Меня не надо было дважды уговаривать: ключи исчезли в моем кармане. — Давай-ка сюда свою посуду! — с улыбкой продолжил Дед. Я протянул ему бокал, еще не веря в то, что происходит вокруг. Дед налил мне до краев — и лишь потом наполнил бокалы остальным. Мы выпили и стали закусывать. Яблоки после шампанского шли неплохо. Я молчал, обдумывал создавшееся положение. — Итак, завтра и послезавтра ничего не предпринимаем, — сказал Дед. — Займемся, так сказать, предварительной подготовкой. Паша, ты готов писать свои статьи? Я кивнул с полным ртом. Он у меня был забит яблоком. — Начни хотя бы с нескольких набросков, — уточнил Дед. — Сделай их так, как ты готовил речи для меня. Я вторично кивнул. — А ты что делаешь? — обратился Дед к Славику. — Иду в библиотеку и раскапываю тюменские газеты, — пробасил Славик. — А также московские, — уточнил Дед. Он в самом деле поставил перед Славиком такую задачу, желая угомонить своего главного охранника, впавшего в баранье упрямство. Славик и в самом деле был готов утверждать с пеной у рта, что его вариант лучше. — Коля? — сказал Дед. Все обратили взоры на Колю. Тот сидел на стуле бочком и болтал ногой, напоминая зарвавшегося школьника. После слов Деда Коля встрепенулся. — Николай рассмотрит и предоставит в письменном виде все варианты развития событий по… своему сценарию… — торжественно перечислил Дед. Коля после каждого слова коротко кивал головой и тихонько говорил: «Ага!» — Ну, как будто все, орлы, — сказал Дед. — Теперь отбой. Все встали и потянулись к выходу. Я задержался. — Дед, можно спросить? Я стоял у стола и наблюдал за Дедом. Он собирал какие-то бумаги, стучал ими, подравнивая края, прятал в папки и засовывал эти папки в ящик. — О чем? — поднял он взгляд. Я хотел спросить, в самом ли деле простил он мне долг, но вместо этого произнес: — Ты похвалил все наши варианты, а какой принял сам? Откровенно говоря? — Я? — Дед нахмурился. Нет, не нахмурился, мне отлично было видно какая бездна выражений прошла по его лицу, одно за другим, а Дед как бы выбирал, на каком из них остановиться. Наконец, он заговорил: — Я хочу… попробовать первый вариант! С хитринкой посмотрел он на меня и продолжил: — Ты понял? Самый первый, с женщиной… С твоей Надей, черт возьми… Тут меня как громом ударило. Как это «с Надей»? Что он имеет в виду? — Кстати, ты не против последить за ней, за этой твоей супервумен? — с иронией продолжал Дед. Он как бы не давал мне опомниться. — Ведь она как-никак родственница Чернозуба! Проследи за ней по-родственному, так сказать, по-семейному! У тебя это неплохо получится! Я уже хватал ртом воздух, словно рыба, выброшенная на лед. Где мне уже приходилось слышать такие выражения, такой тон, видеть такую лисью улыбку? А, точно, в подобном тоне со мною когда-то пробовал разговаривать Фенчик. Прошлой зимой. Я почувствовал, что земля уходит из-под ног. Так вот, выходит, почему Дед простил мне долг! Перед глазами встала картина. Сибирь. Пятый Колымлаг. Семьдесят какой-то год. Отец упал в обжигающе холодный снег, и конвоир, стоявший в десяти метрах от него, поднял карабин. До отца моментально дошло, что все, сейчас наступит его смерть, но подняться он не мог, не было сил. Он вжал голову в плечи и закрыл глаза. Спасло его то, что конвоир, перед тем как нажать на курок, решил разок дохнуть на руку и поднес ее ко рту. Когда он вновь прицелился, отца в снегу уже не было. Дед поднял своего друга на ноги и, поддерживая его под мышку, поволок к колонне. Эта картина долгое время служила мне олицетворением дружбы моего отца и Деда. Теперь она исчезала. Рассыпалась на части. Пропадала, будто ее и не было. Пока я стоял, как истукан, Дед открыл сейф и достал оттуда мешок, полный радиозакладок. Тот самый мешок, который когда-то мы отнесли ему. Дед стал рыться в нем. — Тебе придется последить за ней, — бесстрастно продолжал Дед. — И не спорь, мой мальчик, как не спорил бы со своим отцом. Понятно? — Он поднял на меня взгляд. — Я не буду настаивать, чтобы ты записал ваши… как это сейчас модно называть… Трахи! Вот, трахи! Будет достаточно, если ты запишешь… — Он сделал паузу. — Помнится, ты говорил, что она нюхает кокаин? — Она здорова! — выпалил я. — Если бы ты знал, чего мне это стоило. — Меня это не касается, — бесстрастным голосом произнес Дед. — Ты запишешь, как эта твоя Надя берет понюшку, засовывает себе в нос, затягивается… Пусть она при этом поиграет глазками — у нее прекрасные глазки, карие, — это я заметил. Они будут выглядеть на экране весьма привлекательно! У меня мутилось в мозгах, а он все говорил, говорил. Я опустился на стул. — В конце концов, не обязательно «нюхи», — сказал Дед. — Можно записать и трахи, — и он рассмеялся. Я медленно поднял на него глаза. И кто говорит мне об этом? Дед! Друг моего отца! И что, думаете, я сделал что-нибудь? Так ничего я не сделал. Я просто смотрел на Деда и понимал, как я его ненавижу. Ненавижу самой лютой ненавистью,! на какую способен. Ненавижу его самого. Его бородку, подстриженную под куст крыжовника у нашего] дома. Холеную шевелюрку с проседью, широкую улыбку и добренький прищур глаз. Дед тем временем не замечал перемены в моем настроении. — У нас есть семейные снимки Чернозуба, — говорил он увлеченно, — и школьные фотографии его… Нади. Ты дополнишь их своим видеоматериалом, мы используем это… Я задался вопросом: откуда у Деда взялись школьные фотографии Нади? — Теперь несколько слов о том, как ты будешь работать, — сказал Дед. — Эти камеры нужно расположить следующим образом… Он еще что-то говорил и говорил, но я не слушал. Я опустил взгляд и увидел на столе набор, запаянный в пластик: четыре микровидеокамеры с усиками антенн были размещены по углам прозрачной пластиковой упаковки. Каждая была точь-в-точь как та, что майор Звягинцев когда-то оставил у нас в лифте. А в центре пакета располагалась компьютерная плата. Дед дотронулся до нее пальцем: — Вот эту штуку вставляешь в любой персональный компьютер, сюда засовываешь обычную телевизионную антенну, — с этими словами Дед показал гнездо, куда надо засовывать антенну, — а видеокамеры уже расставляешь, как твоей душе угодно… Он запустил руку в мешок и достал горсть маленьких черненьких цилиндриков. — Вот еще четыре, — сказал он. — Это те самые, которые расставил Звягинцев. Я проверял, их параметры совпадают… Он по одному выщелкнул цилиндрики из ладони, и они упали на пакет. Сразу стало видно, как они похожи на цилиндры, что были запаяны в пластик. Дед коротким движением придвинул ко мне весь этот хлам. Один цилиндрик покатился по столу. Дед подхватил его и положил поверх кучи. — Видеофильм мне нужен не позднее, чем через месяц, — сказал он. — Через тридцать дней как говорится, вынь да положь! Я вздохнул. — И пойми еще, дружок, — ласково улыбнулся Дед. — Все-таки, семьсот двадцать тысяч долларов, которые ты растратил, это большие деньги. Если ты меня и сейчас подведешь… — Он покрути головой и сделал пальцем крючкообразное движение, такое же, как то, что в начале нашей встречи делал Славик. — В конце концов, ты знаешь, как наш общий знакомый умеет обращаться со своей «береттой»… Есть у меня и другие люди. Надеюсь ты в этом не сомневаешься. Мне только и оставалось, что беззвучно открывать и закрывать рот. Глава 2 Ревность чудеса творит Лифт полз медленно, очень медленно, я даже пританцовывал в кабине. Едва створки раскрылись, я вылетел в холл и пронзил его как торпеда. Я без промаха поразил входную дверь… но поздно! Серая «мазда», принадлежавшая Коле, уже умчалась. Зато я увидел серый «БМВ». Под открытым капотом копошился Славик. Я подошел к нему и спросил, как наш «гитлерюгенд». — Уже умчался! — Славик высунул голову из-под капота, как черепаха из панциря. — На него что-то нашло, — объяснил он. — Я тоже хотел спросить, что случилось, но он глянул на меня, как на врага народа, и умчался. — Вот черт, я хотел с ним поговорить! — Если хочешь поговорить, я могу дать номер его телефона. — Правда? — Я просиял. — Нет, правда? У тебя есть? — А то… Домашний. Славик полез двумя пальцами в карман и достал блокнот. Я записал номер телефона, поблагодарил Славика, и мы распрощались.