Я ушел. Поднявшись на один этаж, я остановился и подумал, что если на цыпочках спуститься и открыть дверь, то можно поймать его за чтением, но решил этого не делать, иначе он заупрямится и просидит так всю ночь. Глава 11 По утрам у меня обычно главное блюдо – «Таймс», а «Газетт» так, гарнирчик, но в тот четверг я поменял их местами, потому что «Газетт» проявила больше уважения к чужой насильственной смерти. В ней дали отличный материал о карьере и личности молодого блестящего гения рекламного дела, который погиб от выстрела в спину, и, не называя имен, намекали на то, что в нашей метрополии найдется по меньшей мере сотня роскошных красоток, мечтавших его пристукнуть. Тем не менее никаких бестактностей в материале не было, лишь косточка для любительниц что-нибудь погрызть. Главной статьей стала публикация о конкурсе, автор которой раскрыл тему так, что впору гордиться, благодаря основному источнику информации мисс Гертруде Фрейзи из Лос-Анджелеса. На третьей полосе поместили фотографию, где комбинация ее уникальных черт выглядела еще более впечатляющей и более невероятной, чем во плоти. Мисс Фрейзи подробно доложила репортеру о Лиге женской природы, об обеде в отеле вечером во вторник, в том числе о листке бумаги из бумажника Далманна, и о его словах, а под конец поведала о соглашении и о своих правах участницы конкурса. Другая финалистка, Сьюзен Тешер из журнала «Часы», оказалась для репортеров недоступна, вероятно по совету своей группы поддержки. Хэролд Роллинз доступен был, но отказался давать какие-либо комментарии или информацию, лишь объяснил, по какой причине выигрыш в полмиллиона баксов стал бы для него роковым ударом судьбы. Миссис Уилок, которая питалась одними таблетками, или Филип Янгер, с его приступом тахикардии, оказались разговорчивы не меньше, чем мисс Фрейзи. Оба выразили негодование, разочарование, но проявили боевой дух и не сошлись лишь в одном вопросе. Янгер считал, что в сложившейся ситуации единственный честный способ завершить конкурс – это разделить призовой фонд на пятерых, тогда как миссис Уилок была с ним не согласна. Она надеялась на большее, и, как она сказала, в нынешних обстоятельствах следовало бы выбросить те пять заданий, которые они получили, и взять новые, чтобы у всех были равные возможности. Наверное, я так и закончил бы чтение «Газетт» материалом о конкурсе, раз уж мы не занимались убийством, но в кухне были только мы с Фрицем, а он не любитель болтать. Потому я еще прочитал заметку, где нашел массу фактов, о которых умолчал Кремер: что Далманн был в темно-синем костюме, что домой из «Черчилля» он приехал на такси почти в одиннадцать тридцать, что женщину, которая его обнаружила, когда пришла готовить завтрак, зовут Эльга Джонсон, что в его квартире есть две комнаты и ванная, что пуля пробила сердце и застряла в ребре, а также много других деталей, в равной степени полезных. Имя убийцы не называлось. Расправившись с завтраком и газетами, я, как ранняя птичка, сидел в кабинете за пишущей машинкой, когда появился Сол Пензер. Сол не Мистер Америка, что понятно с первого взгляда. Нос у него раза в два больше, чем следовало бы, вид такой, будто Сол никогда не бреется, одно плечо на полдюйма выше другого, к тому же оба сутулые, а рукава у куртки слишком короткие. Но если бы я оказался на дереве, ствол которого грызла бы команда бобров, а вокруг сидели бы голодные тигры и вдруг появился бы Сол, я был бы ему рад, как никому другому. Никогда не видел, чтобы хоть что-то поставило его в тупик. Появился он ровно в восемь и сразу отправился наверх, а я вернулся к машинке. Без пяти девять он спустился, но я этого не заметил, пока он не позвал меня из прихожей: – Не хочешь запереть за мной дверь? – С удовольствием. Для того и замок, чтобы от тебя запираться. – Я поднялся. – Хорошо ли позавтракал? – Знаешь ли, хорошо. Я вышел в прихожую и спросил: – Нужен профессиональный совет? – Сам знаю, что делать. – Он снимал свою куртку с вешалки. – Начну с конца и пойду к началу. – Вот это правильно. – Я открыл ему дверь. – Если захочешь промочить горло, звони. – Буду рад, Арчи. Ты для этого правильный парень. – Ладно. Не снимай перчатки. Он ушел, а я запер дверь и вернулся к машинке. Раньше я слегка обижался, если Вулф давал поручение Солу и не только мне не говорил какое, но и ему велел не рассказывать, но это дело прошлое. Теперь меня это ничуть не задевало, просто раздражало немного, так как хотелось догадаться, что бы это могло быть за задание. Я потратил минут десять, ломая голову, но потом сообразил, что пользы от этого не больше, чем от романа в стихах, и ударил по клавишам. Скорость печати у меня зависит от настроения. Когда я в хорошей форме, могу печатать по десять страниц в час три часа подряд, а в среднем – шесть-семь и четыре-пять, если ленюсь. В то утро я не ленился, чтобы напечатать как можно больше к одиннадцати, когда Вулф спустится из оранжереи, потому что тогда для меня уже будет готова программа на день. Мешал телефон: один раз позвонил Рудольф Хансен, желавший получить отчет о проделанной работе, затем – Оливер Бафф, желавший того же; потом – Филип Янгер, желавший, чтобы я устроил ему встречу со всеми из ЛБА, и погрустневший, когда я его притормозил. Позвонил Лон Коэн из «Газетт» и спросил, не хочу ли я сообщить ему что-нибудь этакое об убийстве Далманна. Я торопился и потому не стал объяснять, что мы не занимаемся этим убийством, а сказал только, чтобы он был на связи, не спросив даже, откуда ему известно про наши контакты с ЛБА. Возможно, от мисс Фрейзи. Несмотря на все это, к одиннадцати часам я перепечатал беседы с Уилок, Тешер и Янгером и вставил лист для Роллинза. В одиннадцать загудел лифт, и появился Вулф, пожелал мне доброго утра, прошел к своему креслу, устроился поудобнее и сказал: – Я оставил газеты в своей комнате. Можно взять твои? Мне следовало положить их на его стол, поскольку я знал, что он завтракает не один. Я отнес ему газеты и снова сел за машинку. Он просмотрел утреннюю почту, где были в основном рекламки и приглашения на участие в общественных слушаниях, открыл новости и с газетой в руках откинулся на спинку кресла. Это было правильно, поскольку какая-нибудь новость могла повлиять на нашу программу. Читает он медленно, и я вовсю бил по клавишам, чтобы успеть закончить к тому времени, когда он отложит газету. Было еще без десяти двенадцать, когда я вытащил из каретки последнюю страницу беседы с Роллинзом, сверил с оригиналом и только тогда посмотрел в сторону Вулфа. Газеты он уже отодвинул и теперь с головой погрузился в «Прах красоты». Это было серьезно. Могло оказаться даже критично. Я скрепил степлером отчеты, написал на папке «Липперт, Бафф и Асса» и положил их в нее, поднялся, поставил папку на полку в шкаф, вернулся к столу, убрал машинку и все остальное, повернулся к нему и объявил: – Готов к действиям. Звонили Хансен и Бафф, хотели узнать, как у нас дела, а я посоветовал им не торопить события. Филип Янгер желает, чтобы вы устроили ему конференцию с ЛБА, и я сказал, что, возможно, позже. Лон Коэн хочет получить имя убийцы, желательно вместе с фотографией, к пяти часам. Это все. Готов выслушать инструкции. Он закончил читать абзац… нет, конечно, строфу. Одним словом, что-то закончил и поднял глаза на меня поверх книги. – Их нет, – заявил он. – О-о! Может, завтра? На следующей неделе? – Не знаю. Вечером мне пришла в голову одна мысль, но я не знаю. Я посмотрел ему в лицо. – Пробил ваш час, – с выражением произнес я. – Это самое паршивое дело, за какое вы брались. Прошло двадцать четыре часа. Почему оно еще не раскрыто? Ладно, вам хватает нервов сидеть и читать стишки, что само по себе нехорошо, но вы же еще говорите, чтобы и я делал что-то подобное… – Я встал. – Я увольняюсь. – Я тебе не говорил читать стихи. – Увольняюсь и еду смотреть бейсбол. Он покачал головой: – Ты не можешь уволиться, пока дело не закрыто, и не можешь поехать на бейсбол, потому что мне там с тобой не связаться, если ты понадобишься. – Понадоблюсь для чего? Принести пива? – Нет. – Он опустил книгу, сделал глубокий вдох и откинулся на спинку кресла. – Видимо, это неизбежно. Ты злишься, потому что не получил списка подвигов на сегодня. Ты, конечно же, проанализировал ситуацию, как и я. Отрадно видеть такое стремление к действию. Есть какие-нибудь предложения? – Это не моя работа. Если бы в мои обязанности входило делать предложения, мой стол был бы там, а ваш тут. – Тем не менее прошу. Пожалуйста, сядь, так чтобы я тебя видел, не задирая головы. Спасибо. На данный момент нет ничего, чего не сделала бы или не делала бы полиция. Они установили наблюдение, они изучают их прошлое, выясняют, нет ли у кого-то оружия, проверяют алиби, держат в напряжении, вызывают для дачи показаний… Хочешь соперничать с полицией? – Сами прекрасно знаете, что нет. Я хочу, чтобы вы взялись за работу и выдали мне инструкции. Или вы их уже выдали Солу? – Солу я дал одно небольшое задание, которым не хотел тебя занимать. Согласись, я прав: в данный момент мы ничего не можем предпринять, ни ты, ни я. Это вряд ли изменится раньше чем через неделю, пока не наступит крайний срок сдачи заданий. Мистеры Хансен и Бафф, О’Гарро и Асса, а также мистер Хири глубоко заблуждаются, полагая, будто преступник проявит себя до истечения этого времени. Напротив, намного вероятнее… – Нам от этого никакой пользы. Вы не сможете так долго тянуть. Вас вышвырнут. – Сомневаюсь. У меня есть информация для них. Как бы то ни было, я хотел сказать: намного вероятнее, что преступник проявит себя после, если ничего не случится, а я склонен думать, что случится. Нервы напряжены у всех, не только у преступника, и напряжение растет. Потому тебе и нельзя ехать на бейсбол, ты должен быть под рукой. А также отвечать на звонки. Звонки будут становиться настойчивее, отвечать нужно мягко, но твердо. Часть их я мог бы взять на себя, но лучше, если у меня будет возможность спокойно сосредоточиться и подумать. Разумеется, не следует говорить им, что я буду думать, возможно, дольше крайнего срока. – Например, до Четвертого июля, – с горечью сказал я. – Раньше или нет, не важно. – Он был само терпение. – Обычно я воспринимаю твои придирки как неизбежное зло. Иногда они бывают даже полезны, но в этот раз ожидание может затянуться, а я хочу, чтобы ты был свободен. Обещаю, Арчи… Зазвонил телефон. Я снял трубку, и хорошо обученный женский голос сообщил мне, что мистер О’Гарро желает побеседовать с мистером Вулфом. В ЛБА явно возвращались к старым привычкам. Я ответил, что мистер Вулф занят, однако мистер О’Гарро может побеседовать с мистером Гудвином, если угодно. Она сказала, что ему нужен мистер Вулф, а я сказал, что, как ни жаль, мистер Вулф недоступен. Она попросила меня не вешать трубку и после короткой паузы вернулась с просьбой пригласить к телефону мистера Гудвина, и я сказал, что это я. Тут в трубке раздался мужской голос: – Алло, Гудвин? Это Пэт О’Гарро. Мне нужно поговорить с Вулфом. – Я так и понял, но у меня строжайшая инструкция не беспокоить его, так что не рискну. Когда он погружен в дело – вот как сейчас в ваше, – прерывать его рискованно не только для меня, но и для дела. Вы хотите, чтобы он для вас разгрыз крепкий орешек, так что оставьте его в покое. – Бог мой! Должны же мы знать, что он делает! – Нет, сэр. Прошу прощения, вы ошибаетесь. Вы либо доверяете и доверяетесь ему, либо нет. Когда он так занят делом, как сейчас, то никогда не докладывает о своих действиях, и большая ошибка просить его это сделать. Как только возникнет что-то, о чем вам хочется знать или следует знать или в чем вы могли бы помочь, вы узнаете об этом без промедления. Как сегодня, когда я сказал мистеру Хансену и мистеру Баффу о вчерашнем визите инспектора Кремера. – Знаю. Я хотел бы заехать к вам после полудня. Во сколько это лучше сделать? – В любое удобное время. Я на месте, и, если хотите, сможете прочесть записи наших бесед с финалистами. Мистер Вулф будет у себя наверху, с ним вы не увидитесь. Повторяю, когда он так занят делом, как сейчас, его непросто убедить спуститься даже поесть. – Но, черт возьми, чем же он занят?! – Работает мозгами, ради которых вы его наняли. Разве вы, джентльмены, не говорили, что вам нужны его мозги? Вот вы их и получили. – Да, действительно. Увидимся после полудня. Я сказал, что буду ждать встречи, повесил трубку, повернулся к Вулфу, чтобы спросить, ну, как я справился, но он уже углубился в книгу, а я не захотел его беспокоить. Глава 12 Слава богу, те четыре дня, которые последовали за этим разговором, теперь в прошлом. Признаю: есть такие дела и такие ситуации, когда лучшее, что можно сделать, – это расставить ловушку и терпеливо ждать, когда жертва в нее попадется, и в таких случаях я умею быть терпеливым, но у нас был другой случай, мы не ставили никакой ловушки. Чтобы ждать, пока жертва сама себе устроит ловушку, а потом сама в нее попадется, требуется столько терпения, сколько у меня нет. Вулф тогда спросил, какие у меня есть предложения, и часть времени с четверга до полудня пятницы, в промежутках между телефонными звонками и визитами ЛБА, а также Тэлботта Хири, я ломал над этим голову. Пришлось признать, что в отношении слежки или проверок смысла тягаться с копами нет никакого. Но так или иначе, сидел я в кабинете или за кухонным столом, или брился, или чистил зубы, или смотрел в окно, я старался что-нибудь придумать и придумал по меньшей мере дюжину блестящих предложений, которые при ближайшем рассмотрении не стоили доброго слова. Об одном даже сообщил Вулфу в четверг после обеда: собрать вместе всех финалистов и сказать, будто мы считали, что Далманн положил листок с ответами на последнее задание в депозитный сейф, но, скорее всего, не сделал этого, так как в сейфе ответов не нашли, и поскольку теперь проверить их решения невозможно, задание будет заменено новым, еще не составленным. Вулф спросил, чего мы этим добьемся. Я ответил, мы увидим реакцию каждого. Он сказал, мы уже видели их реакцию, и, кроме того, в ЛБА мою идею справедливо отвергнут, иначе все их усилия спасти репутацию пойдут прахом. С утра в пятницу в газетах не появилось ничего интересного, но хотя бы не сообщили, что Кремер нашел преступника и дело закрыто. Даже наоборот. «Газетт» писала, что у него нет ни единого свидетеля, и, судя по тому, как был подан материал, подозреваемых тоже не было. Около полудня позвонил Лон Коэн, который спросил, чего Вулф ждет, и я сказал: озарения. Он спросил, какого еще озарения, а я посоветовал задать этот вопрос мисс Фрейзи. Кульминация телефонной драмы случилась в пятницу вскоре после ланча. Вулф ушел к себе подальше от звонков. Он уже дочитал «Прах красоты» и начал «Вечер на одного», без стихов, Клифтона Фадимана. Кульминация прошла в трех сценах, героем первой стал Патрик О’Гарро. Он звонил третий раз за двадцать четыре часа и был краток. Велел пригласить к телефону Ниро Вулфа, я ответил как обычно. Спросил, готов ли отчет, я ответил «нет». – Хорошо, – сказал он, – достаточно. Считайте этот звонок формальным уведомлением. Наше соглашение недействительно, а Вулф более не является представителем компании «Липперт, Бафф и Асса». Наш разговор записывается. Можете прислать счет за выполненные услуги. Вы меня слушаете? – Конечно слушаю. Хотел бы я сказать еще что-нибудь, поскольку мои разговоры записываются нечасто, но сказать нечего. До свидания.