– Меня не пригласили, сэр. Ретт выпустил из рук часы, которые Бонни тут же схватила, и поднялся: – Скарлетт, оставь эти чертовы цифры в покое. Почему Уэйд не приглашен на день рождения? – Имей совесть, Ретт! Не отвлекай меня сейчас. Эшли перепутал все счета. Говоришь, день рождения? Я полагаю, нет ничего странного в том, что Уэйда не пригласили, а если бы и пригласили, я не пустила бы его. Не забывай, что Рауль – внук миссис Мерривезер, а миссис Мерривезер скорее допустит в свой дом вольного негра, чем любого из нас. Ретт, задумчиво наблюдавший за мальчиком, заметил, как Уэйд вздрогнул. – Послушай, сынок, – спросил он, – а ты хотел бы попасть на этот день рождения? – Нет, сэр, – храбро ответил Уэйд, отведя взгляд. – Хм… Скажи-ка мне, Уэйд, ты был в гостях у маленького Джо Уайтинга и Фрэнка Боннела… или у кого-нибудь из твоих друзей? – Нет, сэр. Меня редко приглашают. – Не лги, Уэйд! – воскликнула, обернувшись Скарлетт. – На прошлой неделе ты три раза был на детском празднике – у Бартов, Гелертов и Хадсонов. – Отборная партия мулов в лошадиной упряжи, – подчеркнуто медленно произнес Ретт. – Тебе там понравилось? Говори, не бойся. – Нет, сэр. – Почему же? – Я… я не знаю, сэр. Мамми… она говорит, что это все белая шваль. – Я с нее шкуру спущу! – вскочила с места Скарлетт. – А ты, Уэйд, не смеешь так отзываться о друзьях мамы. – Мальчик говорит правду, и Мамми тоже, – заметил Ретт. – Просто ты не хочешь замечать того, что тебе не по нутру. Не огорчайся, сынок. Больше ты можешь не ходить туда, куда тебе не хочется. Держи, – он вынул из кармана банкнот, – и передай Порку, чтобы запрягал экипаж и отвез тебя в город. Купи себе конфет сколько хочется и ешь, пока не заболит живот. Обрадованный Уэйд сунул деньги в карман и с тревогой взглянул на мать – что она скажет? Но Скарлетт, сдвинув брови, следила за Реттом, который поднял Бонни с пола, взял на руки, и малышка уткнулась личиком ему в щеку. На лице Ретта она ничего не прочла и только заметила в глазах что-то похожее на страх, страх и недовольство собой. Уэйд, осмелевший от щедрости отчима, осторожно к нему приблизился: – Дядя Ретт, можно вас спросить? – Конечно. – Прижимая к себе головку дочери, Ретт напряженно, с отсутствующим взглядом, думал о чем-то своем. – Что ты хочешь знать, Уэйд? – Дядя Ретт, а вы… вы были на войне? Ретт настороженно взглянул на мальчика и ровным голосом спросил: – Сынок, а почему ты спрашиваешь? – Ну… Джо Уайтинг сказал, что вы там не были, и еще так сказал Фрэнки Боннел. – И что же ты ответил? – Я… – протянул Уэйн, – я сказал им, что не знаю. И взволнованно добавил: – Мне все равно, были вы там или нет, но их я побил. Так вы были на войне, дядя Ретт? – Да, – резко ответил Ретт. – Я был на войне. Я восемь месяцев прослужил в армии. С армией я прошел от Лавджоя до Франклина, что в штате Теннеси. И я был с Джонстоном, когда он сдался. Уэйд радостно запрыгал на месте от гордости, а Скарлетт, смеясь, заметила: – Кажется, ты стыдился своего послужного списка. Разве не ты просил меня поменьше говорить о войне? – Прекрати! – перебил ее Ретт. – Итак, ты доволен, Уэйд? – О да, сэр! Я так и знал, что вы были на войне. Я знал, что вы не испугались, как все говорят. Но только… почему вы не были вместе с отцами других мальчиков? – Потому что отцы других мальчиков оказались настолько глупы, что их направили в пехоту. Я же учился в военной академии Уэст-Поинта, поэтому воевал в артиллерии. В кадровых частях, Уэйд, а не в ополчении. В артиллерии, знаешь ли, Уэйд, нужно шевелить мозгами. – Еще бы! – просиял Уэйд. – А вы были ранены, дядя Ретт? Ретт помедлил, не зная, что ответить. – Расскажи ему о своей дизентерии, – не удержалась, чтобы не вставить шпильку, Скарлетт. Ретт осторожно опустил малышку на пол и вытащил нижнюю рубашку и сорочку из брюк. – Подойди, Уэйд, я покажу тебе, куда меня ранило. Мальчик, как завороженный, приблизился и уставился на то место, куда был направлен палец Ретта. Длинный шрам пересекал его загорелое тело от плеча до поджарого живота. Это был сувенир, оставленный ножом в пьяной драке на золотых приисках Калифорнии, но Уэйд, разумеется, ничего об этом не знал. Едва дыша от волнения, он прошептал: – Я думаю, вы, дядя Ретт, такой же смелый, как мой папа. – Почти, но не совсем, – сказал Ретт, заправляя сорочку в брюки. – А теперь иди и потрать свой доллар и, если кто-то скажет, что я не был в армии, надавай ему тумаков. Обрадованный Уэйд вприпрыжку убежал, окликая Порка, а Ретт снова взял дочку на руки. – И к чему вся эта ложь, мой храбрый рыцарь? – спросила Скарлетт. – Мальчик должен гордиться своим отцом… или отчимом. И не должен робеть перед сверстниками-волчатами. У детей свои жестокие законы. – Какая ерунда! – Я никогда не задумывался, как много это может значить для Уэйда, – медленно проговорил Ретт. – Мне в голову не приходило, что он страдает из-за этого. Уж Бонни точно не будет переживать. – То есть? – Ты думаешь, я допущу, чтобы она краснела за отца? Чтобы в десять лет ее не приглашали в гости? Ты думаешь, я допущу, чтобы она, без вины виноватая, терпела, как Уэйд, унижения за ошибки отца и матери? – Всего-то детские забавы! – Детские забавы переходят в балы для молодых девушек. Ты думаешь, я позволю родной дочери расти вдали от всех приличных людей Атланты? Я не собираюсь посылать Бонни учиться на Север только потому, что ее не примут здесь или в Чарлстоне, Саванне и Новом Орлеане. И я не собираюсь выдавать ее замуж за какого-нибудь янки или иностранца, из-за того что ни одна южная семья не примет ее по той простой причине, что ее мать оказалась дурой, а отец – подлецом. Уэйд, который неслышно появился в дверях и с интересом слушал малопонятный ему разговор, сказал: – Бонни может выйти за Бо, дядя Ретт. Как только Ретт повернулся к маленькому мальчику, гнев его моментально испарился, и он посерьезнел, как это обычно бывало, когда он разговаривал с детьми. – Верно, Уэйд. Бонни может выйти замуж за Бо Уилкса, а на ком ты женишься? – О, я ни на ком не женюсь, – заверил мальчуган, довольный тем, что на равных разговаривает с еще одним взрослым. Ретт да еще тетя Мелани никогда не бранили его и всегда вставали на его сторону. – Я поеду учиться на адвоката в Гарвард, как мой отец, а потом стану таким же, как он, смелым солдатом. – Лучше бы Мелли попридержала язык! – повысила голос Скарлетт. – Уэйд, ты не поедешь в Гарвард. Это школа янки, и я не отдам тебя в школу янки. Ты будешь учиться в нашем университете и после его окончания станешь помогать мне в магазине. А что до храбрости твоего отца… – Замолчи! – сухо заметил Ретт. От его взгляда не ускользнуло, как вспыхнули глаза Уэйда при упоминании отца, которого он никогда не видел. – Ты, Уэйд, вырастешь и станешь таким же сильным и храбрым, каким был твой отец. Следуй его примеру, потому что он был героем, и не позволяй никому говорить о нем плохо. Он женился на твоей матери, верно? Одно это уже доказательство его героизма. Я позабочусь о том, чтобы ты попал в Гарвард и выучился на адвоката. Ну, все, беги и скажи Порку, чтобы покатал тебя по городу. – Я буду очень тебе благодарна, если ты позволишь мне самой воспитывать моих детей! – вспылила Скарлетт, когда Уэйд выбежал из комнаты. – Из тебя чертовски плохой воспитатель. Ты испортила жизнь Элле и Уэйду, но поступить так же с Бонни у тебя не выйдет. Бонни будет маленькой принцессой, и всем в мире захочется увидать ее. Она сможет входить в любой дом, в какой только пожелает. Боже правый, неужели ты думаешь, я позволю ей, когда она вырастет, знаться с подонками, которые заполняют наш дом? – Но тебя эти подонки вполне устраивают. – Так же как и тебя, киска моя, но никак не Бонни. Неужели ты считаешь, что я позволю ей выйти замуж за одного из бродяг и дезертиров, с которыми ты проводишь время? Ирландцы, стремящиеся к наживе и ищущие любовных приключений, янки, белый сброд, выскочки из числа саквояжников… Моя Бонни, в которой смешалась кровь Батлеров и Робийяров… – С кровью О’Хара… – О’Хара, возможно, когда-то и были королями в Ирландии, но твой отец оказался лишь ловкачом, сумевшим многого добиться. Да и ты не лучше… Впрочем, как и я. Несся по жизни, точно за мной черти гнались, не задумываясь о том, что я делаю, потому что мне было на всех наплевать. На всех, но не на Бонни. Господи, каким я был дураком! Бонни не будет принята в Чарлстоне, что бы там ни говорила моя мать, твои тетя Юлалия или тетя Полин, это совершенно ясно, и если мы срочно что-нибудь не предпримем… – О, Ретт, ты воспринимаешь все слишком серьезно. С нашими-то деньгами… Прости, мне даже смешно. – К черту наши деньги! На все наши деньги не купишь то, что я хочу для нее. Я бы предпочел, чтобы Бонни ела черствый хлеб в жалком доме Пикаров или в ветхом сарае миссис Элсинг, чем блистала на костюмированном балу у республиканцев. Ты поступала очень глупо, Скарлетт. Тебе следовало бы подумать о месте родных детей в обществе еще несколько лет назад, но ты не сделала этого. Ты даже пальцем не шевельнула, чтобы сохранить свое былое там положение. Я сомневаюсь, чтобы ты смогла что-либо исправить. Ты одержима деньгами и слишком любишь подчинять себе людей. – По-моему, это буря в стакане, – холодно заметила Скарлетт, перебирая бумаги и давая тем самым понять, что разговор окончен. – Руку помощи нам может протянуть одна миссис Уилкс, но и ту ты постоянно оскорбляешь, чтобы отвадить ее от нас раз и навсегда. И не надо мне твердить о ее бедности и ветхой одежде. Она – душа всего, что происходит в Атланте, а это дороже любого богатства. Бог возблагодарит ее. И мне она поможет. – Что ты задумал? – Что? Я собираюсь сблизиться с каждой ведьмой «старой гвардии» в этом городе, в частности с миссис Мерривезер, миссис Элсинг, миссис Уайтинг и миссис Мид. Если для этого мне придется ползать на животе перед каждой стервой, которая ненавидит меня, я поползу. Я буду кроток как овечка в ответ на их холодность и примусь каяться в грехах молодости. Я озолочу их чертовы благотворительные организации и буду ходить в их чертовы церкви. На всех углах я примусь кричать о моих заслугах перед Конфедерацией и, если потребуется, вступлю в их чертов клан, хотя Всемилостивый Бог вряд ли возложит столь тяжелую ношу на мои плечи. И при каждом удобном случае я стану напоминать тем кретинам, которых спас от петли, что за ними числится должок. А вы, мадам, пожалуйста, прекратите подрывать мой авторитет, отбирая имущество у должников и продавая гнилой лес тем людям, которых я буду обхаживать, или как-либо еще их оскорбляя. И ноги генерала Баллока больше не будет в этом доме. Ты слышишь? И никого из банды элегантных воров, в которых ты души не чаешь. Если ты пригласишь их без моего ведома, в твоем доме вообще не будет гостей, я отправлюсь в бар Красотки Уотлинг и заявлю всем, что больше не могу находиться с ними под одной крышей. Скарлетт, молча слушавшая пространную речь Ретта, не вытерпела и рассмеялась: – Значит, корабельный шулер и спекулянт решил превратиться в добропорядочного гражданина! В таком случае первым шагом на пути к респектабельности была бы продажа дома Красотки Уотлинг.