– Слушал, мадам. Однако сказанное вами не выводит вас из круга подозреваемых – вы могли убить Бартона, чтобы дочь получила деньги и простила вас. Позднее искупление, так сказать. – Да вы в своем уме? – возмутилась Катрин. – Зачем мне это делать? Что, по-вашему, я хотела этим ей сказать? «Я убила твоего отца ради тебя?» Да? – Ей можно и не говорить. Вам не привыкать к скрытности. Вы просто обеспечили ее будущее, пока мистер Бартон не передумал или еще что-нибудь, – вступил сержант. – Не такие слова я хотела услышать от вас, джентельмены, – раздраженно сказала Катрин. – Надеюсь, вам хватит здравого смысла не рассматривать эти идеи всерьез. С этими словами она развернулась и, не прощаясь, быстрым шагом пошла в сторону озера. Длинная юбка колыхалась в такт шагам и по одному этому движению было видно, насколько она раздражена. СИ и сержант в свою очередь побрели к дому под палящими лучами послеполуденного солнца. Глава 7. Четверг 21 июня На следующий день были назначены похороны Марка. Хоть имя убийцы еще не было установлено, полицейский департамент дал семье разрешение захоронить тело – шеф Уивера решил, что семья уже достаточно настрадалась. Поэтому в ответ на запрос СИ он ответил положительно. Место захоронения Роберт и Анна определили методом исключения. Большинство членов семейства Бартон были захоронены на кладбище Святого Петра в Борнмуте, в графстве Дорсет, но сейчас поехать туда было невозможно. Запрет покидать имение все еще действовал, а устраивать похороны без присутствия семьи и друзей казалось им неправильным. Роберт предложил было устроить могилу на территории усадьбы – в самой глубине парка, на границе территории. Но, увидев выражение лица Анны, понял, что мысль превратить «Вудроу-хаус» в семейный склеп ей не близка, той даже говорить ничего не пришлось, ужас в ее глазах был достаточно красноречив. Таким образом, единственным приемлемым вариантом оставалось местное деревенское кладбище, расположенное в трех километрах от имения. Роберт переговорил со СИ и добился разрешения провести церемонию в присутствии всех гостей дома – им было отпущено два часа на то, чтобы добраться до кладбища, похоронить Марка и тем же путем вернуться обратно. Ввиду небольшого расстояния было решено пойти пешком всем, кроме Тео и Катрин – он взялся доставить ее к месту захоронения на мотоцикле. Хоть в душе она и оставалась молодой, преодолеть несколько километров по солнцепеку было для нее непосильной задачей, тем более, что туфли она привезла с собой почти исключительно на высоких каблуках. Тео предложил было отвезти Катрин и вернуться за Робертом, но тот отказался от этого предложения – ему казалось неправильным облегчать себе ношу в скорбный день. Поэтому утром в районе восьми часов гости после завтрака стали собираться у подножия главной лестницы – общий выход был намечен на восемь пятнадцать. Воздух еще не успел прогреться, но день обещал быть жарким – как и все дни этого оказавшегося тягостным июня. Марго спустилась последней, держа в руках объемный пакет – в нем оказались черные шелковые платки, которые она раздала дамам. Возможности купить траурные платья у них не было, но она смогла договориться по телефону с владелицей местного магазинчика одежды, и та оперативно привезла из Лондона несколько черных шалей. Ева благодарно кивнула, и даже Коре пришлось признать про себя, что Марго придумала неплохой выход из ситуации. Она вежливо поблагодарила ее, разворачивая свой экземпляр. Шали были довольно большими и, будучи наброшенными на плечи, удачно скрывали цветастые летние платья. Процессия, которую любой прохожий теперь безошибочно определил бы как траурную, медленно двинулась к воротам. Впереди под руку шли Роберт с Анной, затем на расстоянии метра друг от друга выступали Марго, Ева, Кора, Алекс и Артур. Позади на почтительном расстоянии держались повариха, обе горничные и садовник – все они единодушно решили присутствовать на захоронении. Тео и Катрин пока оставались в столовой – поездка на мотоцикле до кладбища занимала минут десять, поэтому им не было нужды выдвигаться одновременно с остальными. Тео смотрел в окно, прикидывая, не пришло ли время выводить мотоцикл, а Катрин не спеша пила кофе. На кладбище ей ехать не хотелось – близость могил навевала тоску даже на похоронах дальних знакомых, сожалеть о потере которых не приходилось, а похороны Марка ввергали в настоящее уныние. Катрин представила, как гроб опускают в землю, и поежилась. Следовало сказаться больной полчаса назад, когда все собрались тут. Но пока еще оставалась возможность притвориться, что у нее прихватило сердце и отправить Тео одного. Конечно, все поймут, что она не смогла найти в себе сил присутствовать на погребении, но ей-то какая разница? Роберт ничего не скажет, а остальные не в счет. Самое плохое уже случилось, Марка нет и никогда больше не будет, надо ли травить себе душу картинами расставания навеки, забыть которые будет невозможно? Она почти решила сказать Тео, что не поедет, но медлила. Какие-то обрывки фраз навязчиво крутились в голове. «Последний путь», «проводить» – и внезапно она четко увидела, что обязана пойти. Не ради себя – она сделает это ради Марка. Возможно, пришло ей в голову, что это единственный раз в жизни, когда она сделает что-то исключительно ради него, а не ради того, чтобы что-то получить от него. Забавно получилось. Жаль, что посмеяться над этим не с кем. Она так и не встретила родственную душу, возможно, потому, что всегда была нацелена исключительно на душу с деньгами, а просто души ее не интересовали. Кто знает, может, среди отклоненных по причине бедности был кто-то, с кем бы она могла быть счастлива по сию пору? «Как же я ненавижу похороны», подумала она, резко вставая, «какие сентиментальные глупости лезут в голову!» – Тео, голубчик, – сказала она, – не пора ли нам отправляться в путь? Тео радостно вскочил. – Я выведу мотоцикл, а вы спускайтесь. Встретимся через пять минут внизу у лестницы. Поездка доставила Катрин неожиданное удовольствие. Она любила скорость, но не подозревала, что ей понравится сочетание скорости и мотоцикла. Тео был хорошим водителем, он не слишком разгонялся, чтобы не напугать леди, но и уныло тащиться по дороге был не готов. В результате они на приличной скорости объехали траурную процессию и Катрин едва удержалась от воздушного поцелуя Алексу, когда она поравнялись с ним, настолько в хорошее настроение она пришла. И от поцелуя ее удержали не правила приличия, а тот факт, что она банально испугалась разжать руки, крепко сжимавшие спину Тео. Они прикатили к распахнутым воротам кладбища и стали ждать остальных. Тут же собрались и некоторые жители деревни, которые знали Марка. Так как Катрин и Тео они были незнакомы, в беседу никто не вступал, все стояли и молча ждали прибытия семейства. Наконец те подошли, и после сдержанных приветствий и выражений соболезнования вся компания двинулась по главной аллее вглубь. Кладбище, небольшое и аккуратное, содержалось в образцовом порядке и было, как это ни странно прозвучит, довольно уютным. Местный сторож любил повторять, что здесь «все свои», и это и правда было так. Оно предназначалось для жителей двух ближайших деревень, и чужаки попадали на него редко. Марк, откровенно говоря, считался «чужаком», но чужаком уже почти своим – когда он перестраивал имение, то давал работу многим из присутствующих, не говоря и о том, что весь персонал был из местных. Щедрость, с которой он оплачивал их работу, сослужила ему добрую службу – подарила возможность упокоиться здесь. Анна осматривала окружающий пейзаж и тихо радовалась про себя – даже Марку с его привередливостью было бы не к чему придраться. Земля здесь была немного холмистой, отчего могилы с небольшими каменными надгробиями оказались живописно разбросаны на возвышенностях и склонах. По такому погосту хотелось побродить как-нибудь в погожий денек и почитать эпитафии, а потом присесть на одну из обожженных солнцем, дождем и ветром деревянных скамеек, чтобы насладиться одиночеством и сдержанно порадоваться, ощущая себя живым. Накануне Марго (после согласования с СИ своего выхода за ворота имения, разумеется) приходила сюда, чтобы определиться с местом. Поэтому теперь она свернула с посыпанной гравием дорожки и пошла первой (а все последовали за ней) по изумрудной траве к расположенной с краю разрытой могиле, рядом с которой стоял англиканский священник в полном облачении, а за его спиной был виден закрытый гроб из темно-вишневого дерева. СИ и сержант, хоть и не ожидали никаких прорывов от похорон, тоже решили прийти. Из деликатности они не стали подходить близко, а стояли чуть поодаль. Деревенские жители кидали на них заинтересованные взгляды – СИ был весьма импозантен в темном костюме, и про него многие слышали, но рассмотреть, пусть даже только украдкой, могли только сейчас. Сержант неодобрительно посматривал на собравшихся. Ему казалось, и не без оснований, что некоторые пришли на кладбище не по зову сердца или долга, а просто поглазеть на вдову и ее гостей, подозреваемых в убийстве. Он такого не любил. Церемония оказалась ожидаемо печальной, но неожиданно быстрой. После короткой молитвы и еще более краткой речи священника (Марго особенно настаивала на краткости прощания у гроба при их встрече накануне, а отец Браун был достаточно человеколюбив, чтобы не длить страдания без необходимости), гроб стали опускать в землю. Ева оглядела присутствующих, с опущенными головами стоящих вокруг могилы, стараясь уловить что-то необычное, но увидела на всех лицах одинаковое сосредоточенное выражение – каждый прощался с Марком про себя. Может ли убийца выдать себя в такой момент? Раскаяние, ужас от содеянного в глазах, скрываемое страдание – вдруг что-то мелькнет и даст зацепку? Но нет, она не увидела ничего, что выбивалось бы из ожидаемого. Руки ни у кого не дрожали и губы не тряслись. Анна и Роберт стояли тесно прижавшись друг к другу, словно держась, чтобы не упасть. Но это было вполне понятно. Ева вздохнула. Уж не читаю ли я слишком много сентиментальной чепухи, спросила она себя и тут встретилась взглядом с Марго. Видимо, той тоже пришла мысль понаблюдать. Она вопросительно приподняла брови, и Ева в ответ поджала губы – ничего. Марго еле заметно кивнула в знак согласия – она тоже ничего не заметила. Гроб полностью скрылся в могиле, и отец Браун подошел к Анне и Роберту и стал что-то говорить им вполголоса, остальные в нерешительности переминались с ноги на ногу, размышляя, когда уже будет прилично отойти подальше и направиться к дому. СИ подошел к Марго: – Соболезную вашей утрате, – сказал он. – Спасибо, СИ, – тихо отозвалась она. – Иногда я представляла, как убью его, но никогда на похоронах не было полиции. Тео заметно вздрогнул и Марго продолжила, обращаясь к нему: – Не волнуйся, милый, СИ понимает, что я шучу, – без улыбки сказала она. – Я понимаю, что за годы семейной жизни всякое бывает, – подтвердил СИ. – Сам женат. Но убить по-настоящему совсем другое дело. – Есть у вас какие-нибудь идеи, кто это мог быть? – Мы работаем в нескольких направлениях, – твердо ответил СИ, стараясь, чтобы это прозвучало не так жалко, как было в действительности. Марго покачала головой: – Понятно. СИ не радовало, что ей понятно, что они ни на йоту не приблизились к разгадке, но ничего другого он пока предоставить не мог. Он кивнул сержанту, и они вместе, обходя могилы, пошли к выходу, намереваясь поехать в участок и там еще поработать над этим изматывающим делом. Тем временем к Тео подошла Катрин: – Боюсь, вам придется сделать две ходки до дома – мне кажется, Роберт сам не дойдет. Тео посмотрел на Роберта и испугался – тот был так бледен, словно с минуты на минуту займет место рядом с сыном. Тео рванулся к нему и взял под локоть: – Роберт, позвольте мне доставить вас домой? Тот тяжело оперся на него и кивнул. *** После похорон Марка Бартона СИ с сержантом, посовещавшись, решили все-таки незамедлительно вернуться в «Вудроу-хаус», чтобы еще раз допросить некоторых его обитателей. СИ небезосновательно полагал, что после эмоциональной встряски, которую любой, даже самый черствый человек испытывает на похоронах, люди склонны говорить больше, чем хотели бы. Проговариваться, проще говоря. Кроме того, вторым доводом в пользу немедленного посещения имения были сведения, полученные от столичной полиции в отношении одного из свидетелей. Свидетеля, который теперь легко мог перейти в категорию подозреваемых. Привычный маршрут не занял много времени, и буквально через несколько минут после возвращения в дом хозяева и гости, расположившиеся в гостиной, чтобы выпить по чашке чая, имели искреннее неудовольствие наблюдать входящих туда СИ и сержанта Дэя, которые после формальных извинений попросили Алекса уделить им немного времени для беседы. Едва Алекс и полицейские вышли, чтобы «побеседовать» в кабинете Марка, ставшем постоянной точкой дислокации полиции в доме, Катрин нарушила молчание: – Любопытно, – задумчиво произнесла она, – какую информацию они накопали на нашего милейшего Растиньяка? – Почему обязательно «накопали»? – тут же отреагировал Тео. – Хотят уточнить что-нибудь про тот вечер или вообще, – уточнил он. В ответ Катрин так громко хмыкнула, что всем, кроме нее, стало неловко. В это время Алекс, следуя по коридору за СИ, старался продумать линию защиты на случай, если им действительно стало известно то, что он особенно хотел бы скрыть. Первым вариантом защиты могло бы быть отрицание, если бы он не понимал, что в его случае оно совершенно бесполезно. Если у них на руках бумаги, то отпираться бессмысленно. Значит, надо сразу признаться и постараться убедить их, что угрозы для Марка он не представлял. Они в молчании вошли в кабинет и расселись на обычные места – СИ за столом, сержант на диван, а Алекс в кресло. СИ устало посмотрел на него, соединил длинные пальцы в изящном жесте (руки у него были красивые) и произнес: – Мистер Харт, когда в начале расследования я спрашивал, не скрываете ли вы от нас что-нибудь, имеющее отношение к делу, я имел в виду информацию типа той, что Марк Бартон выкупил у букмекера вашу долговую расписку. Алекс покраснел. Это прозвучало почти как упрек подростку, вернувшемуся домой на рассвете. Не зная, с чего начать, он молчал. СИ увидел, что Алекс не собирается запираться. – При каких обстоятельствах вы узнали, что ваш долг теперь принадлежит Бартону? Алекс прочистил горло. – Я действительно удивился, когда получил от него приглашение. Мы ведь далеко не друзья. Но я и предположить не мог, что дело обернется таким образом.