Она вытаращила на него глаза, потом закрыла их. – Ты хотел, чтобы я забеременела? – Мы должны плодиться и размножаться. Твоя задача на земле – рожать детей. Она тихо лежала, отбросив смиренное ожидание смерти. У нее снова появилась крупица надежды. – Мне надо показаться врачу, Сэр. – Твое тело создано для этой цели. Доктора просто дурят людей и наживаются на них. Он хочет ребенка, напомнила она себе. – Для нас лучше, чтобы ребенок был здоровым. Мне нужны пренатальные витамины и хорошие условия. Если я заболею, ребенок в моем животе тоже заболеет. Огонек безумия сверкнул в его глазах. – Ты думаешь, что доктор-жулик знает лучше, чем я? – Нет. Мне просто хочется сделать как лучше для ребенка. – Я скажу тебе, как лучше. Встань и съешь то, что я тебе принес. Мы отложим наши отношения, пока не будем уверены, что он крепко сидит в тебе. Он принес ей маленький обогреватель и мягкое кресло. Поставил в комнатке маленький холодильник, где держал молоко, свежие фрукты и овощи. Он давал ей теперь больше мяса и заставлял каждый день принимать витамины. Когда он почувствовал, что она достаточно окрепла, насилие продолжилось, но реже. И по лицу он ее бил уже не кулаком, а ладонью. Ее живот рос, и Сэр принес ей огромные, широкие платья, которые она ненавидела, и пару шлепанцев, вызвавших у нее слезы благодарности. Он повесил на стену календарь и сам отмечал дни, а она смотрела, как ползут дни ее жизни. Конечно же, он позволит ей подняться наверх, когда родится ребенок. Он хочет ребенка и позволит ей с малышом выходить из тюрьмы. А потом… Ей не надо торопиться, размышляла Элис, сидя в кресле возле горячего обогревателя, а у нее в животе шевелился и бил ножкой ребенок. Она должна убедить его, что останется, будет послушной, что она сломалась. И когда она поймет, где находится, когда поймет, как ей лучше убежать, то убежит. Убьет его, если появится такая возможность, но убежит. Она жила этой мечтой. Ребенок родится, ребенок откроет перед ней дверь для побега. Для нее он средство, чтобы покончить с этим кошмаром, – и ничего больше, ведь это существо, которое безумный тюремщик насильственно поселил в ней. Когда она поднимется наверх, когда к ней вернутся силы, когда она поймет, где находится, когда Сэр начнет ей доверять, она убежит. К Рождеству она будет дома, в безопасности, а ублюдок будет убит или попадет за решетку. Ребенок… она не могла думать об этом. Пока не хотела. В конце сентября, когда шел одиннадцатый месяц ее плена, с режущей боли в спине у нее начались схватки. Она ходила, пытаясь их облегчить, сидела в кресле, лежала на койке, поджав коленки, но ничего не помогало. Боль растекалась, усиливалась. Когда отошли воды, она начала кричать. Кричала так, как не кричала в первые недели заточения. И, как и в те недели, никто не приходил на ее крик. Она в ужасе заползла на койку, а схватки все усиливались, делались чаще. Ее горло пересохло, жаждало воды, между схватками она набирала воду из раковины в одну из чашек «Дикси», которые он принес ей. Через десять часов после первых схваток открылась дверь. – Помоги мне. Пожалуйста, пожалуйста, помоги мне. Он торопливо сбежал вниз и встал, хмурясь, потом молча сдвинул шляпу на затылок. – Пожалуйста, мне больно. Ужасно больно. Мне нужен врач. О господи, мне нужна помощь. – Женщина рожает детей в крови и боли. Ты такая же, как все. Хороший день. Прекрасный день. Мой сын рождается на свет. – Не уходи! – зарыдала она, когда он стал подниматься по ступенькам. – Господи, не оставляй меня. – Потом боль лишила ее способности говорить, оставив только вой и визг. Он вернулся со стопкой старых полотенец, более пригодных для мытья пола, с водой в оцинкованном ведре и ножом в ножнах на поясе. – Пожалуйста, вызови врача. Кажется, что-то не так. – Все так, иначе не бывает. Это наказание Евы, вот и все. – Он откинул подол ее платья и сунул в нее пальцы, вызвав новую волну боли. – Похоже, ты почти готова. Давай, ори сколько хочешь. Никто тебя не услышит. Мой сын рождается. Я сам приму его. Достану собственными руками на моей собственной земле. Я знаю, что делать. В свое время принял немало телят, а это то же самое. Оно разорвет ее пополам, это чудовищное существо, которое ублюдок посадил в нее. Обезумев от боли, она колотила его, вырывалась. Потом просто зарыдала, обессилев, когда он снова ушел. Она снова стала драться, хрипло крича, когда он вернулся с веревкой и привязал ее к койке. – Ради твоей же пользы, – сказал он. – А теперь начинай выталкивать моего сына. Тужься, слышишь? Или я прямо сейчас вырежу его из тебя. Обливаясь потом, Элис тужилась из последних сил, даже когда ее разрывала боль. – Головка высунулась, ой, какая красивая. И уже волосики на ней. Тужься! Она собрала оставшиеся силы и заорала от невыносимой боли. Обмякла от усталости и услышала слабый, как мяуканье, крик. – Вышел? Вышел? – Ты родила девку. Она словно одурела от наркотика и чувствовала себя вне собственного тела, глядя сквозь глазурь слез и пота, как он держал извивавшегося ребенка, скользкого от крови и кала. – Девка. Его глаза, пустые и холодные, смотрели на Элис, и в ней снова вспыхнул страх. – Мужчине нужен сын. Он положил ребенка ей на живот, вытащил из кармана суровые нитки. – Приложи ее к груди, – приказал он, перевязывая пуповину. – Я… я не могу. У меня руки привязаны. С неподвижным, как маска, лицом он выдернул из-за пояса нож. Элис инстинктивно выгнулась, дернула за веревки, отчаянно стремясь обхватить руками ребенка, защитить его. Но он всего лишь перерезал пуповину, потом веревки. – Тебе нужно избавиться от последа. – Он притащил второе ведро. Крик девочки стал громче, и Элис обняла ее. Новая, но не такая сильная, как до этого, боль застигла ее врасплох. Он швырнул плаценту в ведро. – Заткни ее мяуканье. Помойся, и ее тоже вымой. Он стал подниматься по лестнице и оглянулся в последний раз: – Мужчине нужен сын, и он заслуживает сына. Дверь захлопнулась. Элис лежала в грязной постели, ребенок извивался и кричал рядом с ней. Ей не хотелось его кормить, она не знала, как это делать. Ей не хотелось оставаться наедине с младенцем. Не хотелось смотреть на него. Но она все-таки взглянула и увидела, как беспомощно оно лежит рядом с ней, это существо, которое росло внутри ее. Это существо. Этот ребенок. Дочь. – Все хорошо. Все будет хорошо. – Она пошевелилась, поморщилась и села, покачивая ребенка, поднесла девочку к груди. Ее чуть раскосые глаза слепо смотрели куда-то. Потом она поняла, что дочка взяла сосок и начала сосать. – Вот видишь, да, вот видишь. Все будет хорошо. Она ворковала, гладила крошечную головку и чувствовала, что ее переполняет огромная, невозможная любовь. – Ты моя, не его. Только моя. Ты Кора. Так зовут твою бабушку. Теперь ты моя Кора, и я буду тебя любить. Он бросил ее на три дня, и она боялась, что он не вернется. Со своей прикованной ногой она не могла добраться до двери и выйти из дома. Будь у нее что-нибудь острое, она, может, попыталась бы отрезать собственную ногу. Скудные припасы таяли, но у нее были полотенца для дочки. Она намыливала и стирала их, чтобы маленькая Кора оставалась чистенькой. Она сидела в кресле с дочкой на руках, пела песенки, ласково уговаривала Кору, когда та капризничала. Она носила дочку на руках, целовала в пушистую головку, любовалась крошечными пальчиками.