– А что натворили эти законники? – Они наотрез отказались ратифицировать поправку, – пояснил дедушка Мерривезер с явной гордостью. – Для янки это послужит уроком. – Черт, как бы это не обернулось неприятностями. Прошу прощения, Скарлетт, – сказал Эшли. – Что за поправка? – с умным видом спросила Скарлетт. Политика ее не касалась, и Скарлетт редко тратила на это время. Однако она слышала о тринадцатой поправке, ратифицированной. Вроде бы недавно, или, быть может, это была шестнадцатая поправка, но что означает слово «ратификация», она не имела представления. Непонимание отразилось на ее лице, и Эшли, улыбаясь, пришел на помощь: – Знаете, это поправка, позволяющая неграм голосовать. Она была представлена законодательному собранию, и оно ее отклонило. – И очень глупо с их стороны! Сами понимаете, что янки навяжут нам ее силой! – Вот и я об этом, – согласился Эшли. – А я горжусь нашим законодательным собранием! Горд их мужеством! – шумел дядя Генри. – Если мы не захотим, янки ничего нам не смогут навязать. – Смогут и навяжут, – возразил Эшли. Голос его звучал спокойно, но в глазах была тревога. – И нам придется гораздо хуже, чем теперь. – Ах, Эшли! Хуже, чем сейчас, уже некуда! – Уверяю вас, может быть хуже. Гораздо хуже, чем сейчас. Предположим, что в законодательном органе будут негры? А если у нас изберут губернатора из черных? Предположим, у нас появится еще более жесткая военная власть, что тогда? Постепенно до Скарлетт начал доходить смысл происходящего, и глаза у нее округлились от страха. – Я долго думал, что будет наилучшим выходом для Джорджии… наилучшим выходом для всех нас, – продолжал Эшли, и лицо его напряглось. – Разумно ли нам следовать примеру законодательного собрания и дразнить Север, чтобы целая армию янки напустилась на нас и заставила-таки предоставить право голоса неграм, хотим мы того или не хотим. А может быть, лучше проглотить свою гордость, красиво подчиниться и поскорее забыть, что произошло. В конце концов, итог окажется одинаковым. Мы беспомощны. Нам ничего другого не остается, как только принять горькое лекарство, которое нам дают. Возможно, для нас будет лучше выпить его и не брыкаться. Скарлетт почти не воспринимала слова Эшли. Конечно, он видит все стороны вопроса, она же – только одну: как эта пощечина северянам отразится на ней самой. – Собрался стать радикалом и голосовать за республиканцев, Эшли? – резко и зло спросил дед Мерривезер. Наступило тяжелое молчание. Скарлетт заметила, как рука Арчи метнулась к пистолету и остановилась. Арчи считал и часто говорил, что дед – старый пустозвон, и уже был готов вступиться за мужа мисс Мелани, даже если муж Мелани несет ахинею. Растерянность во взгляде лице Эшли вдруг сменилась гневом, но, прежде чем он успел что-то сказать, дядя Генри набросился на деда: – Ты, старый хрен! Прости меня, Скарлетт. Не смей, старый осел, так говорить об Эшли! – Эшли может сам постоять за себя, и не надо его защищать, – холодно заметил дед. – Но говорил он как саквояжник. Подчиниться! Черт! Прощу прощения, Скарлетт. – Я не верил в отделение, – возмущенно заговорил Эшли. – Но когда Джорджия отделилась, я был с ней. И я не верил в войну, но был на фронте. Не верю я и в то, что будет какая-то польза, если еще больше злить янки. Но если наше законодательное собрание постановило, я буду заодно с ним. Я… – Арчи, – резко вмешался дядя Генри, – отвези мисс Скарлетт домой. Ей тут не место. Политика не женское дело, вдобавок сейчас начнется настоящая ругань. Давай, Арчи. Спокойной ночи, Скарлетт. Они ехали Персиковой улицей, а сердце у Скарлетт все колотилось от страха. Чем может угрожать ей эта дурацкая выходка законодательного собрания? Вдруг янки так разозлятся, что отнимут у нее лесопилки? – Да уж, – бормотал Арчи, – слыхал я, что кролики плюют в морды бульдогам, а сам до сего дня не видывал. Все равно что орать: «Ура Джеффу Дэвису и Южной Конфедерации». И что хорошего для них да и для нас? Эти янки, любители черномазых, так и так решили поставить черных над нами. Но мне по душе, что наши законники утерли им нос! – По душе? Вот те на! Ему это по душе? Да их перестрелять мало! Теперь янки накинутся на нас, как утка на майского жука. Вот почему нельзя было рати… ради… в общем, сделать то, чего от них ждали, и успокоить янки, а не мутить опять воду! Янки решили нас согнуть, и нам все равно придется подчиниться, рано или поздно. – Подчиниться без борьбы? У женщин гордости не больше, чем у коз. Когда Скарлетт все же взяла себе из тюрьмы десять арестантов, по пять на каждую лесопилку, Арчи выполнил свою угрозу и отказался иметь с ней какие-либо дела. Ни мольбы Мелани, ни обещание Фрэнка увеличить ему плату не могли заставить его снова взять вожжи в руки. Арчи охотно сопровождал Мелани, Питти, Индию и их друзей в разъездах по всему городу, но только не Скарлетт. Он даже и других дам не возил, если у них в экипаже сидела Скарлетт. Ситуация создалась неприятная и щекотливая – иметь судьей над собой старого разбойника, а еще неприятней было сознание, что и семья, и знакомые согласны с ним. Фрэнк чуть ли не на коленях умолял ее не делать этого. Эшли первоначально отказался работать с заключенными, а уступил только после долгих уговоров и слез, взяв со Скарлетт обещание, что с наступлением лучших времен она наймет вольных негров. Соседи выражали столь явное неодобрение, что Фрэнк, Питти и Мелани боялись поднять глаза. Даже Питер и Мамми заявили, что зря Скарлетт связалась с преступниками и ничего хорошего из этого не выйдет. Все открыто говорили, что нельзя строить свое благополучие на несчастных и обездоленных, даже если они попали в тюрьму. – Но мы не возражали, когда на вас работали рабы! – возмущалась Скарлетт. Ну, это другое дело. Разве они были несчастными и обездоленными? Во времена рабства неграм жилось намного лучше, чем после освобождения, а если она не верит, то пускай оглядится вокруг! Но, как всегда, встретив сопротивление, Скарлетт с еще большим упорством устремилась к намеченной цели. Она отстранила Хью от управления лесопилкой, поручив ему доставку готовых материалов, и оговорила все условия работы с Джонни Галлегером. Один только Джонни одобрил ее решение привлечь к работе преступников. Он кивнул своей круглой упрямой головой и сказал, что она это ловко придумала. Скарлетт посмотрела на бывшего жокея, крепко стоящего на кривых коротких ногах, вгляделась в физиономию злого гнома и подумала: «Тот, кто доверял ему своих лошадей, не очень-то беспокоился об их судьбе. К своим лошадям я бы не подпустила его на пушечный выстрел». Но она не терзалась угрызениями совести, когда решила доверить ему бригаду заключенных. – Мне будет предоставлена полная свобода действий? – спросил он, глядя на Скарлетт холодными, как серые агаты, глазами. – Самая полная. Мне надо лишь одно: чтобы лесопилка работала и давала материал, и чем больше, тем лучше. – Идет, – коротко бросил Джонни. – Я предупрежу мистера Уэллберна, что ухожу от него. Он вразвалочку прошел между рабочими – каменщики, плотники и подручные уступали ему дорогу. Настроение у Скарлетт заметно поднялось. Джонни определенно тот человек, в котором она нуждалась. Жесткий и знающий. «Выпивоха-ирландец, решивший разбогатеть», – презрительно охарактеризовал его Фрэнк, но тем-то он и был хорош для нее. Она знала, что ирландец, намеренный чего-то добиться в жизни, – человек ценный, вне зависимости от его личных качеств. Скарлетт даже почувствовала в нем родственную душу, поняв, что Джонни знает, что такое деньги, и умеет их добывать, что многие люди в ее окружении делать не хотят или не могут. В первую же неделю он оправдал все ее ожидания, добившись с пятью заключенными большего, чем удалось Хью с десятком вольных негров. У Скарлетт появилось много свободного времени. Раньше она без отдыха металась между лесопилками, но Джонни, которому не нравилось ее присутствие в его владениях, откровенно сказал ей: – Вы занимаетесь реализацией, я занимаюсь производством. Лагерь заключенных не место для леди, и если вам никто не говорил это, то я, Джонни Галлегер, говорю вам сейчас. Я поставляю вам лес? Поставляю. В таком случае за мной нечего присматривать. Я не мистер Уилкс. Это за ним нужно присматривать, за мной нет. Скарлетт скрепя сердце подчинилась, опасаясь, что из-за слишком частых ее наездов он уйдет, а это будет означать для нее крах. Ей не понравилось, как Джонни отозвался об Эшли. Обиднее всего было то, что он был прав. Заключенные у Эшли работали не намного лучше вольных негров, но почему, он не мог объяснить. Кроме того, он вроде бы стыдился работать бок о бок с преступниками и почти перестал разговаривать с ней последнее время. Перемены, произошедшие с ним, не на шутку встревожили ее. Его светлые волосы стали седеть, а плечи устало опустились. И улыбался он теперь очень редко. Больше не было того чудесного Эшли, который несколько лет назад поразил ее воображение. Создавалось впечатление, что он едва сдерживает глубокую внутреннюю боль. Еще эта скорбная непонятная складка у рта… Ей хотелось взять его голову в ладони и, гладя седеющие пряди волос, сказать: «Расскажи мне, что беспокоит тебя! Я уберу твою тревогу. Увидишь, тебе станет легче». Но она не смела, видя, как сухо и отчужденно он держится с ней. Глава 43 В декабре выдался один из тех редких дней, когда вдруг становится тепло, как в пору бабьего лета. Дуб во дворе у тети Питти еще шуршал сухими бурыми листьями, пожухлая трава кое-где отдавала зеленью. Скарлетт с ребенком на руках вышла на боковое крыльцо и села на солнышке в кресло-качалку. На ней было новое зеленое платье, пышно отделанное черной тесьмой, и новый кружевной домашний чепец, сшитый для нее тетей Питти. И то и другое очень шло ей, Скарлетт знала это и пребывала в отличном настроении. Как же приятно опять выглядеть красоткой после долгих месяцев ужасающего вида! Покачивая девочку и тихо напевая, она услышала на улице стук копыт, с любопытством взглянула и сквозь заросли виноградной лозы увидела Ретта Батлера, скачущего к дому. Его давно не было в Атланте – с тех пор, как умер Джералд, и задолго до появления Эллы Лорены. Скарлетт по нем скучала, но сейчас страстно хотела избежать встречи с ним. По правде говоря, при виде его смуглого лица в ее груди возникло паническое чувство вины. Дело касалось Эшли, ей было совестно, но говорить о нем с Реттом совершенно не хотелось, но она знала, что он все равно ее вынудит, несмотря на нежелание. Ретт подъехал к калитке, легко спрыгнул на землю, и Скарлетт, с беспокойством его разглядывая, невольно вспомнила иллюстрации из книги, которую Уэйд часто просил ему почитать. «Ему бы только серьгу в ухо и нож в зубы, – подумала она. – Что же, пират он или нет, но сегодня ему не удастся перерезать мне горло». Когда Ретт шел по дорожке, она окликнула его, изобразив самую обворожительную улыбку. Как удачно, что сегодня на ней новое платье и чепец в тон, и все это ей очень к лицу. Он быстро оглядел ее с ног до головы, и Скарлетт с удовольствием отметила, что нравится ему. – Еще одно чадо! Какой сюрприз, Скарлетт! – засмеялся он, наклоняясь и отворачивая край одеяла, закрывавшего личико Эллы Лорены. – Не глупите! – вспыхнула она. – А как ваши дела, Ретт? Вы долго пропадали. – Да, долго. Разрешите, Скарлетт, я подержу вашего ребенка. Не бойтесь, я знаю, как их держать. У меня масса странных достоинств. О, вылитый Фрэнк. Вот только не хватает бакенбардов, но это вопрос времени. – Надеюсь, что нет. Это девочка. – Девочка? Тем лучше. С мальчиками одни проблемы. Не заводите больше мальчишек, Скарлетт. У нее на языке уже вертелся ответ, что она не собирается вообще больше иметь детей, ни мальчиков, ни девочек, но вовремя спохватилась и принялась быстренько подыскивать другой предмет светской беседы, чтобы как-то отдалиться от кошмарной темы, которой не желала касаться. – Как съездили, Ретт? Где вы побывали на этот раз? – О, на Кубе, в Новом Орлеане и других местах. Держите вашу малышку, Скарлетт. Она начинает пускать слюни, а платок достать я не могу. Какое милое дитя, но оно перепачкает мне всю манишку. Скарлетт снова положила девочку на колени, а Ретт, небрежно прислонившись к стойке перил, вынул сигару из серебряного портсигара. – Вечно вы ездите в Новый Орлеан, – заметила она и чуть надула губки. – Но никак мне не скажете, чем там занимаетесь. – Я, знаете ли, трудолюбивый человек. Может быть, у меня там дела. – Трудолюбивый! Вы! – язвительно засмеялась она. – Да вы в жизни никогда не работали. Вы слишком ленивы. Вы только и делаете, что финансируете воровские махинации саквояжников, забираете себе половину прибыли и подкупаете чиновников янки, чтобы вам позволяли грабить нас, честных налогоплательщиков. Ретт откинул голову и расхохотался: – Как бы вам хотелось иметь много денег, чтобы подкупать чиновников и поступать точно так же! – Да сама мысль… – начала возмущенно Скарлетт. – Впрочем, не исключено, что в один прекрасный день у вас появятся деньги, и тогда уж вы развернетесь. Возможно, даже откажетесь от труда заключенных. – О! – Она смутилась. – Каким же образом вы все так быстро разузнали? – Я приехал вчера и провел вечер в «Веселой девчонке», где всегда услышишь последние сплетни. Вот где можно узнать все обо всех. Это получше дамского кружка кройки и шитья. Каждый счел своим долгом сообщить мне, что вы наняли бригаду заключенных и поставили над ними этого кривоногого коротышку Галлегера, а он заездит их до смерти. – Ложь, – сердито сказала она. – Никого он не заездит. Я сама прослежу.