Глава 45 В тот же вечер Фрэнк отвел ее с тетей Питти и детьми к Мелани, а сам куда-то уехал с Эшли. Скарлетт была вне себя от злости и обиды. Как муж посмел отправиться на какое-то политическое собрание именно в такой вечер! Политическое собрание! После того как на нее напали! Да с ней могло случиться все, что угодно! Какой все-таки он бесчувственный эгоист! И так был спокоен – с ума сойти! – когда Сэм внес ее в дом, рыдающую и в разорванном платье. Он даже ни разу не дернул себя за бороду, пока она сквозь слезы рассказывала ему, что произошло, и только осторожно спросил: – Дорогая, ты пострадала? Или просто перепугалась? Ярость и слезы помешали ей говорить, и тогда Сэм сказал за нее, что мисс Скарлетт сильно напугана. – Я так разумею, они только успели порвать на ней платье. – Ты хороший парень, Сэм, и я не забуду, что ты сделал для нас. Чего ты хочешь? – Может, вы бы услали меня по-быстрому в «Тару», сэр? Янки висят у меня на пятках. Так же спокойно Фрэнк выслушал и Сэма, не перебивая его вопросами. Он выглядел точно так, как в ту ночь, когда к ним постучался Тони, и всем своим видом давал ей понять, что это чисто мужское дело, которое решается без лишних слов и эмоций. – Садись быстрее в коляску. Я велю Питеру отвезти тебя в Разбойное место, там до утра отсидишься в лесу, а потом первым же поездом отправишься в Джонсборо. Там будет безопаснее. Дорогая, перестань плакать. Все позади, да и ничего страшного не стряслось. Мисс Питти, вы не дадите вашу нюхательную соль? Мамми, принеси, пожалуйста, мисс Скарлетт бокал вина. Скарлетт зарыдала еще сильнее, на этот раз от обиды. Она хотела, чтобы Фрэнк утешал ее, выражал возмущение, говорил о справедливой расплате. Пусть бы даже накричал на нее, сказал бы, что предупреждал о грозящей опасности, – все лучше, чем это леденящее спокойствие. Можно подумать, что с ней приключилась ерунда какая-то. Да, конечно, он был ласков и мягок, но казался отрешенным, словно голова у него была занята чем-то более важным. И это что-то более важное оказалось политическим собранием. Она собственным ушам не поверила, когда он попросил ее переодеться и подождать у Мелани, пока мужчины не вернутся домой. Он должен знать, что она чудом избежала самого ужасного; должен знать, что ей не хочется весь вечер торчать у Мелани, когда все тело ноет и нервы натянуты как струны; когда ей хочется одного – забраться в теплую постель, приложить горячий кирпич к ногам и забыться. Если бы он действительно любил ее, ничто не заставило бы его в эту ночь уйти из дому. Он просто обязан был остаться дома, взять ее руку и раз за разом повторять ей, что не переживет, если с ней что-нибудь случится. Ну ничего, когда он вернется и они будут одни, она все ему выскажет. В крошечной гостиной Мелани царило спокойствие, обычное для тех вечеров, когда Фрэнк и Эшли заседали, а женщины коротали время за шитьем. Горел камин, было тепло и уютно, керосиновая лампа замыкала в круг желтого света четыре аккуратно причесанные головки, склоненные над рукоделием. Четыре юбки, скромно уложенные складки, восемь изящных ножек на низких скамеечках. Сквозь открытую дверь из детской доносится мерное дыхание Уэйда, Эллы и Бо. Арчи устроился на табурете, прислонившись спиной к камину, и что-то старательно вырезал из полена, не переставая жевать табак. Грязный волосатый старик на фоне четырех чистеньких утонченных дам выглядел как косматый и злой цепной пес рядом с четырьмя котятами. Вечерние посиделки открыла Мелани, которая своим мягким, но несколько взволнованным голосом принялась рассказывать о недавней выходке арфисток. Не сумев договориться с представителями мужского хора в отношении программы очередного выступления, они явились к ней и заявили о намерении окончательно покинуть музыкальный кружок. Для того чтобы отговорить их от такого поспешного шага, Мелани пришлось употребить весь свой дипломатический такт. Скарлетт, сидевшей как на иголках, так и хотелось крикнуть: «К черту этих арфисток!» Ей не терпелось излить кому-нибудь душу. Ее так и подмывало рассказать женщинам, ничего не упуская, что ей довелось испытать, и таким образом снять с себя хотя бы частично тяжесть пережитого. Скарлетт хотела, чтобы они узнали, как отважно она действовала, хотя бы на словах убедить и себя, и их, что она держалась смело. Но стоило ей поднять голову, как Мелани ловко переводила разговор в безопасное русло. Это раздражало Скарлетт до крайности, и она решила, что женщины, сидящие с ней за столом, такие же вредные, как Фрэнк. Разве можно оставаться такими спокойными, когда ее чуть было не убили? Хотя бы для приличия дали ей выговориться, облегчить душу. События дня потрясли ее гораздо сильнее, чем она хотела бы себе признаться. Всякий раз, вспоминая мерзкое черное лицо, уставившееся на нее из темноты, Скарлетт начинала дрожать нервной дрожью. А мысль о черной руке, шарящей у нее на груди, и о том, что могло бы последовать, не подоспей Большой Сэм, заставляла Скарлетт низко опускать голову и крепко зажмуриваться. Чем дольше она сидела в тихой и спокойной комнате, пытаясь сосредоточиться на шитье и голосе Мелани, тем сильнее напрягались нервы. Скарлетт понимала, что еще немного – и они могут лопнуть, как лопаются сильно натянутые струны банджо. Занятие Арчи тоже раздражало Скарлетт, и она то и дело хмуро поглядывала на него. Внезапно ей показалось странным, что он обстругивает деревяшку, а не храпит по обыкновению на диване. Еще более странно было то, что ни Мелани, ни Индия не намекнули ему, чтобы он постелил на пол газету для стружки. Коврик перед камином уже весь был замусорен, но им, кажется, не было до того никакого дела. Когда Скарлетт в который уже раз посмотрела на Арчи, тот вдруг повернулся к огню и так смачно выплюнул табачную жвачку, что Индия, Мелани и Питти разом подпрыгнули, как от взрыва. – Нельзя ли плеваться потише? – раздраженно воскликнула Индия. Скарлетт удивленно уставилась на нее, зная, что та всегда умела держать себя в руках. – Значит, нельзя, – холодно и невозмутимо ответил Арчи и снова сплюнул. Мелани неодобрительно посмотрела на Индию. – Я всегда была рада тому, что ваш дорогой папа не плевался, – начала Питти и умолкла под строгим взглядом Мелани, которая быстро повернулась к ней и резко сказала: – Ах, помолчите, тетя! Это бестактно с вашей стороны. – О господи! – Питти бросила шитье на колени и обидчиво поджала губы. – Я, право, в толк не возьму, какая собака вас укусила. Вы с Индией сегодня бросаетесь на всех. Ей никто не ответил. Мелани даже не извинилась за свою грубость, только еще усиленней заработала иголкой. – Ну и стежки у тебя, в целый дюйм длиной, – не унималась Питти. – Все придется распарывать. Но Мелани опять смолчала. «Что на них нашло?» – недоумевала Скарлетт. Может, за своими страхами она чего-то не заметила? Да, хотя Мелани и старается, чтобы вечер прошел гладко, атмосфера в гостиной нервозная, и не только ее беда тому причиной. Скарлетт тайком оглядела родственниц и сжалась в комок под пристальным тяжелым взглядом Индии: в нем была ненависть и еще что-то… более сильное, более оскорбительное, чем презрение. «Должно быть, она считает, что я сама во всем виновата», – с возмущением подумала Скарлетт. Индия повернулась к Арчи и без тени прежней досады на лице о чем-то спросила его встревоженным взглядом; но он в это время смотрел на Скарлетт, смотрел хмуро и презрительно, как только что на нее смотрела Индия. В комнате повисла напряженная тишина. Мелани не возобновляла прерванный разговор, и Скарлетт услышала вой ветра за окном. Молчание затягивалось, и Скарлетт все больше терялась в догадках, не понимая, почему женщины молчат, словно у них общее горе. Возможно, они давно переживают, но она была слишком поглощена своими чувствами и что-то упустила из виду. Арчи весь выражал собой нетерпеливое ожидание; уши с кисточками торчащих волос придавали ему вид рыси, застывшей в настороженной позе. С трудом сдерживаемая взвинченность заставляла Индию и Мелани отрываться от шитья и поднимать голову от стука копыт на дороге, прислушиваться к хрусту веток, ломаемых резким ветром, к шороху сухих листьев в саду. Даже треск горящих поленьев в камине пугал их, как звук крадущихся шагов. Определенно что-то случилось, заключила Скарлетт, но что именно? Или что-то затевается, но ей ничего не известно. Бросив беглый взгляд на полное, простодушное лицо тети Питти, искаженное гримаской обиды, она поняла, что та тоже ничего не знает. А вот Арчи, Мелани и Индия знают. Но почему они знают, а она нет? Их внутреннее напряжение передалось Скарлетт, заставив ее нервничать еще сильнее; она даже уколола большой палец и тихо вскрикнула, отчего все подскочили на месте. Выдавив каплю крови из пальца, Скарлетт бросила на пол шитье и заявила: – У меня совсем разыгрались нервы. Пойду домой и лягу спать. Фрэнку известно, что со мной. Он не должен был оставлять меня. Он только и говорит о защите женщин от негров и саквояжников, а когда надо встать на нашу защиту, его не видно. Он дома и охраняет меня? Нет, он шатается с другими мужчинами, которые только и знают, что болтать языком! Она замолчала и сердито посмотрела на Индию. Та прерывисто задышала, и ее блеклые глаза, лишенные ресниц, пронзили Скарлетт ледяным холодом. – Тебя, Индия, не убудет, если ты сообщишь мне, почему ты весь вечер рассматриваешь меня, – язвительно продолжала Скарлетт. – У меня что, лицо позеленело? – Меня не убудет, – ответила Индия, сверкнув глазами. – Я даже сделаю это с большим удовольствием. Я ненавижу тебя за то, как ты поступаешь с таким прекрасным человеком, как мистер Кеннеди, а он, чтобы ты знала… – Индия! – предостерегающе воскликнула Мелани, сжимая свое рукоделие. – Мне кажется, я знаю своего мужа лучше, чем ты, – спокойно произнесла Скарлетт, чувствуя, как от перспективы первой открытой стычки с Индией у нее поднимается настроение и пропадает нервозность. Индия поймала взгляд Мелани и замолчала, но не надолго. Через несколько секунд она все-таки заговорила, и голос ее был полон презрения: – Меня, Скарлетт О’Хара, тошнит от твоих разговоров о защите! Никакая защита тебе не нужна! Была бы нужна, так ты не ставила бы себя под удар, разъезжая по городу и кокетничая напропалую в надежде, что мужчины примутся восторгаться тобой! На то, что случилось сегодня, ты сама напросилась и, по справедливости говоря, еще мало схлопотала! – Индия, прекрати! – крикнула Мелани. – Пусть говорит, – подняла голос Скарлетт. – Мне это нравится. Я всегда знала, что она меня ненавидит, но эта лицемерка никогда не признавалась. Если она думает, что хоть кто-то станет восторгаться ею самой, пусть погуляет нагишом по улицам от рассвета до заката. Индия вскочила на ноги и, трясясь от оскорбления всем своим тощеньким тельцем, дрожащим голосом четко заявила: – Да, я ненавижу тебя, но молчала не из лицемерия. Здесь другое, чего тебе не дано понять. Тебе незнакомы понятия элементарной вежливости, элементарного воспитания. Я молчала, потому что, если мы не будем держаться все вместе, подавляя в себе мелкую неприязнь, нам никогда не одолеть янки. Но ты… ты сделала все, чтобы престиж приличных людей упал. Начала работать и навлекла позор на добропорядочного мужа, дала повод янки и разным подонкам смеяться над нами и бросать нам в лицо оскорбительные замечания, будто бы среди нас нет благородных людей. У янки не хватает ума сообразить, что ты-то не принадлежишь к благородным людям. И когда ты разъезжаешь по лесам, выставляя себя напоказ, то тем самым подбиваешь негров и белых негодяев к нападению на честных женщин. И ты подвергаешь опасности жизни наших мужчин, они вынуждены… – Господи боже, Индия! – закричала Мелани, и даже разъяренная Скарлетт была поражена, услыхав, что она упоминает имя Всевышнего всуе. – Немедленно прекрати! Она ничего не знает, и ей не надо знать! Замолчи сейчас же! Ты же обещала! – Прошу вас, девушки! – взмолилась Питти, и губки ее затряслись. – Чего я не знаю? – подпрыгнула Скарлетт, глядя то на холодную и презрительную Индию, то на умоляющее лицо Мелани. – Раскудахтались тут! – раздался неожиданно голос Арчи. Но, прежде чем кто-то успел упрекнуть его, он поднял косматую голову, прислушался и резко поднялся. – К нам идут. Но это не мистер Уилкс. Тише вы! От его приказного тона женщины сразу умолкли, гнев быстро погас, и они все уставились на Арчи, ковыляющего к входной двери. – Кто там? – спросил он на ходу, не дожидаясь стука. – Капитан Батлер. Впустите меня. Мелани, шелестя юбками и сверкая панталонами, сорвалась с места, опередила Арчи и распахнула дверь. На пороге стоял Ретт Батлер в надвинутой на глаза черной шляпе; ветер яростно трепал фалды его накидки. Впервые он забыл о хороших манерах – не снимая головного убора и не обращая внимания на других женщин, обратился без предисловий к Мелани: – Куда они направились? Говорите быстро. Это вопрос жизни или смерти. Скарлетт и Питти, испуганные и ничего не понимающие, обменялись взглядами, но Индия дикой кошкой метнулась к Мелани и зашипела: – Ничего не говори ему. Он шпион и предатель. Ретт не удостоил ее даже взгляда и продолжал: – Скорее, миссис Уилкс! Мы можем еще успеть. Но Мелани, словно громом пораженная, стояла и молча смотрела ему в лицо. – Может, мне объяснят… – начала Скарлетт. – Закройте рот, – оборвал ее Арчи. – И вы, мисс Мелли, молчите. – Убирайся отседа, ты, саквояжник чертов! – Нет, Арчи, нет! – очнулась Мелани, касаясь дрожащей рукой Ретта, как бы оберегая его от Арчи. – Что случилось? Как вы… как вы узнали? По лицу Ретта было заметно, что воспитанность борется в нем с нетерпением. – Поймите, миссис Уилкс, они находились под подозрением с самого начала, только вели себя очень умно… до сегодняшнего дня! Как я узнал? Сегодня вечером я играл в карты с двумя пьяными офицерами янки и у них развязался язык. Янки знали, что сегодня возникнут беспорядки, и подготовились к ним. Эти дураки угодили в расставленную ловушку. Мелани покачнулась, как от удара, но рука Ретта подхватила ее.