– Вы уходите? – Да. Вы рады? Оставляю вас наедине с остатками вашей совести. Ретт помолчал и, взглянув на девочку, протянул ей палец. Она за него крепко ухватилась. – Фрэнка, наверное, распирает гордость? – О, конечно. – Строит, наверное, массу планов? – Не без этого. Вы же знаете, как глупо квохчут мужчины вокруг своих малышей. – Тогда передайте ему, – сказал Ретт и остановился, как-то странно глядя на Скарлетт, – передайте ему: если он хочет, чтобы его планы осуществились, то пусть чаще по вечерам сидит дома. – Что это значит? – То, что я сказал. Передайте: пусть сидит дома. – Какой вы испорченный! Намекать, что бедный Фрэнк… – О господи! – загоготал Ретт. – Я не говорю, что он гоняется за женщинами! Фрэнк! О господи! И, все еще смеясь, он спустился с крыльца. Глава 44 В тот мартовский день было ветрено и холодно, и Скарлетт, выезжая на Декатурскую дорогу, к лесопилке Джонни Галлегера, натянула полость до самых подмышек. В последнее время ездить одной было опасно, и она знала это, – гораздо опаснее, чем прежде: негры совсем распоясались. Как и предсказывал Эшли, отказ законодательного органа ратифицировать поправку обернулся бедой. Решительное ее неприятие оказалось пощечиной разъяренному Северу, и расплата не заставила себя ждать. Север твердо стоял на том, чтобы негры в Джорджии получили право голоса. Штат был объявлен мятежным, и в нем было введено строжайшее военное положение. Джорджия как штат вообще перестала существовать и вместе с Флоридой и Алабамой вошла в «Военный округ номер три», подчиненный федеральному генералу. Если и раньше жизнь была полна разных тревог и забот, то теперь их стало вдвое больше. Суровые правила, установленные год назад военными властями, теперь уже казались мягкими по сравнению с приказами генерала Поупа. От перспективы негритянского правления будущее представлялось совершенно беспросветным, белое население штата беспомощно терзалось горечью. Что касается негров, то, преисполнившись сознания собственной важности и сообразив, что за их спиной стоит армия янки, они повели себя еще более оскорбительно. Перед ними никто уже не мог чувствовать себя в полной безопасности. В это безумное и страшное время Скарлетт, хоть и напуганная, но весьма решительная, продолжала ездить в одиночку, держа под рукой пистолет Фрэнка. Она тихо проклинала законодателей за то, что они сильно осложнили ей жизнь. Что толку от их горделивой позы, которую все называют смелой? Стало только хуже. Подъехав к тропе, петлявшей меж голых деревьев, Скарлетт нервно поцокала языком, погоняя лошадь. Тропа вела вниз, к ручью, к омерзительному скоплению истрепанных армейских палаток и обмазанных глиной хижин. В Атланте и окрестностях это место пользовалось дурной славой. Здесь находили прибежище совсем опустившиеся негры, черные проститутки и белые бедняки, превратившиеся в отбросы общества. Поговаривали, что здесь скрываются белые преступники, и, когда солдаты кого-то искали, они первым делом кидались сюда. Стрельба и поножовщина происходили тут с такой регулярностью, что власти предпочитали не вмешиваться, предоставляя самим обитателям злачного места решать свои темные дела. В чаще леса была устроена винокурня, там из кукурузы гнали дрянное виски, и по ночам берега ручья оглашались пьяными воплями и руганью. Даже янки признавали, что поселок стал рассадником заразы и его нужно стереть с лица земли, но никаких шагов не предпринимали. Особенно громко возмущались таким положением жители Атланты и Декатура, которым приходилось ездить этой дорогой. Мужчины держали под рукой пистолеты, а женщины старались не показываться там даже в сопровождении мужчин, зная, что пьяные негритянки, рассевшиеся у дороги, примутся кричать им в лицо оскорбления. Пока рядом был Арчи, Скарлетт не обращала на них внимания, так как при нем даже самые наглые не смели издеваться над ней. Но с тех пор, как она стала ездить одна, всякие гадости и неприятности так и сыпались. Пьяные шлюхи словно старались перещеголять друг дружку в изощренной брани, и Скарлетт ничего другого не оставалось, как молча терпеть, стиснув зубы. И ведь никому не пожалуешься! Соседи с торжествующим видом заметили бы: «А что же вы хотели?», а семья принялась бы снова занудно отговаривать ее. Но Скарлетт решила не останавливаться ни перед чем. Какое счастье, что сегодня у дороги нет этих оборванок! Пересекая тропинку, ведущую в поселение, она с отвращением взглянула на хижины в низине, залитой косыми лучами закатного солнца. Подул сильный ветер, и ей в нос ударил запах жареной свинины, дыма и уборной. Отвернув лицо, Скарлетт хлестнула лошадь, чтобы поскорее миновать это мерзкое место. Едва она успела перевести дух, как сердце ее подпрыгнуло к самому горлу при виде огромного негра, выскользнувшего из-под раскидистого дуба. Она испугалась, но головы не потеряла и, натянув вожжи, схватила пистолет Фрэнка. – Чего тебе надо? – закричала Скарлетт, собирая все свое мужество. Гигант спрятался за дерево и взмолился: – Господи! Не стреляйте, мисс Скарлетт, в Большого Сэма! Большой Сэм! От неожиданности она опешила, не зная, что и думать. Большой Сэм, десятник из «Тары», которого она последний раз видела в дни осады. Что он тут делает? – Выходи и дай на тебя взглянуть, если ты действительно Большой Сэм! Босой негр осторожно вышел из своего укрытия. На нем были штаны из грубой ткани и потрепанный синий мундир северян, едва доходивший ему до пояса. Убедившись, что ее не обманывают, Скарлетт сунула оружие за обивку коляски и улыбнулась: – О, Сэм! Очень рада тебя видеть! Закатив от радости глаза, сверкая белыми зубами, Сэм бросился к коляске и схватил ладошку Скарлетт своими громадными, как окорока, ручищами. Сэм восторженно смеялся во весь рот, высунув розовый, как арбуз, язык, пританцовывая, извиваясь всем телом, – прямо мастиф! – Боже ты мой! Как же здорово встретить кого-то из своих! – приговаривал он, до хруста сжимая руку Скарлетт. – Мисс Скарлетт, как вы дошли до такой жизни-то, что разъезжаете с пушкой? – Это оттого, что вокруг полно нехороших людей. Вот и приходится принимать меры. А ты, уважаемый всеми негр, как тебя занесло в такую грязь? Почему ты не пришел ко мне в Атланту? – Ой, мисс Скарлетт, да не живу я тута. Просто решил здеся немного отсидеться. Ни в жисть не стал бы тута обитаться. Более худых негров я не видывал на белом свете. Кабы я знал, что вы живете в Тланте! Я-то думал, вы в «Таре». Я туда и хотел, домой, в «Тару», кабы смог. – Ты всю войну прожил в Атланте? – Нет, мэм! Бродил там и сям! – Он отпустил ее руку, и Скарлетт осторожно сжала и разжала пальцы, проверяя, целы ли они. – Помните, когда вы видали меня в последний раз? В памяти Скарлетт всплыл жаркий день накануне осады Атланты, когда они с Реттом сидели в экипаже, а отряд негров, возглавляемый Большим Сэмом, маршировал по пыльной улице в сторону окопов. Она молча кивнула. – Ну, я работал как собака, рыл окопы и засыпал песок в мешки, пока конфидраты не оставили Тланту. Капитана, который назначил меня старшим, убило, и больше некому было сказать, что надо делать Большому Сэму. Ну, я и сидел в кустах. Потом решил податься в «Тару», да слыхал, все в тех местах янки спалили. И боялся, как бы не схватил патруль, раз пропуска нету. Потом пришли янки, и один ихний господин, он был полковник, положил на меня глаз и взял к себе, чтоб я следил за домом и драил ему сапоги. Вот так, мэм! Тут я стал как бы важной птицей. Еще бы! Служу в доме, как Порк, а до энтого, окромя поля, ничего не знал. Но я, само собой, полковнику ни гугу про это. Ох, мисс Скарлетт, янки не очень-то разбираются! Ему все одно! Значит, я остался у яво и опосля с ним поехал в Саванну, куды двинулся енерал Шерман, но, покуда мы добирались, спаси мене Господи, натерпелся и нагляделся я всяко. Кругом одно вороство и грабеж… Мисс Скарлетт, а «Тару» они спалили? – Подожгли, но мы потушили огонь. – Хорошо, мэм. Очень рад слышать. «Тара» – мой дом, и я хочу назад. Ну а когда война кончилась, полковник и говорит мне: «Эй, Сэм, ты поедешь со мной на Север. Будешь у меня хорошо получать». Знаете, мэм, я, как и все негры, вздыхал по свободе. Ну, думаю, погляжу пока хоть на эту свободу. Вот и поехали мы с полковником на Север. Да, мэм, отправились мы с полковником в Вашингтон, оттудова в Нью-Йорк, а дальше – в Бостон, он там жил. Да, мэм, вот уж я и наездился! Мисс Скарлетт, у энтих янки на улицах лошадей с колясками – прямо жуть! Ох и тряслись у меня поджилки, что меня собьют! – Сэм, а тебе понравилось на Севере? Он почесал в затылке и ответил: – И да и нет. Полковник очень хороший человек и понимает черных. Но его жена, скажу я вам, она другая. Его жена, как только меня увидела, сразу назвала мистером. Да, мэм, так и назвала, я чуть не окочурился. А полковник, он сказал, чтоб она называла меня Сэмом, ну она так и стала. А вообще эти янки принялись называть меня мистером О’Хара. Еще просили сесть за стол с ними, словно я им ровня. Да я в жисть не сидел с белыми людями. Уж куды мне, старому, переучиваться. Они принимали меня, как сваво, мисс Скарлетт, но сердцем-то не любили меня… не любят они черных. Опять же боялись меня, уж таким огромадным уродился. И все допытывались, как меня травили собаками и били. Господи, мисс Скарлетт, меня ни в жисть никто пальцем не тронул! Сами же знаете, мистер Джералд никому не позволял бить меня, потому что я такой дорогой негр! Ну, когда я им это сказал, да еще добавил, как хорошо мисс Эллен относилась к черным, и как просидела, почитай, всю неделю, когда я слег с немонией, они не поверили. И вот, мисс Скарлетт, так мне захотелось увидать мисс Эллен и «Тару», что уж не было никаких силов терпеть, и тогда я ночью сбежал от них и товарняками добрался до самой Тланты. Купили бы вы мне билет до «Тары», я бы с радостью вернулся домой. Уж больно мне охота повидать мисс Эллен и мистера Джералда. Опостылела мне ихняя свобода. Я хочу, чтоб меня кормили, как надо, кажный день, говорили, чего делать и чего не делать, да и ходили бы за мной, ежели заболею. А вдруг я опять схвачу немонию? Стала бы эта белая янки возиться со мной? Нет, мэм! Она же будет называть меня мистером О’Хара, но лечить не будет. А мисс Эллен будет лечить меня, коли я… что с вами, мисс Скарлетт? – Сэм, папа с мамой умерли. – Померли? Вы меня напугать хотите, да, мисс Скарлетт? Не надо так говорить со мной! – Я серьезно. Это правда. Мама умерла, когда солдаты Шермана заняли «Тару», а отец… он ушел из жизни летом. Ох, Сэм, не плачь. Прошу тебя, не надо! Если ты будешь плакать, я тоже заплачу. Сэм, прекрати! Я просто не выдержу. Давай пока не будем говорить об этом. Как-нибудь я все тебе расскажу. В «Таре» живет мисс Сьюлен, и она вышла замуж за очень хорошего человека, мистера Уилла Бентина. А мисс Кэррин, она в… – Скарлетт замолчала, не зная, как объяснить плачущему великану, что такое монастырь. – Она теперь в Чарлстоне. Но Порк и Присси в «Таре». Успокойся, Сэм, и вытри нос. Ты очень хочешь вернуться домой? – Да, мэм, но там уж не будет как при мисс Эллен. – Сэм, а может, ты остался бы здесь, в Атланте, и поработал у меня? Мне нужен кучер, очень нужен, ведь теперь вокруг много плохих людей. – Да, мэм. Без него вам нельзя. Я хотел вам сказать, что негоже вам разежать одной, мисс Скарлетт. Вам и в голову не придет, какие есть подонки среди негров, особливо те, что живут тута. Кабы чего с вами не случилось. Я тута только два дня, но слышал, как они говорят об вас. Вот и вчерась, когда вы ехали мимо этих плохих женщин, я узнал вас, но вы уж больно быстро ехали, и я не мог вас догнать. Но они получили у меня на орехи! Вы заметили, сегодня никого нету? – Заметила, и большое спасибо тебе, Сэм! Ну как, будешь возить меня? – Мисс Скарлетт, спасибочки, мэм, но мине бы лучше в «Тару». Большой Сэм уставился в землю и принялся босой ногой бесцельно чертить в дорожной пыли. Он явно чего-то недоговаривал. – Но почему? Я буду тебе хорошо платить. Ты должен остаться у меня. Сэм поднял на нее свое большое бесхитростное лицо, на котором, как на лице ребенка, легко читались все мысли. Испуганно оглянувшись, он потянулся к Скарлетт и прошептал: – Мисс Скарлетт, мине надо убираться из Тланты. Надо поскорей укрыться в «Таре», покуда не нашли. Я… убил человека. – Черного? – Нет, мэм. Белого. Солдата янки, и меня ищут. Вот почему я тута хоронюсь. – Как это случилось? – Пьяный он был вдребезину, ну и распустил язык, а мне не понравилось. Тогда я взял его за горло… но я не хотел убивать его, мисс Скарлетт. У меня ж руки сильные, и не успел я опомниться, а он уже не дышит. Я так испужался, что не знал, куда деваться. Вот и бросился сюды, а как вчерась увидал вас, то сказал себе: «Боже мой! Да это мисс Скарлетт! Она позаботится обо мне. Она сделает так, что янки не меня схватют. Она пошлет мене обратно в «Тару». – Говоришь, тебя могут схватить? Они знают, что это был ты? – Да, мэм. Я такой большой, меня ни с кем не спутать. Должно, больше всех негров в Тланте. Вчерась уже приходили за мной, но одна черная девушка укрыла меня, укрыла в хижине, в лесу. Там я и сидел, покуда они не ушли. Скарлетт нахмурилась, решая, как ей быть. Ну, убил и убил, досадно вот только, что нельзя взять Сэма в кучера. Здоровый негр был бы хорошим телохранителем, не хуже Арчи. Ладно, надо как-то переправить его в «Тару», иначе его схватят. Такой ценный негр – и вдруг на виселице. Лучшего десятника в «Таре» никогда не было! Ей не приходило в голову, что теперь Сэм свободный человек. Он по-прежнему принадлежал ей, как Порк и Мамми, как кухарка и Присси. Он, как и раньше, оставался «одним из нашей семьи», его следовало оберегать. – Я отправлю тебя в «Тару» сегодня вечером, – наконец произнесла она. – А теперь, Сэм, мне надо ехать, но до захода солнца я вернусь сюда. Жди меня здесь на обратном пути. Никому не говори, куда ты собрался, и, если у тебя есть какая-нибудь шапка, прихвати ее с собой – закрыть лицо. – Нет у мене никакой шапки. – Вот тебе монета. Купи себе шляпу у местных негров и жди меня на этом месте. – Да, мэм. – Лицо негра сразу прояснилось, когда ему сказали, что он должен делать. Скарлетт, продолжая размышлять, поехала дальше. Такой работник в «Таре» будет незаменим. В поле от Порка было мало толку и уже не будет, ну а Сэм в «Таре» наведет порядок, Порк же переедет в Атланту, к своей Дилси, и таким образом Скарлетт выполнит свое обещание, данное верному слуге после смерти отца. Солнце клонилось к закату, когда она добралась до лесопилки; так поздно ей не случалось наведываться туда. Джонни Галлегер стоял на пороге хлипкого сарая, служившего кухней для маленького лагеря лесозаготовителей. На бревне перед хибарой из горбыля, в которой были их нары, сидели четверо из пяти заключенных, выделенных Скарлетт для Джонни. Арестантская одежда была в грязных разводах и провоняла потом, кандалы уныло звякали на щиколотках, когда они меняли положение ног. «Они страшно истощены и нездоровы», – подумала Скарлетт, внимательно всматриваясь в них; когда она их нанимала, все крепко стояли на ногах. Арестанты даже не подняли на нее глаз, но Джонни обернулся и небрежно стянул с головы шляпу. Его смуглое лицо хранило непроницаемое выражение.