Разборка с Фенчиком Итак, отодвинув в сторону другие заботы, я приступил к лечению Нади. Сами понимаете, я мог начать это лишь после того, как у меня появились деньги. Вернее, после того, как я принял решение их тратить — деньги, оставленные Дедом. Ох, какое ответственное решение! Думал ли я о том, чем все закончится? Нет, не думал. Я помню, как вынул из кейса (который, кстати, привез с собой в ту ночь, когда меня встретила Звягинцев) первую пачку зеленых купюр. Всего пачек оказалось семьдесят две штуки, то есть Дед оставил мне семьсот двадцать тысяч долларов — по десять тысяч в пачке. Я разорвал обертку совершенно обыденно, взял в руки первую купюру — 100 долларов — и небрежно спрятал ее в карман. Помню, как подумал: «Сто долларов — ну и сто долларов. Чего слюни-то пускать?» Еще какая-то мысль из разряда глобальных сидела в моей голове: «Если отнять немного от кучи, куча ведь меньше не станет!» И все. Гораздо больше я думал о том, как в наше время лечат людей, страдающих какой-либо] формой наркотической зависимости? Сперва я взялся за медицинские фирмы, рекламными объявлениями которых пестрели газеты типа «Из рук в руки». Довелось познакомиться (все больше по телефону) с разными людьми, узнать, что существуют десятки лекарств и способов лечения, но… ни один из них не пришелся мне по душе. Все они были дешевы и походили на халтуру. Гнаться за дешевизной я не хотел. Тогда я избрал другую тактику: надо искать объявления не в бульварных газетенках серии «купи-продай», а в шикарных глянцевых журналах. Не может быть, чтобы подобные проблемы не волновали «новых русских»! Вторая попытка принесла результат. Кто бы мог подумать, что я устрою Надю не к кому-нибудь, а к самому доктору Зуйкову! Этот знаменитый врач в начале перестройки дал несколько сеансов телевизионной психотерапии (передачи транслировались на всю страну и имели огромный успех), затем долгое время о нем не было ни слуху ни духу. И вот теперь оказалось, что господин Зуйков жив, здоров, практикует, пишет книги, более того, имеет частную клинику в Цюрихе, — одним словом, красота. Однако, как выяснилось, он не только сидит в Швейцарии, но и бывает в Москве, где набирает себе основной штат, если можно так выразиться, пациентов. Во время одного из приездов в Москву мне удалось встретиться с самим доктором. Наша встреча состоялась в его офисе, в Марьиной Роще. Я потряс перед доктором туго набитым кошельком и произвел впечатление. Или впечатление произвела фотография Нади, которую я взял с собой. Зуйков в моем присутствии назначил Наде трехмесячный курс лечения, причем записал девушку в клинику без всякой очереди. — Оплата у нас, как и везде, предварительная, — пояснил Зуйков, — зато после завершения курса я гарантирую полное освобождение от наркотической зависимости, молодой человек. А мое слово, запомните, что-то значит! …Через три месяца, в августе, у нас состоялась вторая встреча с доктором Зуйковым. Я был один, без Нади. — Поздравляю вас, — сказал сияющий Зуйков. Он вышел из-за стола, чтобы пожать мне руку. Я без особого энтузиазма принял это излияние чувств — каждое рукопожатие доктора было щедро оплачено. — Такими пациентами, как ваша Надежда, можно гордиться, — продолжал Зуйков. — Теперь она здорова. Если дело обойдется без принудительного рецидива, то… — Что такое «принудительный рецидив»? — перебил я. — Это если больная употребляет наркотик не по своему желанию, а в силу внешних обстоятельств, — сухо пояснил доктор. — Но гарантировать отсутствие внешних раздражителей — это уже не моя, а ваша задача, молодой человек! На том мы и распрощались. Я надолго запомнил фразу «гарантировать отсутствие внешних раздражителей». Эта фраза вселяла в меня тревогу. По совету доктора Зуйкова я приобрел несколько упаковок патентованного китайского средства против остаточных явлений наркотического синдрома. Ничего не могу сказать об этих порошках, кроме того, что они стоили мне астрономическую сумму денег. Что делать! Я знал, на что шел. И, разумеется, все это время я не забывал Фенчика. Я «кормил» его ежедневно ста пятьюдесятью долларами; вернее, сначала было сто пятьдесят, затем двести, еще позже — двести пятьдесят. — Не я виноват, инфляция, — ухмылялся Фенчик, принимая от меня очередную подачку. Наши встречи происходили возле Здания. Обычно Фенчик звонил мне снизу, и я спускался к нему. В холле первого этажа по инициативе Коли появилась вахта — прозрачная кабина из пуленепробиваемого стекла и турникет рядом с ней. Холл на две части разделила высокая, под потолок, перегородка, тоже из пуленепробиваемого стекла. В кабине сидел вахтер в бронежилете и с пистолетом на боку. Этот вахтер проверял пропуска у каждого. Пропуска напечатали для всех, даже для официантов ресторана на третьем этаже. Так вот, мне приходилось выходить за турникет, ведь у Фенчика не было пропуска. В один из таких дней, после встречи с Фенчиком я обнаружил интересную штуку, если такую штуку можно назвать интересной. Во-первых, уже сам Фенчик выглядел в тот день необычно. Я давно привык к его развязности, но тогда мне показалось, что он сам нанюхался своего зелья. Когда он уехал, я отправился на стоянку автомобилей, чтобы посмотреть, как там моя машина. Дело в том, что я оставил машину не там, где всегда. Мое обычное место сегодня занимали люди в оранжевых жилетах, рядом с ними стоял компрессор, у одного из рабочих в руках был отбойный молоток. Эти люди сняли крышку с канализационного люка, который, оказывается, был все время в асфальте (ха, а я и не замечал!), залезли внутрь и стали что-то там делать. По этой причине я оставил машину на отшибе, собственно, уже не на стоянке, а рядом, поставив ее багажником к какому-то столбу. Так вот, подойдя к «опелю», первым делом я увидел, что вокруг столба была обвязана тоненькая капроновая ниточка, которая уходит под бампер моей машины. Я похолодел. Конечно, я тут же упал на колени и стал смотреть, что это такое. И такое высмотрел… Когда я вновь поднялся, руки у меня дрожали. В ладонях я держал мягкий брикет желтоватой массы, похожей на застывший пластилин в промасленной бумаге. Этот брикет был как-то хитро прилеплен к задней оси автомобиля; из брикета торчал тонкий металлический цилиндр с кольцом на конце. Капроновая нить была привязана к этому кольцу. Это была мина. Я держал в руках мину, сделанную из взрывчатки «пластит-4», снабженную запалом обычной ручной гранаты (о том, как делается такая мина, я вычитал позднее в одном справочнике). Видимо, мину делали второпях, оттого она получилась такой примитивной. Но в этой примитивности оказался свой плюс. Я моментально понял, как она устроена, и — что самое удивительное! — смог ее обезвредить! Как говориться, Бог дураков любит. Что мне с ней теперь делать? Отдать? Кому? В милицию, саперам, в ФСБ? Смешно… МУБОП? Боже упаси, может, они мне ее и подложили. Лучше я использую эту мину в личных, так сказать, целях. И я сунул брикет под мышку, положил взрыватель в карман и медленно побрел назад, к Зданию. На крыльце остановился возле урны, запустил руку внутрь и достал мятый, но вполне приличный экземпляр «Комсомолки». Я обернул взрывчатку газетой. И вошел в Здание насвистывая. Только насвистывать мне и оставалось. Потому что если бы у меня нашли эти причиндалы, живым бы мне не выбраться. Вот как я рассуждал. Куча народу охотится за деньгами, которые оставил мне Дед. Пусть же все они поостерегутся. Я не только спрячу деньги, но и заминирую их. И пусть выслеживают меня, сколько их душам угодно, а когда выследят, пусть только попробуют сунуться к деньгам! Я смогу взять любую сумму без проблем, а вот если кто другой захочет то же самое, то… Одним словом, будет очень плохо. Что и говорить, большие деньги подействовали на меня, они изменили меня и в плохую сторону… Но зато я, как мне казалось, понемногу учился стоять на собственных ногах. * * * Не раз после того случая я думал: кому могло понадобиться подложить бомбу в мой автомобиль? Фенчик, о котором я подумал в первую очередь, не мог этого сделать. И в самом деле, ведь не дурак же он, рубить ветвь, на которой сидит, руку, которая его кормит? Все-таки двести (к тем временам я платил ему 50!) долларов в день — это были неплохие деньги. Кто еще? Коля? Славик? Загадочный Надин родственник? Положа руку на сердце, я ни о ком из них не мог подумать плохо. Не было оснований. Зато я отлично понял, что чувствует человек, на которого совершено покушение. У такого человека резко возрастает желание уйти в тень. И еще я пришел к выводу, что меня пытались не убить, а лишь так, припугнуть. Иначе не поставили бы мину, которую я запросто обнаружил. * * * Курс лечения, пройденный Надей в Швейцарии, принес не только плюсы, но и минусы. Минусы были неожиданные. После своего возвращения Надя вдруг начала жаловаться на одиночество. Она, видите ли, привыкла к компании — пусть таких же, как она, людей с проблемами, но к компании. Что я мог ответить на это? Я чувствовал себя бессильным в разговорах с Надей. Я не мог составить ей компанию, потому что днем уходил на работу. Надя оставалась дома. — Между прочим, ты мог бы подойти к решению этой проблемы с неожиданной стороны! — 1 сказала как-то Надя. — Запиши меня, например, в солярий. — Зачем? — изумился я. — Я стала покрываться прыщиками! — воскликнула Надя. — Вот! Смотри! И вот. Я предложил пригласить домой маму, но Надя отказалась. — Боюсь, что начнутся ссоры, — сказала она очень и очень серьезно. — Ты хочешь найти мне компанию? Но две женщины в доме, это, сам понимаешь… — Хорошо! — вскипел я. — А как быть? Моей маме всю жизнь сидеть в деревне? Или мы с тобой расстаемся? — Лучше подыщи новую квартиру, — тихо предложила Надя. — Подыщу, — ответил я. — Если ты станешь хорошей домашней хозяйкой. Вот так. Раныпе-то я и предположить не мог, что курс лечения от наркотической зависимости будет включать в себя заботы по переезду. Поиски новой квартиры совпали с моим желанием уйти в тень. Поэтому штудировать объявления о сдаче квартир я взялся назавтра же после нашего с Надей разговора. Снять квартиру в Москве не проблема, если есть деньги. Квартиру я нашел недалеко, в тех же Кузьминках, на пару кварталов ближе к краю города. Но, как оказалось, в решении наших проблем квартира не очень-то помогла. Однажды вечером я вернулся домой, и Надя пригласила меня на кухню. На столе стояли две сковородки — с моими любимыми картошкой и домашними котлетами. Я уплел все это за две минуты, а потом заметил, что Надя сидит на табурете в каком-то новом, элегантном, особенно открытом платье, охватив голые коленки руками, и едва заметно покачивается. Глазки ее горели, будто она была не в себе. И еще она была поразительно похожа на Фенчика в тот день, когда я обнаружил мину в автомобиле. Я, отлично помнивший состояние Нади три месяца назад, осторожно привлек ее к себе и поцеловал. Но нет, никакого запаха — ни алкоголя, ни кокаина, — я не обнаружил, его просто не было, этого запаха. А потом мы отправились в постель, и Надя вела себя в постели как всегда. Впрочем, не так, как всегда. Внутри Нади словно включили моторчик, который не давал нам уснуть до самого утра.