздуха к лодыжкам хоть как-то освежало. Появилась ленивая, тупая мысль: а что сказала бы тетя Питти, если б увидела, как она разлеглась тут на парадном крыльце, задрав юбки и выставив на обозрение нижнее белье? Но ей было все равно. Ничто на свете не трогало ее. Время перестало существовать. Может быть, вечер только что наступил, а может, уже полночь. Она не знала и не хотела знать. Ей было все равно. Глаза слипались, и что-то тяжелое, похожее на сон, накрыло ее своим темным крылом; она услышала только шаги вниз по лестнице и успела подумать: «Господи, если можешь, покарай Присси». Затем – черный провал неизмеримой глубины и неизвестной длительности, и вот уже Присси стоит рядом и бодрым, довольным тоном щебечет: – Мы все сделали как надо, мисс Скарлетт. Небось матушка моя и то не сумела бы лучше! Скарлетт глядела на нее из-под ресниц, слишком усталая, чтобы прогнать девчонку, слишком усталая, чтобы отругать ее и перечислить беды, которые случились по вине этой неумехи, претендовавшей на опытность, коей не обладала. В самый ответственный момент она вообще растерялась, стала неловкой и неуклюжей, задевала куда-то ножницы, опрокинула на постель тазик с водой, уронила новорожденного младенца. И нате вам: стоит тут как ни в чем не бывало и упивается собственной ловкостью, какая она молодчина! Так янки, значит, хотят освободить негров? Ну, Бог им в помощь, освободителям, скоро узнают, что это за радость. Скарлетт лежала в полном молчании, прислонясь спиной к перилам крыльца, и Присси, догадавшись о ее настроении, тоже примолкла и удалилась куда-то на цыпочках. Прошло довольно много времени, пока Скарлетт восстановила, наконец, дыхание и навела порядок у себя в голове. И тогда она уловила слабый отзвук голосов с дороги и топот множества ног, идущих с севера. Солдаты! Скарлетт медленно выпрямилась, села и оправила юбки, хотя и знала прекрасно, что никто не разглядит ее в темноте. Когда они поравнялись с домом – почти невидимые, размытые тени, – она окликнула: – О, прошу вас! Одна тень отделилась от общей массы и подошла к калитке. – Вы уходите? Вы покидаете нас? Кажется, тень сняла шляпу. В темноте прозвучал спокойный голос: – Да, мэм. Именно так. Мы последние, кто оставался в окопах, примерно в миле к северу отсюда. – И вы… И армия действительно отступает? – Да, мэм. Понимаете, янки подходят. Янки подходят! Она и забыла про них. В горле внезапно застрял комок, и больше она не сумела вымолвить ни слова. Тень двинулась дальше, растворилась среди других теней. Топот ног удалялся во тьму. «Янки подходят! Янки подходят!» Об этом говорил ритм солдатских шагов, и в таком же ритме вдруг забилось глухими, сильными толчками ее сердце. Янки подходят! – Янки подходят! – взвыла Присси, тесно прижимаясь к ней. – О-о, мисс Скарлетт! Они нас всех до смерти поубивают! Они нам животы штыками вспорют! Они… – Ой, да тихо ты! О подобных вещах страшно даже подумать, зачем еще и говорить, да в таких жутких выражениях? Новая волна страха окатила Скарлетт. Что же делать? Как улизнуть? Куда обратиться за помощью? Она осталась совсем без друзей… Внезапно явилась мысль: Ретт Батлер. И спокойствие сразу развеяло страхи. Почему же она не подумала о нем утром, когда без толку разрывалась на части, как курица безголовая? Да, она его терпеть не может, но он сильный, он такой ловкач и не боится никаких янки. И он все еще в городе. Конечно, он ее бесит, а последний раз, когда они виделись, он сказал совершенно непростительное. Но в такое время, как сейчас, она сумеет быть выше подобных штучек. Вдобавок у него есть свой экипаж и лошадь. О, ну почему она не подумала о нем раньше! Вот кто может увезти их всех из этого гибельного места, подальше от янки, куда угодно, все равно куда. Она обернулась к Присси и заговорила быстро и горячо: – Ты знаешь, где живет капитан Батлер? Знаешь отель «Атланта»? – Да, мэм, но… – Хорошо, пойдешь туда, сейчас же. Беги со всех ног! Скажешь ему, что он мне нужен. Я хочу, чтобы он прибыл к нам, как можно скорее, и взял свою лошадь и коляску или санитарную карету, если сможет достать. Скажи ему про ребенка. Скажи, я хочу, чтобы он забрал нас отсюда. Ну, иди! Живо! Она рассталась с приятной лежачей позой, выпрямилась и подтолкнула Присси – надо же придать ускорение ее ногам. – Боже всемогущий, что вы, мисс Скарлетт! Как это я буду бегать тут одна в темноте? Я боюся! А вдруг янки меня схватят? – Если побежишь быстро, то сумеешь догнать тех солдат, а они тебя не отдадут никаким янки. Ну, живей! – Боюся! А вдруг капитана Батлера нет в отеле? – Тогда спросишь, где он. У тебя что, совсем смекалка отказала? Не будет его в отеле – пойдешь в бары на Декатур-стрит и везде его спрашивай. Пойдешь к дому Красотки Уотлинг. Ты на охотничьей тропе! Выследи его, разыщи! Дурочка, неужели не ясно, что если ты не поторопишься и не найдешь его, то янки уж точно схватят нас всех? – Мисс Скарлетт, мама выдерет меня хлопковой хворостиной, если я пойду в бар или в непотребный дом. Скарлетт рывком подняла себя на ноги: – А не пойдешь, так я сама тебя выдеру! Разве нельзя встать снаружи, на улице, и покричать ему? Или спросить у кого-нибудь, там он или нет. Все, пошла. Но Присси все медлила, переминалась с ноги на ногу и корчила плаксивые рожи. Тут уж Скарлетт дала ей такого тычка, что девчонка чуть было не скатилась кубарем с парадного крыльца. – Или ты идешь, или я продам тебя на Миссисипи. И не видать тебе больше никогда родной мамочки и никого из тех, кого ты знаешь. И продам я тебя, имей в виду, в полевые работники. Ну, живо! – Помилуй меня Господи! Мисс Скарлетт… Однако под решительным нажимом хозяйской длани девчушка сошла-таки с крыльца на дорожку. Звякнула калитка. Скарлетт крикнула вдогонку: – Бегом, я сказала, гусыня ты неповоротливая! Послышался быстрый топоток ног Присси, перешедших на рысь, потом звук замер, поглощенный мягкой землей. Глава 23 Когда Присси ушла, Скарлетт понуро побрела в нижний холл и зажгла лампу. Дом был как парная баня – он до сих пор держал в своих стенах полуденный жар. Мрачное отупение, владевшее Скарлетт, понемногу отступало, и желудок потребовал пищи. Она вспомнила, что со вчерашнего вечера вообще ничего не ела, кроме ложки мамалыги, и, прихватив лампу, отправилась на кухню. Огонь в плите давно потух, но дышать все равно было нечем. В кухонном шкафу обнаружилось с пол-лепешки твердого кукурузного хлеба, она принялась жадно его обкусывать, а сама пока искала еще чего-нибудь съестного. В горшке оставалась еще мамалыга. Зачерпнув ее большой поварешкой, Скарлетт даже не донесла ее до тарелки, так и ела. Надо бы посолить – и хорошо посолить, но Скарлетт хотелось есть, а не рыскать в поисках соли. Четырех больших ложек хватило, чтобы голод отошел на второй план, – только теперь она поняла, что тут, оказывается, можно просто помереть от духоты. С лампой в одной руке и с куском лепешки в другой она вышла в холл. Скарлетт понимала, что нужно подняться наверх и посидеть с Мелани. Если там будет что-то не так, то ведь эта слабенькая даже позвать ее не сможет. Но сама мысль о том, чтобы вернуться в комнату, где она провела столько кошмарных часов, была нестерпима. Она бы не смогла туда подняться, даже если Мелани окажется при смерти. Она вообще больше не хочет видеть этой комнаты. И, поставив лампу на подставку возле окна, она возвратилась на парадное крыльцо. Здесь было прохладней, гораздо прохладней, хоть ночь и разливала в воздухе нежное тепло. Лампа отбрасывала на ступеньки слабый, размытый кружок света, Скарлетт туда и уселась, снова принявшись за свой кукурузный огрызок.