Часть 31 из 38 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Все, они будут завидовать, а в первую очередь шаман. Он уже давно считает меня своей собственностью. Я и проституцией занялась не по своей воле — он заставил. Сказал — там, где нет продажных женщин, мужчины склонны к войнам, а он у себя на острове этого не допустит. И еще пригрозил — если я откажусь спать с соплеменниками, то буду, проклята и на Изабель протяну не дольше двух недель. Мне ничего не оставалось делать, как согласиться, — расстегнув пуговицы, Сесиль сбросила рубашку на пол.
— Но это не правильно, надо провести общее собрание племени, и осудить поведение шамана, — того не зная, Костик почти в точности повторял вчерашние слова Тревола.
Сдержав свое слово, Гвинет с утра подала на развод.
— Нашла время для тяжбы, дел невпроворот, — губернатор собирал скарб для рабочей «прогулки» по лесу, — давай заседание отложим назавтра, или на послезавтра, а еще лучше на неделю.
— За это время Марсель меня окончательно прибьет! — шмыгнул носом, Гвинет заревела.
— Тьфу, на вас всех, — шаман положил в корзину-рюкзак кусок парусины, — Костик пошли!
— А как же ловля жемчуга? — с набитым кашей ртом поинтересовался Медведев.
— Марсель с Джеком сегодня сами справятся, — губернатор направился к лесу.
С мыслью: «Чего шаману не сидится в деревне и куда он поперся?», — Костик подобрал с земли заготовленную корзину-рюкзак, взвалил ее на спину и пошел следом за губернатором.
— Со мной же что будет? — цепляясь за рубашку шамана и путаясь у него в ногах, глотала слезы Гвинет.
— Жди, когда вернемся, тогда и поговорим, — губернатор отстранил женщину с дороги.
Где-то с час шаман с Медведевым бродили по джунглям молча, непонятно что выискивая.
«Грибы — вряд ли, вон какую шикарную поганку пропустили. Съедобные коренья — так мы лопату не захватили. Фрукты же с ягодами растут совсем в другой стороне леса», — прорубая мачете в зарослях дорогу, предавался рассуждениям Костик.
Постепенно настроение шамана улучшалось и вот, он завел разговор с Медведевым.
— Не скучаешь по материковой кухне, что там у вас в России едят — икру, борщ, пельмени?
— Я больше винегрет с подсолнечным маслом любил, а к этому горбушку черного хлеба натертую чесноком, да семьдесят грамм водки, — рот Костика наполнился голодной слюной.
— Насчет вашего вилегрета не обещаю, — по-своему вкусу изменил название салата губернатор, — а вот хлеб у нас сегодня будет, — он остановился у ничем не примечательной пальмы. — Созрела родимая, цвести собралась — шаман прижался щекой к стволу, — прости, но нам нужна твоя сила, — и он затянул заунывную молитву-заклинание.
Умилостивив духов леса, губернатор наметил на какой высоте Медведеву предстоит подрубать пальму.
— Что в ней такого ценного? — Костик смотрел вверх, безуспешно силясь разглядеть в листве хлебные плоды.
— Мякоть, — шаман передал Медведеву топор.
Свалить не самое толстое Саговое дерево (так его окрестил губернатор) оказалось — ой, как непросто, особенно когда в сподручных у тебя: духота, жара и влажность.
На втором часу рубки, топор уже вываливался из рук Костика, а тяжелое дыхание напоминало пыхтение «загнанного» паровоза. И вот, наконец, труды и старания Медведева увенчались успехом, с глухим треском пальма повалилась в кусты.
Все это время «прохлаждавшийся» шаман в раз ожил. Ловкими и отработанными движениями он содрал мачете кору с нижней части Сагового дерева.
— Садись с той стороны от ствола, а я устроюсь с этой, — губернатор извлек из корзины-рюкзака длинную доску с торчащими из нее острыми шипами-колючками, — берись за рукоятку терки, и поехали. Сначала я тяну доску на себя, затем ты.
Костику с шаманом удалось измочалить доморощенной теркой молочно белую мякоть пальмы, почти до самой сердцевины. Самые «стойкие» древесные волокна пришлось перерубать мачете. Затем, кашеобразную массу Сагового дерева разложили на куске парусины.
— В результате работы у нас должен получиться белый порошок, — губернатор приступил к растиранию пальмовой массы между камнями.
И с этой задачей «парочка» справилась. Однородный порошок они ссыпали в корзину-рюкзак.
— Ого, здесь килограмм двадцать не меньше, — определил вес взваленного на плечи «богатства» Медведев. — Теперь можем возвращаться в деревню.
— Погоди, порошок сначала промыть надо, — шаману досталось нести: топор, терку и парусиновую холстину.
Дорога «добытчиков» лежала через болото к горному ручью. В центре трясины Костику с губернатором довелось повстречаться с Бо-бо.
При виде «шершавой» зеленовато-бурой спины крокодила у Медведева мелко затряслись коленки — «Ужин сегодня будет — только не у меня!».
Между шаманом и Бо-бо состоялся гипнотически телепатический сеанс связи. Не выдержав пронзительного взгляда, крокодил щелкнув зубастой пастью, развернулся и поплыл в другую сторону трясины.
— А я уж думал нам конец, — в повеселевшем Костике пробудились, совсем было угасшие силы.
— Нет, Бо-бо старый, мудрый крокодил, знает на кого нападать не следует, — губернатор нащупывал бамбуковой палкой следующую твердую кочку, чтобы ступить на нее.
На ручье оказалось (незамеченное в предыдущее посещение Медведевым) деревянное корыто, в него-то и ссыпали весь Саговый порошок.
Залив белую массу сверху водой, шаман принялся приплясывать в корыте босиком. «Нарезвившись», он спустил через пробку в борту, мутную кисельную воду из корыта.
— Осталось только подсушить муку и можно печь лепешки, но этим всем мы уже займемся в деревне, — губернатор попробовал на язык Саговую муку.
Корзина-рюкзак потяжелела от мокрой муки вдвое, но Костик не роптал — «Лишь бы только Бо-бо не вернулся на «тропу войны»!».
. Добавив к Саговой муке кокосового молока, Ребека испекла на ужин знатные пышные сладкие лепешки.
— Хороши хлебце, не хуже парижских круасанов, — ел и нахваливал лепешки Медведев.
— Завтра я в них еще и толченых лесных орехов добавлю, — Ребека палочками переворачивала на раскаленной сковороде лепешки.
— Давай, давай, — одобрил ее кулинарные изыски губернатор. — Еще бы Джек нас сегодня порадовал, было бы совсем хорошо.
— Я не виноват, в той стороне моря, моллюски почти полностью перевелись, — Тревол соизволил поделиться с шаманом всего лишь одной жемчужиной, две другие «левые» он передал на хранение Сесиль.
— Может, обсудим рабочие моменты завтра, а сейчас займемся нашим разводом с Марселем, — подлизываясь к шаману, Гвинет подула на взятую им в руку горячую лепешку.
— Посмотри, в каком я состояние: грязный, уставший, да и записи уже вести темно. С утра пораньше, до основных работ и устроим заседание, — губернатор откусил остуженную лепешку.
Пятиминутная процедура развода для какой-нибудь цивилизованной страны, на Изабель вылилась в многочасовую судебную дрязгу, с привлечением всех жителей деревни.
Заседание проходило в главной хижине. Поселенцы сидели возле разведенного по такому случаю очага, а губернатор облаченный помимо белых брюк, золотистой жилетки и морской фуражки, в кусок черной ткани, заменявшей ему судейскую мантию, располагался напротив, за импровизированной трибуной из тростника.
Раскрыв конституцию, шаман зачитал тринадцатый пункт, где перечислялись права и обязанности мужа и жены. В частности мужу запрещалось избиение жены тяжевыми предметами, наносящими непоправимые увечья, влекущие нетрудоспособность оной. Жене в свою очередь возбранялось проводить ночь в не супружеской хижины и взывать к духам острова без дозволения губернатора. Об измене не было сказано и пол слова.
— Местами наши законы вполне либеральны, — в который раз поражался островной конституцией Костик.
— Как же, ночью и не погуляешь, — Сесиль придерживалась противоположного мнения. — Несправедливо! Все должно быть наоборот. Днем — заботы, работа, семья, а ночью полная свобода. И что это за иезуитские ограничения на общение с духами.
— Да, а как тебя по-другому контролировать, — в разговор включилась Ребека. — Ромиреса травами и заговорами, чуть в могилу не свела.
— Он сам виноват, нечего было влезать в такие долги, я просто хотела получить причитающиеся мне деньги, — отношение Сесиль к шаманству был вполне бытовым.
История, о которой вскользь упомянула Ребека, происходила полтора года назад, и вовлечены в нее помимо Сесиль и Ромиреса были Грап и Консуэла. Ромирес, считавший себя всеядным в отношение секса, питал все же большую привязанность к мужчинам и пристрастил Грапа к этой заразе. Пострадавшими оказались: жена Грапа — Консуэла, лишившаяся внимания, и Сесиль потерявшая сразу двух клиентов. Не сговариваясь, Консуэла и Сесиль обратились за помощью к Тусегальпо и духам острова. Консуэла желала вернуть мужа в семью, а Сесиль пеклась о процветании традиционной островной проституции. Ветер ли им нашептал, а может и вправду, духи присоветовали, только женщины не сговариваясь, решили действовать через Ромиреса. В пищу «развратника» стали подсыпаться лошадиные дозы трав и снадобий. Результат не заставил себя долго ждать. Ромирес осунулся прямо на глазах. Через неделю он перестал встречаться Грапом, а еще через три дня слег с температурой в постель. На этом этапе в конфликт вмешался губернатор (поговаривали, будто он тоже прибегал к услугам Ромиреса) и развел враждующих по разным сторонам. Ромирес был оставлен выздоравливать в деревне, а Сесиль с Консуэлой отправились в ссылку на другой конец острова соскребать со скал зеленую слизь, необходимую при приготовлении «молока пробуждения». Скоро при «невыясненных» обстоятельствах погиб Грап и голубой вопрос сам собой рассосался.
— Развод дело серьезное, и для его одобрения нужны веские доводы! — шаман постучал по тростниковой трибуне указательным пальцем. — Выходите и расскажите, что вас не утраивает.
Марсель и Гвинет расположились по бокам от трибуны.
— Начнем с тебя, — губернатор обратил внимание присутствующих на Гвинет. — Ты утверждаешь, что Марсель тебя систематически избивает.
— Тусегальпой клянусь, этот маньяк лупит меня почти каждый день, причем всем подряд!
— Чем можешь доказать? — губернатор, готовясь записать в книгу показания женщины, обмакнул кончик перьевой ручки в чернильницу.
— Вот, — аргумент Гвинет занимал добрую половину лица.
Чтобы лучше разглядеть синяк, шаман распахнул мантию, и вытянул из кармана жилета за цепочку от часов пурпурную веревочку, к которой уже было привязано пенсне. Водрузив пенсне на нос, он согласился с претензией Гвинет.
— Что можешь сказать в свое оправдание? — жирная, фиолетовая, чернильная клякса, посаженная в самом верху листа, ничуть не смутила шамана, под ней он спокойно вывел пером первый пункт обвинения: «Злостное избиение».
— А почему она, во время жертвоприношения, когда все воздавали хвалу Тусегальпо, пропустила целый куплет, причем очень важный, о связи небесных и подземных сил! — довод Марселя был ни к селу, ни к городу, но шаман воспринял его очень серьезно.
— Не было такого, он все врет! — Гвинет потянулась через голову губернатора, чтобы огреть мужа, выдернутым из трибуны тростником.
— Разберемся, — шаман отобрал у женщины «дубинку».
За правдой обратились к Тусегальпо. Шаман сходил, переоделся в юбку и все остальное и уселся на корточки под статуей божества.
— Это зачем? — следом за другими на поляну вышел Медведев.
— Верный способ, если хочешь узнать, что произойдет в будущем или как поступить в сложной ситуации, садишься рядом с Тусегальпо и дожидаешься, когда над его короной проплывет облако, но непростое, а особое, с прозрачными завитками, — Ребека хотела показать его рукой, но на небе такого пока не наблюдалось.