— Я живу там! — махнула мне рукой незнакомка. — За холмом! В Клыковском микрорайоне… Несколько капель дождя проникло мне за шиворот, и потому я быстро принял решение. — Что ж вы раньше не сказали? — воскликнул я. — Возвращайтесь! Я отвезу вас. Не будете же вы топтать грязь, да еще ночью. Это было в пятницу вечером. Глава 6 Телефонный террор В субботу утром у меня дома раздался какой-то особо яростный звонок телефона. Особо пронзительный. Ясно, что не о каждом звонке стоит вести речь, но этот… Короче, все по порядку. Я снял трубку и сказал «алло!» Мне никто не ответил. Я сильно удивился и несколько раз на разные лады повторил свое «алло». Ответа не было. Я прислушался — связь нормальная, но… тишина. Подождав еще немного, я положил трубку. Телефон тут же зазвонил снова. Я прижал трубку к уху как можно сильнее, но не услышал ожидаемого томного дыхания… девушки. Вот не знаю, откуда ко мне пришла именно эта мысль — о томном дыхании, да еще девушки (согласитесь, это было бы хоть какое-то объяснение!). Однако через мгновение мои уши уловили… другое дыхание. Мужское дыхание. Астматическое дыхание курильщика. После нескольких секунд молчания трубку неторопливо положили. И еще раза два повторялся такой звонок. Сперва я решил, что кто-то ошибся номером. Но слишком часто и одинаково повторялась эта «ошибка». Вторую мысль о том, что шалят дети, я отбросил, потому что дыхание явно принадлежало взрослому человеку. Пожилых людей среди моих знакомых не было, кроме Деда, поэтому оставалась третья и последняя мысль: Дед по какой-то причине звонит из… короче, оттуда, где он сейчас находится. Эта последняя, самая неожиданная мысль меня прямо-таки покорила. В конце концов, на улице конец двадцатого века, почему бы Деду, если он мафиози, не позвонить из зоны? Я решил проверить эту идею (как? да просто сказать внахалку: «Здравствуй, Дед!»), но звонки больше не повторялись. В воскресенье телефон зазвонил снова. После нескольких моих «алло» незнакомый мужской голос произнес с расстановкой: — Павел… Альгердович? — Д-да, — ответил я, не сильно соображая, кто это может быть. С возрастом круг телефонных собеседников сужается, каждый новый звонок от незнакомого человека воспринимается с тревогой. — Павел Альгердович, это… дядя… Надежды… У меня сразу все внутри оборвалось. Ба-бах. «Дядя Надежды». И тут я принялся соображать — какая такая Надежда? Да не знаю я никакой Надежды! «Ах да, — неожиданно подумал я, — мою студентку зовут Надежда!» — С ней что-то случилось? — с тревогой спросил я. — Н-нет, — ответили после паузы. Чувствовалось, что собеседник подбирает слова. Пьян он, что ли? — Я высадил ее возле дома, — сказал я, чтобы рассеять неловкость. — Там еще была стоянка такси… И тут же оборвал себя: зачем я это говорю? Кому говорю? Кто он такой? В наше время все смотрят телевизор, и все знают, что может произойти возле дома или в подъезде. Пара выстрелов — и нет человека. Взять хотя бы недавнее покушение на Деда. — Не звоните ей больше, — сказал дядя. — Почему? — удивился я. — Я ее консультант… — Не звоните, — повторил дядя, — консультант. Оставьте ее в покое. Надя — больной человек… — Господи, — совсем перепугался я. — Да что с ней? Вы можете ответить или нет? — Не звоните, не то пожалеете, — буркнул дядя. В трубке щелкнуло, полетели короткие гудки. * * * Несколько последующих часов я задавал себе вопросы: что случилось с этой Надеждой? Почему она «больной человек»? И если «больной», то чем? Ни на один вопрос я не мог найти ответа. Впрочем, нет, один ответ я нашел сразу — откуда «дядя» узнал мой номер. Вычитал его в моей визитной карточке, вот откуда! В той карточке, которую я дал Надежде, сказав, чтобы она не плакала. Что же его, дядю, так всполошило? Ведь я совершенно официально дал Надежде свою визитную карточку, я, можно сказать, ничего не таил. Вот когда я пожалел, что у меня на аппарате не стоит автоматический определитель номера. Поставил бы я АОН, знал бы, по крайней мере, откуда звонит этот самый… «дядя». Позвонил бы я и ему в свою очередь, расспросил бы кое о чем… И тут мне стало смешно, я подумал, почему я волнуюсь? Ситуация странная, но я ни в чем не виноват. Правда, кто-то (дядя!) считает меня виноватым, но мне-то что от этого? В самом худшем для меня случае Рувимович сделает мне выговор за то, что я уронил престиж фирмы в глазах… Господи, в чьих же глазах я уронил престиж фирмы? Это был даже не клиент, а просто студентка. * * * Всю субботу я думал о Наде, и все воскресенье я думал о Наде… А потом стал думать о дяде, и снова о Наде. Дядя хотел, чтобы я не звонил Наде, а добился он противоположного — я всерьез стал задумываться о его племяннице. Впрочем, в понедельник я забыл свои волнения. На десять утра у нас была назначена первая консультация. Она явится, соображал я, она обязательно явится, и я вежливо расспрошу о том, что произошло в пятницу. Она откроет мне все тайны, и я окончательно успокоюсь. В понедельник она не пришла. Я ее ждал весь день, но ее не было. Ребята стали обращать на меня внимание, потому что я был сам не свой. Я все больше молчал и рисовал на бумаге чертиков, а потом стал рисовать подбитый дымящийся самолет, который входит в штопор. И во вторник она не явилась. И в среду. Насмешки Марика и Митьки — так звали моих соседей — достигли предела, меня же мучила нешуточная тревога. Что произошло с этой студенткой? В четверг я, наконец, решился. Едва дождавшись обеденного перерыва (Марик и Митька вышли покурить), я снял трубку телефонного аппарата. Я начал с городского справочного бюро и в конце концов дозвонился до деканата факультета экономики Академии Управления. — Алло! — произнес звонкий девичий голос. От неожиданности я едва не выронил трубку. Мне показалось, что это и есть Надежда. Но это была не Надя, а какая-то Анджела. Впрочем, почему «какая-то»? Это была секретарша Анджела. Бедная Анджела! Представляю себе ее лицо: когда я разочарованно протянул: «Да-а?» — она подавленно замолкла. Я уже подобрал тон и хотел вполне официально осведомиться, что думает себе студентка пятого курса Надежда Ивановна Толмачева, которая не посещает консультаций по дипломной работе, как вдруг понял, что не должен ни о чем спрашивать. Любые мои расспросы могли навредить Наде! Следовательно, мне надо было дать задний ход, но я уже назвал имя и фамилию Нади, и на вопрос, чего хочу, вынужден был промолчать. Секретарша Анджела после паузы поинтересовалась, кто я такой и почему спрашиваю Надежду Ивановну Толмачеву. Я опять не ответил. Тон у Анджелы сделался как у всех этих девиц, которые только и мечтают посадить мужчину в лужу: «Ага, уж мы-то знаем, что все вы одним миром мазаны! Кто вы такой?» Я, ужасно краснея, назвался каким-то Сергеем из Калуги, торопливо попросил передать Надежде Ивановне пламенный привет, после чего положил трубку. Ф-фух! С меня просто семь потов сошло за время этого дурацкого разговора; слава богу, его никто не слышал; а я тоже — хорош гусь! Решил вспомнить молодость и приударить за девушкой (другого слова, кроме как «приударить», я не мог подобрать), хотя мне давно уже пора привыкнуть, что мои песни отшумели и вообще двадцатидвухлетней выпускнице института удобнее обращаться ко мне, тридцатилетнему мужчине с намечающейся лысинкой, на «вы» и по имени-отчеству. Дальнейшие события показали, что я был не прав. * * * — Вы разыскивали меня! — радостно воскликнула Надежда Ивановна Толмачева, влетая в наш кабинет на восемнадцатом этаже. — Я все прощу, только ответьте, зачем вы разыскивали меня? Я вздрогнул и едва не выронил калькулятор, который держал в руках. Марик и Митька, которые на этот раз сидели на своих местах, как по команде подняли головы и тихонько заржали. Я украдкой показал им кулак — мол, ну я вам. Но к студентке я обернулся с самым официальным видом, какой мог себе придать. Она стояла перед моим столом — такая стройная, веселая, уверенная в себе. И впрямь она очень напоминала Ларису. — Зачем я разыскивал вас? — сказал я, тщательно сдерживая эмоции. — Мне было интересно, в каком состоянии находится ваша дипломная работа. — В преотличном! — воспела моя студентка. Я краем глаза заметил реакцию ребят. Они сидели, открыв рты, и рассматривали девушку. Я остался доволен. Переплетя руки на столе, обратился к Наде: — Итак, я жду объяснений. Она схватила где-то стул, приставила его к моему столу. Напевая, уселась и тут же, словно это было само собой разумеется, начала выкладывать свои конспекты и учебники. Я наблюдал за девушкой с некоторой тревогой. — Что с вами было? — наконец спросил я. — А? — Она подняла голову. — Нет-нет, ничего, — сказала она. — Все в порядке, уверяю вас. — И все-таки, где вы были? — еще более мягко спросил я. — В пятницу вечером? После того, как я вас высадил? Почему вы молчите?