– Как вы можете, Ретт! – Ах, перестаньте! Даже сейчас, открывшись как на исповеди, вы способны говорить и правду, и благопристойную ложь. Ваша… э… совесть была слишком отягощена, когда вы намеревались, скажем так, расстаться с тем сокровищем, которое дороже жизни, за триста долларов? От бренди Скарлетт стало море по колено. Какой смысл лгать ему? Ретт всегда видел ее насквозь. – Я действительно в то время мало думала о Боге – и об аде. А когда задумывалась… полагалась на то, что Бог меня поймет. – Но вы думаете, что Бог не поймет и не простит причин вашего замужества? – Ретт, как вы можете рассуждать о Боге, когда не верите, что он есть? – Однако вы верите в чашу гнева Господня, и в данный момент это самое важное. Почему Всевышний не должен понять? Вы разве жалеете, что «Тара», как и раньше, принадлежит вам и что там не живут саквояжники? Вы жалеете о том, что не умираете с голоду и не носите отрепья? – О нет! – В таком случае у вас не было иного выбора, как только связать свою судьбу с Фрэнком? – Не было. – Он не обязан был на вас жениться, разве не так? Мужчины – вольные птицы. Он мог бы и не позволять вам командовать собой и не делать того, что ему не нравилось, разве не так? – Вообще говоря… – Скарлетт, перестаньте мучиться. Доведись вам все пройти заново, вы опять бы обманом надели на Фрэнка цепи Гименея. Вы опять бы сломя голову бросились отстаивать свою лесопилку, а ему пришлось бы мстить за вас. Если бы он женился на Сьюлен, может быть, она и не свела бы его в могилу, зато с ней он мог оказаться вдвое несчастнее. От судьбы не уйдешь. – Мне надо было внимательнее относиться к нему. – Для этого вам надо было быть другой. Но вам на роду написано помыкать теми, кто позволяет собой помыкать. Сильные призваны помыкать, а слабые – сгибаться. Ошибка Фрэнка в том, что он не бил вас кнутом. Скарлетт, я удивлен, что у вас, взрослой женщины, вдруг взыграла совесть. Авантюристам вашего типа она совсем ни к чему. – Каким еще аван… как вы сказали? – Это тот, кто ловит момент и выгодно его использует. – Это плохо? – Они всегда имели дурную репутацию – особенно среди тех, кто купался в улыбках фортуны, не замечая того. – О, Ретт, вы опять шутите, а я решила, что вы сегодня будете вести себя благопристойно. – Ну, для меня-то это вполне мило и благопристойно. Скарлетт, дорогая, вы немного пьяны. От этого вас и заносит. – И вы смеете… – Да, смею. Того и гляди начнете рвать и метать – так, кажется, это называется в народе. Значит, пора менять тему нашего разговора. Я хочу сообщить вам новость, которая покажется вам интересной. Фактически ради этого я зашел к вам перед отъездом. – Куда вы собрались? – В Англию, и, возможно, на несколько месяцев. Забудьте про свою совесть, Скарлетт. Я больше не хочу обсуждать терзания вашей души. Итак, вы ничего не хотите узнать? – Но… – робко начала она и замолчала. Бренди притупил острые угрызения совести, а после ироничных, но утешительных слов Ретта бледный образ Фрэнка и вовсе растворился в тени. Взяв себя в руки, Скарлетт решила: «Об этом я подумаю завтра». – Что вы хотели сообщить? – выдавила она, сморкаясь в его платок и поправляя прическу. – Я хотел сообщить, – ответил он, усмехаясь, – что вы по-прежнему остаетесь для меня самой желанной женщиной, и, поскольку Фрэнка с нами больше нет, я подумал, что вам было бы интересно знать это. Скарлетт вырвала у него свои руки и вскочила. – Я… вы самый невоспитанный человек в целом свете. Явиться в такое время с такими гнусными… Нет, горбатого могила исправит. Когда только что проводили Фрэнка в последний путь! Будь у вас хоть капля уважения… Пожалуйста, покиньте этот… – Успокойтесь, а то сейчас прибежит мисс Питтипэт, – сказал Ретт и, не вставая, снова поймал ее руки. – Боюсь, вы не так меня поняли. – Не так поняла? Я прекрасно вас поняла! – Она попыталась высвободить руки, но Ретт крепко их держал. – Отпустите мои руки и убирайтесь отсюда! Никого противнее я не встречала… – Тише. Я прошу вас стать моей женой. Вас убедит, если я встану на колени? – О! – тихо выдохнула Скарлетт и опустилась на диван. Она смотрела на него, открыв рот и прикидывая, уж не бренди ли сыграл с ней такую скверную шутку: ведь она помнила насмешливые слова Ретта: «Я не из тех, кто женится». Или она совсем пьяная, или Ретт сошел с ума. Но на безумца он не похож. Держится очень спокойно, словно болтает о погоде, и манера говорить ничуть не изменилась. – Я всегда мечтал обладать вами, Скарлетт. С самого первого дня, как увидел вас в «Двенадцати дубах», когда вы швырялись вазами и ругались неподобающим для леди образом. Я мечтал завладеть вами во что бы то ни стало. Но после того, как вам с Фрэнком удалось скопить немного деньжат, я понял, что вы больше не обратитесь ко мне с интересными предложениями, касающимися кредита и обеспечения. Поэтому я и решил, что мне нужно жениться на вас. – Ретт Батлер, это что, ваша очередная злая шутка? – Я душу обнажаю перед вами, а вы мне не доверяете! Нет, Скарлетт, эта честная декларация моего к вам чувства. Признаю, что она сделана не в лучшем вкусе, учитывая обстоятельства, но у меня есть оправдание: завтра я надолго уезжаю и боюсь, как бы не обнаружить по приезде, что вы выскочили за какого-нибудь парня с деньгами. Вот я и подумал: а почему не за меня? Право же, Скарлетт, я не намерен потратить всю жизнь в ожидании застать вас между мужьями. Он говорит серьезно. Это бесспорно. С пересохшим от волнения ртом Скарлетт вникала в услышанное. Проглотив комок в горле, она посмотрела Ретту в глаза, пытаясь найти в них ключ к разгадке. Они смеялись, но где-то в глубине она увидела нечто такое, чего никогда не замечала прежде… какой-то свет, не поддающийся анализу. Ретт сидел спокойно, почти небрежно, но Скарлетт чувствовала, что он наблюдает за ней – стережет, как кот мышку в норе. За внешней сдержанностью таилось огромное напряжение, Скарлетт даже отшатнулась в испуге. Он действительно просит ее руки, но это так неожиданно… Было время – она придумывала разные муки для Ретта, когда он сделает ей предложение. Она втопчет его в грязь и со злорадством заставит почувствовать свою над ним власть. Но вот слова сказаны, а былые грезы растаяли без следа, потому что ее власть над этим мужчиной так и осталась химерой. Фактически он полностью контролирует ситуацию, а она находится в роли взволнованной девочки, которой впервые сделали предложение. – Я… я больше не выйду замуж. – Да нет, выйдете. Вы рождены для замужества. Так почему бы не выбрать меня? – Но, Ретт, я же… я не люблю вас. – Это не должно служить препятствием. Я не припомню, чтобы любовь была столь уж важным фактором в двух ваших других рискованных предприятиях. – О, как вы можете? Вам известно, что я любила Фрэнка! Ретт промолчал. – Любила! Любила! – Хорошо, не будем спорить. Вы обдумаете мое предложение во время моего отсутствия? – Ретт, не в моем характере тянуть. Лучше я сразу скажу вам нет. Вскоре я отправляюсь в «Тару», а с тетей Питтипэт будет Индия. Я хочу пожить в «Таре» и… не собираюсь снова выходить замуж. – Ерунда. Почему? – О, знаете… не важно почему. Просто не хочется замуж. – Но, мое бедное дитя, вы по-настоящему еще не были замужем. Откуда вам знать? Я готов признать, что вам не везло: в первый раз вы вышли назло одному человеку, во второй – из-за денег. А вы никогда не думали о замужестве… просто ради удовольствия? – Удовольствие? Не говорите, как дурак! В замужестве нет удовольствия. – Нет? Почему нет? Скарлетт немного успокоилась, а со спокойствием к ней вернулась и природная прямота, которую подстегнул бренди. – Это удовольствие для мужчин, хотя непонятно почему. Я никогда не могла понять этого. Все, что женщина получает, – это кусок хлеба, хозяйство, в котором крутишься как белка в колесе, да умение терпеть дурь мужа. Ну и, конечно, каждый год дети. Ретт от души расхохотался, и его звучный смех эхом разнесся по дому, погруженному в тишину. – Тише! – прошипела Скарлетт, услыхав, как скрипнула дверь на кухне. – У Мамми слух, как у рыси, и потом неприлично смеяться сразу после… Перестаньте смеяться. Я знаю, что говорю. Удовольствие! Чепуха! – Я сказал, что вам не повезло, и вы только что доказали это. Первый ваш муж был мальчик, а второй – старик. Кроме того, готов держать пари: ваша матушка говорила вам, что женщины должны «терпеть это» ради того, чтобы стать матерью. Это совершенно не так. Почему не попробовать стать женой видного молодого человека с плохой репутацией, но зато обаятельного? Ради удовольствия. – Вы грубы и самоуверенны, и я считаю, что этот разговор зашел слишком далеко. Он… он очень вульгарен. – И очень интересен, разве не так? Готов поспорить, вы никогда не касались супружеских отношений в разговоре с мужчинами, даже с Чарльзом и Фрэнком. Скарлетт бросила на Ретта сердитый взгляд. Слишком много он знает. Любопытно, где это он так хорошо изучил женщин. Сплошное неприличие. – Не хмурьтесь. Давайте назначим день, Скарлетт. Я берегу вашу репутацию и не настаиваю на немедленном браке. Выдержим приличествующий интервал времени. Кстати, сколько он продолжается, этот «приличествующий интервал времени»? – Я не говорила, что выйду замуж за вас. Неприлично даже упоминать о подобных вещах в такой день. – Я объяснил вам, почему коснулся этой темы. Завтра я уезжаю, а я слишком пылкий любовник, чтобы сдерживать мою к вам страсть. Но возможно, я был чересчур настойчив в своем ухаживании. С пугающим проворством соскользнув с софы и встав на колени, он приложил руку к сердцу и проговорил как чтец-декламатор: – Моя дорогая Скарлетт, то есть моя дорогая миссис Кеннеди, простите меня за импульсивность, от коей вы вздрагиваете. От вашего внимания, конечно, не ускользнул тот факт, что дружеское чувство, которое я питал какое-то время, переросло в более глубокое чувство, чувство более прекрасное, более чистое, более священное. Осмелюсь ли я назвать его? А! Имя ему любовь, и она делает меня дерзким! – Да поднимитесь вы, – взмолилась Скарлетт. – Не валяйте дурака. Вдруг войдет Мамми и увидит вас? – Она будет крайне удивлена и не поверит первым знакам моего благородства, – сказал Ретт, легко поднимаясь. – Послушайте, Скарлетт, вы не ребенок, не школьница, чтобы отвадить меня, пуская в ход глупые доводы вроде приличий и так далее. Скажите, что выйдете за меня, когда я вернусь, или, Бог свидетель, я никуда не поеду. Я останусь и каждый вечер буду играть на гитаре под вашим окном и петь во весь голос, чтобы скомпрометировать вас, тогда вам волей-неволей придется выйти за меня ради сохранения своей репутации.