– О, но почему, зачем он так поступил? – крикнула Мелани. – Они ведь не могли сделать ему ничего плохого! – Он сказал, что хочет разместить в городе своих людей на отдых. И лошадей тоже, – пояснил Фрэнк. – Шерман дал им отдохнуть до середины ноября, потом приказал двигаться дальше. А уходя, устроил пожар и спалил весь город дотла. – Ой, не может быть! Как это дотла? Что-то осталось, конечно! – Девушки кричали все разом, страшно расстроенные. Такое не укладывалось в голове – чтобы этот большой, процветающий город, который они знали и помнили, город, в котором жили тысячи людей и где на каждом углу толпились солдаты, – вдруг исчез бы с лица земли. Хорошенькие домики под тенистыми деревьями, лавки, магазины, прекрасные отели – и ничего этого нет? Мелани уже готова была разразиться слезами: она родилась в Атланте и другого дома не знала. У Скарлетт упало сердце: она полюбила этот город, он стал ей вторым домом, после «Тары». Фрэнку пришлось спешно поправлять дело. – Я не так выразился. Конечно, не все сгорело. Почти, но не все. Его очень обеспокоило выражение лиц у девушек. Он всегда старался выглядеть жизнерадостным, потому что был убежден, что огорчать дам недопустимо ни при каких обстоятельствах. При виде расстроенной дамы он и сам расстраивался и чувствовал себя совершенно беспомощным. Нет, не может он сказать им самое худшее. Пусть узнают от кого-нибудь еще. Невозможно рассказать им, что увидела армия южан на месте Атланты. Кварталы печных труб, торчащих черными свечами над пепелищем; завалы из обгорелых обломков, груды битого кирпича посреди улиц; обугленные, искореженные сучья, медленно и страшно перекатываемые ветром над этим хламом, и голые деревья, погубленные огнем. Фрэнк вспомнил, как заныло у него в душе, вспомнил распоследние проклятия, которыми поливали конфедераты побывавшего в городе врага. Фрэнк надеялся, что дамы никогда и ни от кого не услышат об ужасе разграбленного кладбища. Там были погребены родители Мелани и Чарли Гамильтона. Кладбищенские картины до сих пор преследовали Фрэнка, как дурной сон. Стремясь найти драгоценности, которые могли быть на умерших, солдаты янки крушили своды склепов, раскапывали могилы. Они грабили трупы, сбивали с гробов золотые и серебряные именные таблички, сдирали накладные серебряные украшения и ручки. Среди разбитых гробовых досок валялись вповалку скелеты и еще сохранившиеся тела – чудовищное и жалкое зрелище. Про собак и кошек тоже не расскажешь. Дамы так носятся с домашними животными. А там – тысячи голодных кошек и собак, вмиг ставших бездомными, когда их хозяев грубо выдворили из города. Фрэнк испытал почти такое же потрясение, как на кладбище: ведь Фрэнк любил кошек и собак. Он увидел напуганных и злобных, дрожащих и прожорливых хищников, диких лесных зверей. Сильные нападали на слабых, слабые следили за слабейшими, подкарауливая их смерть, чтобы сожрать их. А над развалинами города, в холодном высоком небе грациозно парили зловещие тени стервятников… Фрэнк рылся в памяти, выискивая информацию помягче, чтобы приободрить дам. – Некоторые строения остались, – сказал он. – Это отдельно стоящие дома, вдали от других построек. Огонь их не достал. Сохранились церкви, помещение масонской ложи, несколько магазинов. Но деловые кварталы и все, что расположено было вдоль железнодорожных путей, в районе Пяти Углов, – увы, леди, этой части города не существует больше. Скарлетт горестно всплеснула руками: – Значит, и того склада, что завещал мне Чарлз, тоже нет? – Если он находился у путей, то да, к сожалению, но… – Фрэнк неожиданно просиял. И как это он раньше не сообразил! – Леди, ликуйте! Дом вашей тетушки Питтипэт устоял! Повреждения есть, конечно, но ведь стоит себе! – О! Как же он уцелел? – Он же кирпичный и чуть ли не единственный в Атланте под шиферной крышей, а шиферу искры нипочем. Кроме того, он самый дальний на северной окраине, а в той стороне огонь не слишком бушевал. Конечно, внутри дома янки покуражились вволю. Все поломали, порушили, что могли. Камин топили плинтусами и перилами красного дерева! Но это так, семечки. Главное – остов хороший. На прошлой неделе, когда я видел мисс Питти в Мейконе, то… – Вы ее видели! И как она? – Превосходно. Превосходно. Так вот, когда я ей сказал, что ее дом цел, она тут же настроилась ехать. То есть если этот старый негр, Питер, ей позволит. Кстати, многие уже вернулись. В Мейконе сейчас очень нервная обстановка. Шерман не брал Мейкона, но все в страхе, что нагрянут конники Уилсона, а это будет почище Шермана. – Да, но что за глупость – возвращаться, когда там ничего нет! Где им жить? Как они устраиваются? – Мисс Скарлетт, они живут в палатках, в шалашах, кое-как сколоченных лачугах, теснятся по пять-шесть семей в немногих уцелевших домах. И начинают отстраиваться. Так что это вовсе не глупость, мисс Скарлетт, не скажите. Вы же знаете, какой народ в Атланте. Они прочно осели на этом месте, вросли в него, как чарлстонцы в свой Чарлстон. Чтобы их разделить с Атлантой, нужно что-то посильнее, чем янки или пожар. В Атланте народ – прошу прощения, мисс Мелли, – упрямый как мул, его с этого места ничем не сдвинешь, почему – не знаю. Я-то всегда считал этот город чересчур кипучим и напористым. Правда, я по натуре сельский житель и городов не люблю вообще. И позвольте вам сказать: те, что возвращаются первыми, – это и есть самые умные и хваткие. Кто приедет последним, не найдет ни дощечки, ни камешка, ни кирпичика от своего дома. Все полезное будет уже растащено для постройки других домов. Да вот вам: не далее как третьего дня встречаю я миссис Мерривезер с дочерью и этой их старой негритянкой – собирают кирпичи в тачку! А миссис Мид мне сказала, что подумывает о бревенчатой хижине – вот вернется доктор Мид и поможет построить. Говорит, жила в такой, когда только приехала в Атланту, тогда еще Мартасвилл, – жила и опять поживет, запросто. Шутила, конечно, но из этого вы можете заключить, какое там настроение. – Я думаю, они обладают громадной силой духа, – с гордостью произнесла Мелани. – Правда ведь, Скарлетт? Скарлетт кивнула, чувствуя, как наполняет ее гордость вперемешку с горькой радостью за город, удочеривший ее. Как сказал Фрэнк, это был кипучий и напористый город, именно потому она и полюбила его. В нем не было чопорности, он не погряз в традициях, как другие города, постарше, он отличался буйством молодости, и это соответствовало ее собственному характеру. «Я похожа на Атланту, – подумала она. – Чтобы меня согнуть, потребуется нечто гораздо более сильное, чем янки или пожар». – Если тетя Питти собирается в Атланту, нам лучше тоже вернуться и жить с ней, ведь так, Скарлетт? – сказала Мелани, прерывая ход ее мысли. – Она там умрет от страха в одиночестве. – Нет, ну ты подумай, Мелли, я могу оставить все это? – сердито спросила Скарлетт. – Если тебе так не терпится поехать – пожалуйста, поезжай, я не буду тебя останавливать. – О, я об этом и не подумала, дорогая! – воскликнула Мелани, мучительно краснея от собственной бестактности. – Как это безрассудно с моей стороны! Конечно, ты не можешь бросить «Тару». Да и потом… Дядя Питер с кухаркой вполне смогут позаботиться о тетушке. – Тебя здесь ничто не удерживает, – сухо сказала Скарлетт. – Ты же знаешь, я не могу от тебя уехать, – отвечала Мелани. – Я-то уж точно умру от страха без тебя. – Живи своим умом. Кроме всего прочего, тебе меня не затащить обратно в Атланту. Не успеют они там отстроить несколько домов, как Шерман вернется и опять все сожжет. – Он не вернется, – тихо сказал Фрэнк и опустил голову. – Он прошел через весь штат к побережью. Саванна захвачена на этой неделе. По слухам, янки собираются теперь в Южную Каролину. – Саванну взяли! – Да. Саванна ничего не могла сделать, кроме как сдаться. Не было людей, чтобы удержать ее. Несмотря на то что задействовали каждого, то есть буквально каждого мужчину, кто хотя бы мог переставлять ноги. А вам известно, что когда янки подходили к Милледжвиллу, то наши поставили под ружье всех кадетов из военных училищ, не спрашивая, кому сколько лет? А о том, что открыли ворота тюрьмы штата, чтобы получить свежее пополнение? Так вот. Выпустили на свободу всех осужденных, кто пожелал сражаться, и обещали помилование, если они, конечно, выживут на войне. У меня мороз по коже, как подумаю, что эти юные кадеты в одном строю с ворами и головорезами. – Вот славно – преступникам дали свободу, на нашу голову! – Ну-ну, мисс Скарлетт, не надо так это воспринимать. Они отсюда очень далеко, к тому же из них могут выйти отличные солдаты. По-моему, вору ничто не мешает стать хорошим бойцом, а? – Я думаю, это замечательное решение, – мягко сказала Мелани. – А я нет, – категорическим тоном заявила Скарлетт. – У нас и без того воров достаточно шныряет по округе, что янки, что… Она вовремя спохватилась, но мужчины засмеялись. – Что янки, что наш департамент снабжения, – закончили они за нее, и Скарлетт вспыхнула. – А где же армия генерала Худа? – поспешно вмешалась Мелани. – Генерал, безусловно, мог бы удержать Саванну. – Ну-у, мисс Мелани. – Фрэнк покачал головой удивленно и с укором. – Генерал Худ вообще не бывал в этом районе. Он ведет бои в Теннесси, пытается оттянуть войска янки из Джорджии. – И разве не отлично сработал этот его маленький планчик? – саркастически протянула Скарлетт. – Сам ушел, а эти чертовы янки пускай себе гуляют по нашей земле, когда в защитниках у нас остались одни школьники, каторжники да старики из самообороны. – Дочь! – возвысил голос Джералд. – Ты невежда и грубиянка. Твоя мама будет очень огорчена. – Да! Чертовы янки! – кричала запальчиво Скарлетт. – И не ждите, что я буду называть их иначе! При упоминании об Эллен всем стало не по себе, беседа сразу иссякла. Мелани опять взялась спасать положение: – Мистер Кеннеди, когда вы были в Мейконе, не встречались ли вам Индия и Душечка Уилкс? Не знают ли они… Нет ли у них известий об Эшли? – Право, мисс Мелли, вы же понимаете, если б я узнал что-то об Эшли, я бы прямиком прискакал сюда из Мейкона сообщить вам, – укоризненно сказал Фрэнк. – Нет, ничего нового у них нет, но напрасно вы так мучаетесь по этому поводу, мисс Мелли. Я понимаю, вы долгое время ничего о нем не слышите, но ведь и нельзя ожидать вестей от человека, когда он в тюрьме, разве не так? А у янки в тюрьмах положение не настолько скверное, как в наших. По крайней мере, у янки полно еды, лекарств достаточно и одеял хватает на всех. Не то что у нас. Нам и себя-то не прокормить, тем более пленных. – О да! У них всего полно! Вот только пленным ничего не достается, – заговорила Мелани горько и страстно. – Вам все это известно, мистер Кеннеди. А говорите вы так для того только, чтобы меня немного утешить. Вам известно, что наши мальчики замерзают там у них, страшно голодают и умирают, не получая ни лекарств, ни врачебной помощи просто потому, что янки нас ненавидят! О, если б мы могли стереть всех янки с лица земли! Я знаю, что Эшли уже… – Не смей этого произносить! – вскрикнула Скарлетт в дикой панике. До тех пор пока никто не сказал, что Эшли умер, душа ее будет упорно держаться за кончик надежды; но у нее было такое ощущение, что стоит кому-нибудь произнести при ней вслух эти слова – и все, в тот же миг его не станет. – Послушайте, миссис Уилкс, не надо так убиваться по мужу, – сказал примирительно одноглазый солдат. – Меня вот сначала захватили, после Маласс, а потом обменяли. И пока я сидел у них в тюрьме, они мне весь аппетит отбили своими жареными цыплятами да бисквитами. Мелани чуть улыбнулась и впервые на памяти Скарлетт проявила какую-то живость в присутствии мужчины. – Мне кажется, – сказала Мелани, – среди нас есть большой выдумщик. А вы как думаете? – Да как и вы! – Одноглазый рассмеялся и звонко хлопнул себя по ноге. – Если вы не против, давайте перейдем в гостиную, я спою вам веселые рождественские гимны, – предложила Мелани, довольная, что можно сменить тему. – Пианино – единственная вещь, которую янки не сумели вытащить. Правда, оно ужасно расстроенное, да, Сьюлен? – Ужаса-ающе! – протянула Сьюлен, улыбаясь Фрэнку и не сводя с него счастливых глаз. Фрэнк, однако, замешкался и, когда все выходили из столовой, придержал Скарлетт за рукав: – Могу я переговорить с вами наедине? Момент неловкости… Скарлетт испугалась, что он спросит насчет поголовья скота, и приготовилась правдоподобно лгать. Они остались одни. Стоя напротив нее у камина, Фрэнк вдруг утратил свою фальшивую жизнерадостность, которая как-то скрашивала в обществе его внешность, и Скарлетт увидела, что перед ней почти старик. Высохшая, блеклая кожа – как опавшая листва, усеявшая лужайку; в рыжеватых жиденьких бакенбардах светится седина. Он рассеянно поскреб их, потом несколько раз прочистил горло весьма раздражающим образом, все не решаясь заговорить. Наконец приступил: – Я очень, очень сожалею о вашей матушке, мисс Скарлетт. – Пожалуйста, не надо об этом. – А ваш папаша, это он с тех пор так?.. – Да. Он… Он не в себе, как вы заметили. – Он очень ею дорожил. Естественно… – О, мистер Кеннеди, прошу, давайте не будем говорить об этом. – Прошу прощения, мисс Скарлетт. – Он занервничал, зашаркал ногами на одном месте. – Дело в том, что я хотел переговорить об одном предмете с вашим отцом, но теперь вижу, что толку не будет. – Может быть, я сумею вам помочь, мистер Кеннеди? Видите ли, теперь я глава семьи. – Что ж, я… – начал Фрэнк и опять принялся теребить нервными пальцами растительность на лице. – Суть в том… Ну хорошо, мисс Скарлетт, я имел целью спросить его о мисс Сьюлен. – Вы хотите сказать, что еще не говорили с папой о Сьюлен? – Скарлетт давно так не забавлялась: вот так раз! – Да ведь вы уж сколько лет за ней ухаживаете! Он покраснел, смущенно улыбнулся и вообще повел себя как робкий, застенчивый юнец: – Ну-у, я-а… я не знал, пойдет ли она за меня. Я много старше ее, а тут столько молодых прелестников резвилось вокруг «Тары»… «Ха! Только резвились-то они вокруг меня, – подумала Скарлетт. – А Сьюлен тут ни при чем».