– А как же служба моя? – проронил жалобно Фрол. – Будет тебе служба, а пока сил набирайся и все дохтуровы приказы исполняй. Контузило тебя да по голове шандарахнуло. Но ничего, бог даст, выкарабкаешься, – филер подмигнул парнишке и покинул палату. В заводоуправлении Охтинского порохового Чарову сообщили, что к ним приезжал человек, представившийся письмоводителем конторы купца первой гильдии Полякова, с предложением закупить 100 пудов пороху для строительных надобностей, однако в просьбе той ему было отказано. – Каковы же причины отказа? – полюбопытствовал судебный следователь. – Отпуск пороху в подобных количествах позволителен по согласованию с военным ведомством и Министерством внутренних дел. Ко всему прочему, согласно полученному циркуляру МВД, мы обязаны уведомлять Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии. О чем и было доведено до представителя Полякова, окромя сведений о циркуляре, разумеется, – понятливо улыбнулся служащий. – Одного не могу взять в толк. Отчего у Полякова, закупавшего у нас порох и допрежь, составили столь неправильную, с отсутствием разрешительных виз, бумагу. Должно быть, его конторские недосмотрели, да и тот письмоводитель, что у нас был, вразумительных объяснений предоставить не пожелал. – Письмоводитель, часом, не этот? – Чаров предъявил карточку Лиховцева. – Он, определенно он, господин следователь, – сотрудник уверенно опознал Казимира. – А не припомните обстоятельства происшедшей у вас кражи в мае, когда пуд пороху за ограду вынесли? – спросил наудачу Сергей. – Как же-с, помню. Караульные под суд пошли, а вот инженер наш, в том деле замешанный, в заводскую кассу стоимость украденного пороху возместил да и расчет получил. Касательно полицейских мер, в отношении его потом принятых, мне ничего неизвестно, – развел руками чиновник. Как уже повелось, ввиду позднего часа, Шнырь приехал на дом к судебному следователю, хотя подобная практика начальством не поощрялась. – Стало быть, инженер Кройц испытал бомбу, а Лиховцев в том ему помогал. Занятное пируэте и превесьма. Сколько времени твой молодец в больнице проведет? – Дохтур сказывал с месяц. – М-да…. Пусть благодарит Господа, что живой остался да увечья тяжелого на всю остатнюю жизнь не заполучил. Впредь ему наука, как любопытствовать почем зря. Вот что я подумал, – взял доверительный тон Сергей. – Судя по взрыву на Аптекарском и неустанном экспериментировании у себя на даче, инженер будет продолжать свои опыты. Кройц поступил в контору Полякова и теперь для нужд железнодорожного строительства над новыми типами взрывчатки работает. Иное дело, что он позволил себе испытания вблизи дач проводить. Но речь сейчас не об том. Раз студент возле инженера юлой вертится, полагаю, хочет бомбу заполучить. Так что за ним пригляд нужен. – Дык я сегодня за ним уж ходил. Только он цельный день в классах, опосля в библиотеке, а ввечеру опять к Ржевуцкой поднимался, но ночевать домой пошел. Видать, родителей все ж таки чтит, разврат свой показывать не желает. – Желает или нет, они, чай, сами не дураки, поняли уж давно, куда их сынок опосля классов шастает, – брезгливо опустил уголки губ Сергей. – Нечаев меня беспокоит. Его высокопревосходительство тебя к учителю Закона Божия приставил, а мы его приказ спустя рукава исполняем. Надобно вдругорядь графа просить, дабы нового ученика тебе дали. – Не стоит беспокоить его высокопревосходительство. Господин Мерзликин обещался своей властью одного филера в мое распоряжение временно предоставить, хотя не вижу особенной в том нужды… – потупил взгляд агент. – Говори, что хотел. – Сыскная полиция своих людей к Ржевуцким приставила. Вчерась один такой ферт возле их дома терся, а как поляк из квартиры вон, за ним эдаким франтом поплыл. – Стало быть, господин Блок распорядился, – задумчиво протянул Чаров. – Убийство Князя он расследует и в своих действиях задачей поимки преступника руководствуется. Неблагонадежные и всякие там нигилисты не его епархия, любезный Шнырь. Виды политического сыска, кои мы перво-наперво в расчет берем, Блоку не указ. Ему нужно убийцу Журавского изобличить да господину Путилину об том доложить, а мы ему препятствия чиним. – Да как же-с? – озадаченно вопросил агент. – Да вот так же-с! Возьмем, к примеру, Ржевуцкую. Блок уж давно бы под арест оную дамочку посадил да к сознанию в убийстве Князя привел, а я ему про сомнительные абстракции и обстоятельства высшего порядка толкую да обождать то и дело прошу. Вот какая закавыка получается, уяснил? – Дык как тогда с человеком господина Мерзликина быть? – спустил судебного следователя с небес на землю Шнырь. – Яков Петрович, как я посмотрю, на нашей стороне, – улыбнулся Чаров. – Пусть за студентом оный филер походит, да что б присутствию людей господина Блока возле дома, где Лиховцевы с Ржевуцкими квартируют, не удивлялся. Вразуми его на оный предмет, а сам день-другой за Нечаевым понаблюдай. – Слушаюсь, ваше высокоблагородие. Завтра же на Захарьевской с утреца буду, – бодро отрапортовал Шнырь. В присутствии Чаров имел душеспасительную беседу с прокурором Окружного суда, ненароком столкнувшись с ним в вестибюле. Тот упрекнул Сергея в затягивании следствия и пригрозил пожаловаться председателю суда, если он не назовет предполагаемого убийцу Журавского до конца октября. Нетерпение прокурора объяснял скандальный интерес столичной публики к происшествию в «Знаменской» гостинице. Поскольку Чаров открещивался от обстоятельных интервью газетчикам, отделываясь пустыми круглыми фразами, а занимающийся дознанием Блок был неуловим, тогда как его шеф по Сыскной полиции Путилин адресовал их вопросы подчиненному, те дружно ринулись к прокурору и не гнушались беспокоить господина председателя Окружного суда. Не добившись от обоих ничего конкретного, беспардонные писаки, в надежде заполнить скандальным материалом колонки своих криминальных хроник, начали досаждать министру юстиции, чем вызвали его неудовольствие, вылившееся на голову прокурора. Делать откровенные реприманды племяннику собрата по МВД министр юстиции воздержался. Пообещав, что к означенному сроку убийца будет непременно найден, Сергей расстался с озадаченным прокурором и, наняв извозчика, погнал на Фонтанку. – Пришло донесение из Варшавы, Чаров, – шеф жандармов вытащил из папки голубоватого оттенка бумагу с двуглавым орлом вверху и протянул ее судебному следователю. – Как видите, Ржевуцкая, допрежь как ею стать, носила фамилию Петржембская и проживала со своей семьей в провинциальном захолустье, а ее папаша владел, да и сейчас владеет, в тамошней Лодзи текстильной фабрикой. – И как понимаю, дал дочери прекрасное образование во Франции, – пробегая текст справки глазами, отозвался судебный следователь. – Читайте дальше, – в нетерпении бросил Шувалов. – О-о-о! Как мы и предполагали, Катаржина Ржевуцкая состояла в знакомых Князя. Раз пани Петржембская водила дружбу с мамашей Журавского, их дети определенно дружили. – Дружили, не дружили, но замуж ее дочь за покойного выйти мечтала, зато папаша мадемуазель был ни в какую и услал дщерь свою от греха подальше в Париж. А опосля выдал за обедневшего, но родовитого Ржевуцкого, дав за дочерью хорошее приданое. Обычная история, – махнул рукой граф. – А несостоявшийся жених и природный шляхтич Журавский перебрался тем временем в Варшаву, чем занимался во время мятежа32 – толком неизвестно, а после в столице империи как вор и карманник объявился. Прямо-таки невероятная, можно сказать, сумасшедшая метаморфоза, ваше высокопревосходительство. Воистину, герой нашего времени, нашего нынешнего времени. – Главное, что их дорожки раньше пересекались, – сделал озабоченное лицо шеф жандармов. Сравнение с лермонтовским Печориным щипача Журавского не пришлось ему по сердцу. – Ума не приложу, что явилось причиной трагедии в «Знаменской» гостинице? Какой бы порочной эмансипе ни была польская мадам, вот так, хладнокровно и расчетливо, расправиться с любовником после близости, да из его же револьвера. Отказываюсь понимать дамскую логику, Чаров. – Заряженный ремингтон Журавского нашли при обыске в гостинице под ковром спальни возле изголовья кровати, а не в несгораемом шкапу. Полагаю, Князь кого-то опасался и держал оружие наготове, тогда как застрелен он был из патентованного кольта, кой убийца унесла, э-э-э унес с собой, – поправился тотчас Сергей. – Ваша оговорка не случайна, Чаров, – колючий взгляд Шувалова безжалостно воткнулся в судебного следователя. – Давайте, рассказывайте, – строго приказал граф. – Полагаю, ежели Ржевуцкая замыслила убийство Князя, она бы не стала это делать в гостинице, где на выстрел могли сбежаться люди, а избрала бы иное место. Да и вся прелюдия перед убийством в высшей степени противоестественна, дабы стать причиной прискорбного события. Опять же видимых мотивов избавиться от Князя у Ржевуцкой не просматривается, тогда как у ее супруга они налицо. – Полагаете, в нумере присутствовало еще одно, неизвестное нам, лицо, застрелившее Журавского? – Скорее, неожиданно там появившееся. – По-вашему, Ржевуцкий заподозрил измену, проследил за женой и ворвался в нумер в самую неподходящую минуту, – ухмыльнулся Шувалов. – Вполне допускаю, но для этого потребовалось бы выломать дверь, однако следов повреждений ни дверь, ни дверной косяк, ни замок не имеют. – Стало быть, нумер оказался не заперт. Однако ж согласитесь. Предполагая, чем они собираются заняться, не предусмотреть подобной детали было крайне неосмотрительно. – Тем не менее, так оно и случилось, ваше высокопревосходительство. Вероятно, когда они зашли в нумер, ни о чем эдаком и не помышляли. Все произошло спонтанно. Ржевуцкая уже покинула нумер, а после, ежели взять на ум показания коридорного, портье и швейцара, кои в один голос утверждают, что не видели, как старушка покидала гостиницу, вернулась обратно. Для Журавского ее повторный визит стал полной неожиданностью. Он мог впустить ее, а дверь не запереть. Ржевуцкая зашла, между ними состоялось решительное объяснение, годами дремавшая страсть вспыхнула с новой силой, и, разоблачаясь в лихорадке желания, Журавский кидал одежду куда попало, но и она, в предвкушении близости, ничего не видела вокруг, а после… – Ясно, ясно, Чаров, – граф поспешил остановить разошедшегося Сергея. – В пользу этой версии свидетельствует беспорядочно разбросанное по спальне белье Журавского, – настаивал на «спонтанной» версии случившейся близости судебный следователь. – А Ржевуцкая, стало быть, уже преспокойно одевалась под бдительным оком ревнивца мужа и над неостывшим трупом любовника. Живописнейшая картина, – представил себе приведенную Чаровым сцену Шувалов. – Так или инако, в день убийства Ржевуцкий пребывал в столице, и свое алиби ему придется доказать. – А когда он побывал в Москве? – Москву он посещал дважды. Первый раз довольно коротко с супругой, тогда наблюдение за ними установлено не было, а во второй, я об том уж докладывал вашему высокопревосходительству, отбыл в одиночестве с неделю назад. И до сих пор в Белокаменной обретается. – А что Нечаев? – Переехал по новому месту службы. Аттестации от прежнего начальства по Андреевскому городскому училищу имеет превосходные, однако образ мыслей его едва ли поменялся, – Чаров подумал о запрещенной литературе, кою видел у Нечаева Шнырь, но ограничился общими словами. – Горбатого могила исправит. И откуда подобный люд берется? – искренне недоумевал граф. – Кстати, о Ржевуцком. Генерал Слезкин известил меня, что оный пан в своих московских связях с неблагонадежной публикой решительно не замечен. Все с издателями, литераторами да купцами и докторами знакомства водит, причем весьма респектабельными. Правда, издатель «Москвы» господин Аксаков получал предостережения от вашего дядюшки за резкие пассажи против правительства, однако верность его самодержавию и преданное служение России общеизвестны. Об образе мыслей редактора «Русских ведомостей» господина Скворцова мне ведомо куда менее, но газета его предупреждений вовсе не имеет. – Смею предположить, коли поднадзорные поляки и злоумышляют, то жена играет не последнюю скрипку в их семейном дуэте. – И ежели убийца Князя действительно Ржевуцкий, это объясняет, что даже в состоянии аффекта он не убил жену. – Пожалел необходимого сообщника, ваше высокопревосходительство. Дело превыше всего! Хотя это не более чем домыслы. – Домыслы – важный инструмент расследования, Чаров, – наставительно протянул Шувалов. – А по поводу вашей новой, психологической версии по установлению личности истинного убийцы Князя с вами затруднительно не согласиться, – шеф жандармов оценил ход мыслей судебного следователя. – Благодарю, ваше высокопревосходительство, однако брошь так и не найдена, – неподдельная досада растеклась по его лицу. – Питаю себя надеждой, что оная безделица непременно сыщется, коли вы запутанный клубок, именуемый «убийство Журавского», распутаете. Глава. 16. Московские друзья пана Станислава Пока поезд вился долгой змеей и медленно подползал к перрону, агенты московского губернского жандармского управления неторопливо фланировали по платформе в ожидании объекта наблюдения. Через пару часов начальник управления генерал-майор Слезкин прочитал следующее: «По выходе с вокзала в семь часов с половиною пополудни наблюдаемый, он же Профессор, нанял легкового извозчика (нумера экипажа приводятся) и отбыл на Софийскую набережную, где остановился в нумерах гостиницы Кокоревского подворья, уплатив за неделю вперед. Отужинав в ресторане гостиницы, Профессор подозвал посыльного и отдал ему два конверта, кои тот незамедлительно отвез по адресам, мною установленным. Дом княгини Трубецкой у Малого Каменного моста по Полянке, в коем располагается редакция газеты „Русские Ведомости“, и бывшая усадьба купца Долгова, ныне доктора Захарьина собственный дом по Первой Мещанской улице. Из ресторана, ни с кем не вступая в разговор, Профессор поднялся к себе в нумер на четвертом этаже и более не выходил. Агент Кактус заселился в нумер по соседству и продолжает наблюдение. Наблюдательный агент Шкварка». Вид из окон на Кремль и Москву-реку приятно радовал глаз, и пану Станиславу не хотелось покидать свой уютный номер, но в дверь постучали. Мальчишка-посыльный принес ответ доктора Захарьина, в котором тот сообщал, что ознакомился с анамнезом, проведенным вчера его ассистентом33, и теперь лично нанесет визит в гостиницу завтра во втором часу пополудни и осмотрит господина Ржевуцкого. «Что ж, коли так, сегодня еду к Скворцову, а вечером отобедаю с племянницей и ее супругом да передам гостинцы от Зоси», – запер дверь номера пан Станислав. В редакции «Русских ведомостей» ему были рады, с удовольствием взяли привезенную статью, а о переделках даже не заикались. – В прошлый раз вы говорили, что пишете о состоянии печати при Наполеоне, я имею в виду нынешнего французского императора, – уже при расставании вспомнил главред. – Ежели мои суждения придутся ко двору, статья вчерне завершена. Я перепишу ее набело и предоставлю ее в ваше распоряжение перед отъездом в Петербург, господин Скворцов, инако через неделю. – Превосходно, господин Ржевуцкий. У нас образовался острейший голод на подобные темы. Образованная публика желает знать нынешнее состояние умов в Европе, однако тамошних корреспондентов у нас, к несчастью, недостает. Коли бы вы взяли на себя труд давать нам материал подобного рода, был бы весьма признателен. Насчет гонорара можно переговорить перед вашим отъездом. – Отчего бы и нет, господин Скворцов, но вы должно быть запамятовали. Я проживаю в Варшавской губернии Царства Польского Российской империи, а вовсе не в Европе, – в запальчивости бросил поляк.