– О, не глупите! Она непостижимым образом благоволит к нему еще с войны, когда он хлопотал, чтобы Эшли обменяли. И надо отдать ему должное – с ней рядом он никогда гадко не улыбается. Просто милый и обаятельный человек, не похожий сам на себя. Судя по тому, как он держится с Мелли, он вполне может держаться пристойно – если захочет. Что же до того, почему он так старается, то я думаю… – Она сделала паузу и продолжала: – Доктор, вам не понравится мое предположение. – Мне не нравится вся эта история! – Я думаю, что отчасти он поступает так ради Мелли, но в принципе он хочет оставить всех нас в дураках. Мы так долго и открыто его ненавидели, вот он и решил расквитаться с нами, обставив это дело так, что вы все оказались перед выбором: сказать, что находились в заведении этой Уотлинг, или признаться честно, и пусть вас повесят. Он понимает, что мы все будем обязаны ему и его… любовнице, хотя нам лучше уж виселица, только не быть признательными этой парочке. Готова спорить, он прямо наслаждается всем этим. Мистер Мид простонал: – Да уж, он именно наслаждался, когда вел нас наверх. – Доктор… – замялась его жена, – а как там внутри? – Это в каком смысле, миссис Мид? – Я про ее заведение. Как оно обставлено? Там хрустальные люстры? Портьеры из красного плюша, зеркала в золоченых рамах во весь рост? А девушки… они не одеты? – Боже правый! – изумился доктор; он не мог предположить, что любопытство целомудренных женщин в отношении их нецеломудренных сестер может быть таким безудержным. – Как вы можете задавать эти нескромные вопросы? Вы меня удивляете. Я дам вам успокоительное. – Я не хочу успокоительное. Я хочу знать правду. Послушайте, дорогой, это мой единственный шанс узнать, как выглядит изнутри дурной дом, но вы сегодня такой вредный, что не хотите мне ничего говорить. – Я ничего не заметил. Уверяю вас, я очень смутился, попав в такое место, и мне было не до наблюдений, – сухо ответил доктор, которого неожиданно открывшаяся сторона в характере жены поразила гораздо сильнее, чем все события вечера. – С вашего разрешения, я пойду и попытаюсь заснуть. – Ну что же, идите, – несколько разочарованно протянула миссис Мид. Но когда доктор наклонился, чтобы снять сапоги, во тьме послышался ее оживленный голос: – Вот Долли наверняка вытянула все из своего старика. Завтра она мне расскажет. – Боже праведный, миссис Мид! Вы хотите сказать, что приличные женщины между собой обсуждают подобные вещи? – Ох, идите-ка спать, – отмахнулась супруга доктора. На следующий день было слякотно и промозгло, но в сумерках вдруг подул резкий ветер, лужи подсохли. Кутаясь в плащ, Мелани в полном недоумении спустилась по ступенькам парадного крыльца, следуя за чужим негром-кучером, который таинственным образом указывал ей на закрытую карету, остановившуюся перед домом. Мелани подошла ближе, дверца отворилась, и в полутьме стал виден женский силуэт. Наклонившись, она спросила: – Кто вы? Не пройдете ли в дом? На улице очень холодно. – Прошу вас, поднимитесь и посидите со мной минутку, миссис Уилкс, – послышался изнутри экипажа вроде бы знакомый и смущенный голос. – О, это вы, мисс… миссис Уотлинг! – воскликнула Мелани. – Мне надо с вами поговорить! Вы должны зайти к нам. – Мне нельзя, миссис Уилкс! – Красотку это приглашение привело в замешательство. – Лучше уж вам сюда на немножко. Мелани забралась в карету, и кучер закрыл за ней дверцу. Она села рядом с Красоткой и протянула ей руку: – Просто не знаю, как вас благодарить за то, что вы для нас сделали! Мы все вам очень обязаны! – Миссис Уилкс, не надо было вам посылать мне утром ту записку. Не то чтобы мне было неприятно получить от вас письмецо, но янки могли его перехватить! А вы еще собирались приехать ко мне и выразить благодарность! Нет, право же, миссис Уилкс, вы, что ли, голову потеряли? Как можно! Вот я, как стемнело, и приехала сюда сказать, что вам не годится так поступать. Знаете же, что я… и вы… мы женщины разного круга. – Не годится поехать и поблагодарить женщину, которая спасла жизнь моему мужу? – Да бросьте вы, миссис Уилкс! Вы же понимаете, о чем я! Мелани помолчала, смутившись от скрытого смысла ее слов. Почему-то эта красивая, прилично одетая женщина, сидящая в темной карете, держалась и говорила совсем не так, как, по ее представлениям, можно было ожидать от падшей женщины, хозяйки публичного дома. Она казалась, правда, несколько простоватой, но очень милой и добросердечной. – Миссис Уотлинг, вы были сегодня просто великолепны на дознании у начальника военной полиции! Вы с вашими… молодыми леди спасли жизнь нашим мужчинам. – Это мистер Уилкс был великолепен. Мне вообще невдомек, как он мог стоять и говорить, даже еще с таким спокойным видом. Вчера вечером он кровью истекал. Он как, на поправку идет, миссис Уилкс? – Да. Спасибо. Доктор говорит, кость не задета. Он только потерял много крови. Этим утром ему пришлось выпить бренди, и как следует, иначе все не сошло бы так гладко. Но это вы, миссис Уотлинг, именно вы спасли их. Когда вы в сердцах принялись кричать о разбитых зеркалах, это было так… так убедительно! – Благодарю вас, мэм. Но я-то думаю, очень постарался капитан Батлер, – сказала Красотка с заметной гордостью в голосе. – Он просто чудо! – горячо поддержала Мелани. – Янки не могли не поверить его показаниям. Он очень ловко провернул это дело. Я, честное слово, не знаю, как его благодарить – и вас тоже! Какие вы добрые и славные! – Очень вам благодарна, миссис Уилкс. Я охотно вам помогала. И… и надеюсь, вы не обиделись, когда я сказала, что мистер Уилкс регулярно появляется в моем заведении. Но, знаете, он никогда… – Да, я знаю. Нет, я нисколько не обиделась. Кроме благодарности, я к вам ничего не испытываю. – Готова спорить, что другие дамы благодарности ко мне не испытывают, – с неожиданной злостью произнесла Красотка. – И к капитану Батлеру тоже. Что угодно поставлю – они будут еще сильней его ненавидеть. Ясное дело, вы одна только и скажете мне спасибо. А они будут глаза отводить, если встретят на улице. Мне все равно. Пусть бы их мужей вздернули на виселице. Всех. Но только не мистера Уилкса. Видите ли, я не забыла, как вы хорошо отнеслись ко мне во время войны. Помните тот случай с деньгами для госпиталя? Только вы одна в городе хорошо отнеслись ко мне, а доброту я не забываю. Вот я и подумала, не дай бог, мистера Уилкса повесят, вы же станете вдовой с маленьким мальчиком на руках… а он такой хороший, ваш мальчик, миссис Уилкс. У меня тоже мальчик, поэтому… – О, у вас есть ребенок? Он живет… э… – Нет, нет! Он не в Атланте. Он ни разу здесь не был. Он в школе. Я очень давно его не видела. Я… ну да ладно. Когда капитан Батлер попросил меня соврать насчет тех мужчин, я спросила, кто они, а когда узнала, что среди них оказался мистер Уилкс, то уже ничуть не колебалась. Я сказала своим девочкам: «Я из вас душу вытрясу, попробуйте только не подтвердить, что видели мистера Уилкса весь вечер». – О, – протянула Мелани, шокированная тем, как бесцеремонно Красотка отозвалась о своих девочках. – О, вы очень добры… и они тоже. – Не больше, чем вы заслуживаете, – улыбнулась Красотка. – Ради кого другого я не стала бы стараться. Будь это хоть муж миссис Кеннеди, я и пальцем бы не пошевелила, что бы там ни говорил капитан Батлер. – Но почему? – Понимаете, миссис Уилкс, в нашем деле много узнаешь о людях. Вы не представляете, сколько мы знаем о тех, кто корчит из себя аристократок. А в ней ничего нет хорошего, миссис Уилкс. Она и убила своего мужа и достойного парня, Уэллберна, почитай своими руками. Всю эту кашу она сама заварила. Кто, спрашивается, красовался перед неграми и белым сбродом. Да ни одна из моих девочек… – Вы не должны так невежливо отзываться о моей невестке, – холодно осадила ее Мелани. Красотка просительно коснулась ее руки и тут же отстранилась. – Вот вы и заморозили меня, миссис Уилкс. Не надо. Мне это будет тяжело после того, как вы проявили доброту. Я забыла, что вы любите ее, простите меня за те слова. Мне очень жалко мистера Кеннеди. Он был приличный человек. Я много чего покупала у него, и он всегда относился ко мне хорошо. А миссис Кеннеди… она не то, что вы, миссис Уилкс. Она очень холодная женщина, и ничего другого про нее сказать я не могу… Когда будут хоронить мистера Кеннеди? – Завтра утром. Но вы ошибаетесь насчет миссис Кеннеди. Она слегла от горя. – Может, и так, – сказала Красотка с очевидным недоверием. – Ну, мне надо ехать. Боюсь, как бы кто не признал мою карету, если простою тут дольше. Вы потом неприятностей не оберетесь. Да, миссис Уилкс, когда вы заметите меня на улице, то… лучше не заговаривайте со мной. Я пойму. – Я буду горда общением с вами. Я горжусь тем, что обязана вам. Надеюсь… надеюсь, мы еще встретимся. – Нет, – сказала Красотка. – Это ни к чему. Спокойной ночи. Глава 47 Скарлетт сидела у себя в спальне, ковыряла вилкой в тарелке, которую принесла ей Мамми, и прислушивалась к завыванию ветра в ночи. Дом пугал своей тишиной; было даже тише, чем несколько часов назад, когда Фрэнк еще лежал в гостиной. Тогда хоть слышались шарканье ног, приглушенные голоса, осторожный стук соседей, пришедших выразить сочувствие, да изредка рыдания сестры Фрэнка, которая приехала из Джонсборо на похороны. А теперь большой дом погрузился в тишину. Хотя дверь комнаты была открыта, ни один звук не доносился снизу. Уэйд и девочка находились у Мелани с той минуты, как в дом внесли тело мужа; было как-то непривычно без топота сына и гуканья малышки. На кухне установилось перемирие, не нарушаемое ворчаньем Питера, Мамми и кухарки. Даже тетя Питти, уединившись в библиотеке, из уважения к Скарлетт не раскачивалась в скрипучем своем кресле. Никто и ничем ее не тревожил, полагая, что она хочет остаться наедине со своим горем, но Скарлетт меньше всего хотелось оставаться одной. Если б дело было только в горе, она уж как-нибудь перенесла бы его, как переживала другие горести, выпадавшие ей на долю. К шоку, вызванному утратой, прибавились угрызения внезапно проснувшейся совести. Впервые в жизни она раскаялась в том, что натворила, и вместе с раскаянием на нее накатил такой суеверный страх, что она то и дело бросала косые взгляды на постель, где спала с Фрэнком. Она убила Фрэнка. Она убила его – это столь же верно, как если бы она сама спустила курок. Он умолял ее не ездить одной, но она не послушалась. И вот теперь из-за ее упрямства он погиб. Бог накажет ее за это. Совесть Скарлетт отягощал и другой грех, он был даже тяжелее и страшнее причины, приведшей к его смерти, – грех, который вообще не волновал ее, пока она не увидела лицо мужа в гробу. Было что-то беспомощное и трогательное в этом неподвижном лице, и оно обвиняло ее. Бог накажет ее за то, что она заставила Фрэнка жениться на себе, хотя он любил Сьюлен. Перед судом Всевышнего она ответит за ту ложь, которую наговорила ему, когда он вез ее, промокшую, домой из штаба янки. Какой смысл теперь лепетать, что цель оправдывает средства, что она была вынуждена заманить его в ловушку, что от нее зависели судьбы многих людей, и тогда уже было не до счастья Сьюлен. Правда колола глаза, и Скарлетт вся внутренне сжалась. Она вышла за Фрэнка по трезвому расчету и хладнокровно использовала его. Она испортила ему жизнь, хотя могла бы принести ему счастье. Бог накажет ее за такое к нему отношение, накажет за все ее угрозы, понукания, ужасные сцены и едкие слова, за то, что она отвадила всех его друзей и заставила краснеть перед людьми, занявшись лесопилками, строительством салуна и наймом на работу заключенных. Она сделала его совершенно несчастным и понимала это, но он, как человек благородный, все терпел. Слава богу, что хоть успела появиться на свет Элла, доставившая Фрэнку столько радости, хотя, положа руку на сердце, Скарлетт вполне могла бы обойтись и без ребенка. Она поежилась: если б он оказался жив, она бы лаской и нежностью искупила все свои прегрешения. Ну почему Бог такой жестокий и мстительный! Хоть бы минуты не тянулись так медленно и дом не был так тих! И куда деваться с этим одиночеством! Вот бы Мелани сюда, она сумела бы развеять все страхи. Но Мелани сидит у себя дома, ухаживает за Эшли. Скарлетт хотела было послать за тетей Питти, чтобы та встала между ней и совестью, но потом передумала. С Питти может стать еще хуже, потому что она искренне скорбит о Фрэнке. Он по возрасту был ближе скорее ей, чем Скарлетт, и Питти им восхищалась. Для нее он служил идеалом «мужчины в доме», поскольку часто приносил ей какие-то пустяки в подарок, болтал, шутил и читал по вечерам газеты, объясняя, что и почему происходит, а она в это время штопала его носки. Питти носилась с Фрэнком, баловала разными вкусными блюдами и лечила, когда он бывал простужен. Она тяжело переживала его уход из жизни и все повторяла, поднося платок к опухшим глазам: «Не нужно было ему связываться с этим кланом!» Ну почему никто не утешит меня, размышляла Скарлетт, не развеет все мои страхи, не объяснит, откуда они у меня, эти непонятные страхи, от которых становится холодно на сердце? Вот если бы Эшли… но при этой мысли Скарлетт пришла в ужас! Она ведь чуть не убила и Эшли. И если бы Эшли узнал, как она лгала Фрэнку, чтобы заполучить его, и как низко она вела себя с Фрэнком, то сразу же разлюбил бы ее. Эшли всегда был таким честным и правдивым, таким добрым и видел так ясно, так далеко. Если он узнает всю правду о них с Фрэнком, то, конечно, поймет ее, поймет даже слишком хорошо! И уже больше никогда не будет ее любить. Значит, он ни за что не должен узнать правду, потому что должен продолжать любить ее. Как она будет жить, если иссякнет этот тайный источник ее силы – его любовь? Но как было бы хорошо положить голову ему на плечо и выплакать свое горе, облегчить душу! В объятом мертвящей тишиной доме сидеть одной стало невыносимо. Скарлетт осторожно поднялась, прикрыла дверь и принялась рыться в нижнем ящике комода, где лежало ее нижнее белье. Вытащив припрятанное там «обморочное средство» тети Питти, она поднесла бутылку с бренди к лампе и увидела, что там только половина. Не могла же она столько выпить со вчерашнего дня! Налив изрядную порцию в стакан, Скарлетт залпом его опрокинула. Утром надо будет поставить бутылку в погреб, долив в нее воду. Мамми уже искала ее перед похоронами, когда несущие гроб попросили подкрепиться на дорогу, и на кухне в тот момент между нянюшкой, кухаркой и Питером возникла страшная подозрительность. Приятная, обжигающая теплота разлилась по всему телу. Ничто не заменит бренди в нужную минуту. Вообще говоря, он хорош почти в любое время и не идет ни в какое сравнение с безвкусным вином. Кто это выдумал, что женщине следует пить вино, а не крепкие напитки? На похоронах миссис Мерривезер и миссис Мид прямо всю ее обнюхали и обменялись торжествующими взглядами. Старые ведьмы! Она налила себе еще. Сегодня вечером можно немножко захмелеть; все равно скоро ложиться спать, а перед тем, как Мамми придет раздевать ее, она надушится одеколоном. Жалко, что нельзя напиться до потери сознания, как отец, когда он возвращался из зала суда. Может, тогда она забудет мертвое лицо Фрэнка, обвиняющее ее в том, она отравила ему жизнь и довела до гибели. Неужели все в городе будут считать, что она убила своего мужа? Да, люди были холодны с ней на кладбище. Только жены офицеров янки, с которыми она вела дела, сердечно выразили ей свое сочувствие. Впрочем, плевать, что там будут говорить в городе. Это такая ерунда по сравнению с тем, за что ей придется отвечать перед Богом. При этой мысли Скарлетт сделала еще один обжигающий глоток. Она совсем согрелась, но образ Фрэнка все никак не выходил из головы. Что за глупцы эти мужчины, если говорят, что бренди помогает забыться! Надо напиться до бесчувствия, чтобы не видеть лицо Фрэнка, который умолял ее не ездить одной – робко, укоризненным тоном, как бы извиняясь. Глухо стукнуло кольцо на входной двери, и погруженный в тишину дом отозвался эхом. До Скарлетт долетели торопливые шаги тети Питти, звук открываемой двери, потом приветствия вполголоса, сменившиеся неразборчивым бормотанием. Кто-то из соседей зашел поговорить о похоронах или принес бланманже. Питти любила этот десерт, и ей нравилось с важным и меланхолическим видом выслушивать соболезнования гостей. Скарлетт безо всякого любопытства подумала, кто бы это мог быть, но, когда мужской голос, звучный и протяжный, поднялся над горестным шепотом Питти, она обрадовалась и облегченно вздохнула. Ретт! После того как он сообщил о смерти Фрэнка, она его больше не видела. В глубине души Скарлетт чувствовала, что только он один может сейчас ей помочь.